Я слышал, как гризли тяжело дышит, и каждые несколько секунд он издавал ужасный вой. Медведь сгибал правую переднюю лапу, высоко держа ее, его огромные когти торчали наружу
Впервые эта история появилось в апрельском номере журнала Outdoor Life за 1954 год
На земле Виктория, а также в других частях канадской Арктики ездовые собаки так же важны для эскимоса, как лошадь для ковбоя. Это строго рабочие собаки, а не домашние животные, и используются они в основном для того, чтобы тянуть нарты.
Когда эскимос видит белого медведя, он спускает своих собак, и они набрасываются на хищника, отвлекая его, пока человек не сможет подойти достаточно близко, чтобы попасть ему в грудь выстрелом из ружья, когда медведь встает на задние лапы. Медведи в борьбе убивают многих собак, но те, кто выживает, со временем становятся своеобразными экспертами в травле медведей.
Однажды августовским днем 1921 года я сидел на склоне горы Аляска и наводил бинокль на самого большого медведя гризли, которого я когда-либо видел. Каждый раз, когда я его замечал, я приходил в восторг. Летом я несколько раз пытался перейти реку вброд, чтобы добраться до него, но дельту трудно пересечь — ее ледниковые воды глубоки и быстры, — и именно они каждый раз меня заставляли возвращаться.
Той осенью температура оставалась высокой вплоть до ледостава. Но в тот августовский день я все-таки решил добыть этого медведя и начал придумывать способ переправиться через реку.
Однажды утром, примерно неделю спустя, мои ездовые собаки буквально начали сходить с ума и заливаться лаем. Гризли или карибу (северные олени) время от времени бродили по округе, поэтому я схватил винтовку и вышел из лесного домика. Вместо дикого зверя во дворе были две собаки. Чужие собаки. Но какие собаки! Большие и волкоподобные, они весили, наверное, около 120 фунтов каждая (около 55 кг). Они оба были самцами, и я подумал, что они могут подраться с моими цепными собаками, а сейчас мне хотелось этого меньше всего, поэтому я решил прогнать их.
«Уходите!», — заорал я и запустил в них камнем.
Они увернулись и продолжали сидеть, глядя на меня. После того, как они увернулись еще от двух или трех камней и не выказали никаких признаков ухода (и, кстати, драки), я сдался.
«Тогда идите сюда!», — позвал я.
Они подбежали ко мне, виляя хвостами, как будто с самого начала знали, что им будут рады. Я посадил их на привязь, думая, что их владелец, вероятно, будет их искать.
Наступили заморозки, и ни один хозяин на них не претендовал. Однако мне все равно нужна была еще пара ездовых собак, так что я не особо возражал. Я назвал их Юкон и Рэд (названия рек на Аляске, — прим. переводчика).
Когда я впервые запряг их со своими тремя собаками, большой темный парень по кличке Юкон спокойно занял позицию вожака. Ни одна из моих собак не была хороша в качестве лидера, поэтому я оставил его на пробу впереди. Из него получился прекрасный вожак — он реагировал на команды моментально. Кроме того, он тянул как лошадь, и каким-то образом подбадривал всю команду. Обычно толкать сани и погонять ездовых собак — тяжелая работа, но с Юконом впереди и Рэдом рядом мне действительно было спокойно.
Той зимой я ставил ловушки на другом берегу реки. Лисьи шкурки стоили неплохо. Холодная погода меня нисколько не остановила. Однажды в феврале, когда тут и там лежали клочья тумана, как это всегда бывает в по-настоящему холодные дни — в тот день было не менее 45 градусов ниже нуля (-7 градусов С), я был на другом берегу реки и вел свою команду вверх по каньону. В маленьком каньоне почти всегда достаточно небольшого ветерка, чтобы ивы не обмерзли, но в этот день я заметил небольшой участок покрытых инеем ив на крутом склоне. Я не мог до конца разобраться в этом, поэтому остановился и осмотрел все в бинокль. Прямо под ивами была медвежья берлога, и, вероятно, горячее дыхание медведя снизу в буквальном смысле замерзало в воздухе и скапливалось на ветках. Теперь я задавался вопросом — может быть, этот тот здоровяк, которого я искал? Мне нужно было все осмотреть и убедиться.
С тех пор каждый раз, проходя мимо этого места, я останавливался и смотрел в бинокль. Медведь оставался в берлоге весь март и апрель.
Утром 6 мая 1922 года я вышел из хижины с винтовкой в руке и легким рюкзаком за спиной. Зима покидала суровый хребет Аляски; снег таял, было тепло, и я хотел побывать в горах. Годился любой предлог. Я предупредил своих знакомых, что собираюсь перейти реку, чтобы посмотреть, все ли еще медведь в своей берлоге. У меня была привычка брать с собой в походы пару собак, поэтому я взял с собой Юкона и Рэда.
На реке все еще был крепкий лед, хотя по ней и текло несколько дюймов воды, поэтому я перешел реку и начал подниматься в гору. Задолго до того, как я добрался до логова, я увидел отходящий от него след. Медведь вычистил свою берлогу, и часть грязи скатилась по склону на снег. Следы, ведущие из логова, были такими огромными, что я был уверен, что их могло оставить только одно животное — черный гризли.
После пробуждения он несколько дней бездельничал — выходил погреться на солнышке в теплые дни, затем заползал обратно и ночью спал в берлоге. Свежие следы вели вверх по каньону; на вид им было не больше двух часов. С обеих сторон возвышались отвесные скалы, и я знал, что каньон резко обрывался стеной примерно в миле (1,6 км) выше. Значит, медведь попал в ловушку!
За ночь выпало три дюйма (7-8 см) снега. Это способствовало хорошему отслеживанию, но свежий снег поверх старых утрамбованных сугробов также сделал дно этого крутого каньона крайне скользким. Я пристегнул пару стальных ледоходов, которые всегда носил с собой в рюкзаке, и отправился по свежему следу. Этот медведь оставил самые большие следы, которые я когда-либо видел! Он ходил как-то косолапо, и следы довольно сильно расходились друг от друга.
Его большие когти — а они были большими — виднелись на каждом следе по свежему снегу. Собаки продолжали рваться вперед. Каньон сузился. Я знал, что медведь был внутри и не мог выбраться, кроме как пройдя мимо меня. Я не знал, где мог с ним столкнуться, но очень надеялся, что у меня будет достаточно времени разобраться с ним до того, как он доберется до собак — если только они будут настолько глупы, чтобы напасть на него.
Следы вели вверх посередине каньона примерно на полмили. Сдерживать собак становилось все труднее. Я не хотел производить больше шума, чем необходимо, поэтому мне пришлось тихо прикрикнуть на них. Я действительно начал нервничать. Я хотел добыть медведя, но не хотел, чтобы собаки пострадали. Что меня поразило, так это то, как они вели себя. Они бросались прямо на каждый пригорок, ощетинившись и рыча. Они определенно вели себя иначе.
Но медведя нигде не было видно. Я мог рассматривать все покрытые лишайником стены, которые образовывали тесную коробку. Вдруг я услышал грохот камней, затем увидел, как рыхлый снег и камни отскакивают от изгиба стены прямо надо мной в нескольких метрах от меня. Внезапно показался медведь. Он, очевидно, не осознавал, что я рядом. Этот черный хищник выглядел больше, чем … ну, как вся эта чертова гора, обрушивающаяся вниз. Я вскинул винтовку калибра .30 / 06, но прежде чем я успел выстрелить, Юкон и Рэд проскочили мимо меня ему навстречу.
«Юкон, Рэд, вернитесь сюда, черт возьми!» — я заорал, одновременно пытаясь прицелиться. Медведь просто сидел, я мог легко попасть в него. Но мои бешеные собаки буквально встали на пути и мешали.
Бац! Эхо в каньоне чуть не оглушило меня. Первым выстрелом я сломал медведю левое плечо. Как только я выстрелил, Юкон встретился с ним лоб в лоб, и испуганный медведь замахнулся на него лапой размером со снегоступ — но промахнулся!
Медведь взревел от неожиданности и боли. Он и две собаки покатились на дно каньона, прямо к моим ногам. Все произошло в мгновение ока. Я был настолько ошеломлен, что не успел пошевелиться — вероятно, не смог бы, даже если бы попытался.
Медведь поднялся, огляделся, хотя и не мог поверить в происходящее, встряхнулся всем телом и побежал по тропе так быстро, как только мог — собаки роились вокруг него. Я пытался навести на него ружье. Каждый раз, когда я это делал, мимо проносилась собака, так что я не успевал выстрелить. Затем, под медвежий вой и рычание собак, они скрылись за поворотом.
Я побежал к ним и пробежал несколько десятков метров, когда увидел, что собаки возвращаются, они бежали изо всех сил, и уже разъяренный медведь следовал за ними. Они направлялись прямо ко мне. Я поднял винтовку, но поскользнулся. И приземлился плашмя на спину, задрав обе ноги в воздух.
Мне повезло, что я первым выстрелом повредил медведю плечо — собаки могли убежать от него. Иначе, я думаю, он поймал бы их в том маленьком каньоне и разорвал.
В итоге, вместо того чтобы привести медведя ко мне, они повели бешеную и ревущую тварь мимо меня к началу каньона. Я развернулся, когда они пробегали в нескольких метрах мимо меня, и выстрелил, не целясь. Медведь пошатнулся.
Боже, он выглядел огромным! Он продолжал преследовать собак — просто кипя от злости и обвиняя их в своих бедах. Они добежали до конца каньона, где медведь сел на землю, мордой к ним, и начал отмахиваться от них лапой.
Я поднимаюсь на ноги, крепко втаптываю обувь в утрамбованный снег и высматриваю просвет. Однако каждый раз, когда я был готов стрелять, на пути оказывалась собака. Я раздраженно застонал и стоял, наблюдая за собаками. Рэд работал позади медведя и фактически прыгал ему на спину, все время нанося укусы. Юкон танцевал взад-вперед перед ним, отвлекая его. И тут меня, наконец, осенило: это были опытные медвежатники! Они работали как команда: один отвлекал медведя, пока другой нырял и рвал его.
Рэд бросился как раз в тот момент, когда я выстрелил. Пуля попала медведю в заднюю лапу.
Он снова двинулся вниз по каньону, собаки с рычанием преследовали его по пятам. Я развернулся и выстрелил еще раз, когда они пробегали мимо меня. Вскоре они вернулись снова, опять медведь гнался за собаками. Хищник скакал на трех лапах, его губы скривились, и при каждом прыжке обнажались крупные белые зубы.
Я снова выстрелил в него. На этот раз он прошел так близко от меня, что я смог разглядеть отдельные волоски на его волнистой с серебристыми крапинками шкуре.
Это повторилось еще дважды — сперва медведь бежал впереди от них, а потом собаки бежали от него, поджав хвосты и втянув головы в плечи, подзадоривая зверя. И я смог сделать еще два выстрела.
Каждый раз, когда я стрелял, громкое эхо разносилось взад и вперед по этому маленькому каньону. Рев и лай животных казались нереальными. Наконец, они остановились в нескольких метрах от меня, и медведь снова сел лицом к собакам. Он слабел. Он сидел на корточках, открыв рот, свесив левую ногу. Кровь сочилась из полудюжины мест на его черной шкуре, и дно каньона выглядело так, как будто по нему туда-сюда проехала машина для поливки цветов, разбрызгивая кровь.
Я слышал, как гризли тяжело дышит, и каждые несколько секунд он издавал ужасный вой. Он сгибал правую переднюю лапу, высоко держа ее, его огромные когти торчали наружу. Потом он забывал о своем сломанном левом плече, делал выпад, пытаясь схватить собаку зубами, и приземлялся почти плашмя на морду. Я почти почувствовал, как задрожала земля, когда он ударился. Затем Рэд забирался ему на спину, рычал, пританцовывал и кусал его своими волчьими зубами.
«Полегче, ребята, полегче! Отдайте его мне. Вернитесь. Юкон, уйди с дороги!», — закричал я, пытаясь освободиться, пока собаки прыгали взад и вперед, кусая истекающего кровью и шатающегося медведя.
Я увидел свой шанс и выстрелил. Выстрел пришелся в грудь! Медведь упал брюхом вниз и лежал там. Он поднял голову, опустил ее, снова поднял — это была игра до последнего. Последний выстрел в шею успокоил его навсегда. Две собаки забрались на него и еще немного потрепали по шерсти.
«Где, черт возьми, вы научились так драться с медведем? Вы, две сумасшедшие дворняги, чуть не убили нас всех, но вам, похоже, это понравилось!»
Этот медведь был чудовищем. Шкура, после того как я снял ее и упаковал, имела длину 10 футов 8 дюймов (3,3 метра) в длину. Большая, темная, блестящая шерсть была с серебристым отливом, и это был самый прекрасный трофей, который я когда-либо видел. Его череп, который позже почистили и измерили, был 17 дюймов в длину (43,2 см).
Примерно в середине июня я латал кое-какие щели в хижине, когда к дому подъехала и остановилась чья-то машина. Я поднял голову, помахал рукой и направился к нему. В те дни на Аляске машин было мало. Водитель — парень с волосами соломенного цвета — вылез из машины, затем внезапно застыл, увидев Юкона и Рэда, привязанных к стене дома. Он подбежал к ним, наклонился и прижал к себе, гладя и поднимая большой шум. Я подошел, и парень встал с ухмылкой на лице.
«Вы знаете этих собак?» — спросил я.
«Конечно. Они мои. Меня зовут Элмер. Мои собаки разбрелись прошлой осенью. С тех пор я все гадаю, что с ними случилось»
После выяснилось, что владелец держал их на шахте в качестве сторожевых псов для своих детей. Они бегали на свободе, играли с детьми и не давали медведям бродить по лагерю.
Когда я рассказал ему о том, как они справились с большим гризли, Элмер сказал:
«Эти эскимосские собаки из канадской Арктики – лучшие медвежатники в мире. Они должны быть такими, иначе долго там не протянут»
Мне не хотелось расставаться с ними, но иначе я поступить не мог. Они были невероятные.
Несколько человек, которые видели шкуру моего большого медведя, хотели купить ее, но я не стал продавать. В те дни продажа медвежьих шкур была легальной, и я был готов расстаться с любой шкурой, которая у меня была, — кроме этой. Один покупатель предложил мне за нее 150 долларов, но я ему отказал.
