Река Малая Кокшага, левый приток Волги длиной 194 километра, протекает по территории Республики Марий Эл. Ее устье находится ниже поселка Кокшайск примерно в пяти километрах. Этот участок Волги относится к Куйбышевскому водохранилищу. Русло реки располагается в направлении юго-запада.
Рыбалка с городсвой набережной успешна как на удочку, так и на фидер. Фото: Александр Токарев.
Малая Кокшага берет начало в Вятских увалах в Новоторъяльском районе из родника, бегущего с Каменной горы.
Над истоком реки возведена часовня в честь Святой Троицы, а сам родник освящен местным архиепископом Иоанном.
Русло Малой Кокшаги извилисто, изобилует травянистыми старицами.
Кругом стоят глухие леса с луговинами.
В верхнем течении река узкая, заросшая камышом, роголистником и кувшинками.
В сужениях имеются участки с быстрым течением.
Есть и глубокие омуты, где вода ходит кругом.
В пределах города Йошкар-Олы, который раньше назывался Царевококшайском (букв. Царёв город на Кокшаге), река широкая, с медленным течением, на окраине же она переходит в рукотворное водохранилище, в водах которого отражаются золотые купола храмов и крепостные стены.
Есть на берегу Малой Кокшаги и голландский уголок под названием
Набережная Брюгге — местный маленький Амстердам. Ниже города построена плотина, до которой каждый год поднимаются с Волги крупные караси, дарящие местным рыцарям донки и фидера праздник рыбалки. Далее река идет в южном направлении среди сосновых боров, клюквенных болот и лиственных рощ.
С развитием «цивилизации» рыбьи стада заметно сократились. По берегам образовалось много горельников от пожаров, в которых большей частью виноват человек.
Но все равно Малая Кокшага остается рекой, подходящей для сплава и рыбалки. Особенно вольготно в глухих безлюдных местах в нижнем течении реки, хотя и в пределах Йошкар-Олы есть рыба.
Воблер на малой реке щук ловит исправно. Фото: Александр Токарев.
С ЛОДКИ
Расставшись со своей лодкой, на моторе я стал выходить все реже и реже — то с друзьями, то с деревенским знакомым, по случаю.
Иногда якорился на резиновой лодке, но после удобной алюминиевой, где можно было развалиться в кресле, в «резинке» меня крючило так, что после дня ловли я ног не чувствовал.
К тому же стоять на якорях у фарватера на резиновой лодке не слишком уютно, во всяком случае не так весело, как в двадцать пять лет. Тогда, бывало, от бакена до берега чуть ли не с полкилометра я возвращался то с проколотой лодкой, то с пробитым днищем, как в ванне, по пояс в воде.
Навидался также, как в жару даже у опытных рыболовов лопаются «резинки»…
Вернулась ловля на бортовую удочку как-то неожиданно. Глядя на быстрое течение речушки Малой Кокшаги выше города, я вдруг подумал, а не посидеть ли мне в лодке с полчасика, глядя на гибкий сторожок. Пусть это и не большая вода, без крика чаек, мурлыканья теплоходных дизелей, неожиданных штормов и хлестких язевых поклевок, но если раз-другой кивнет сторожок да на леске забьется сорожка с ладошку, и то хорошо.
Проверенная «кольцовка» с килограммами свинца в днище кормушки и тяжеленным кольцом здесь, конечно, не пойдет. Это у правого берега Волги на шести – восьми метрах глубины и стремительном течении этих килограммов, случается, не хватает.
Вспоминается снасть, применяемая большей частью нашими соседями — чувашскими рыболовами (может, оттого и называют ее у нас «чувашкой», не в обиду будет сказано? впрочем, есть у нее и какие-то свои названия).
По сути, это легкая небольшая кормушка на леске, свободно скользящей или в стерженьке-трубочке, или прямо в кормушке, сквозь прикормку. Подобной снастью я ловил когда-то на Волге, но на малой речушке еще не приходилось.
Велико и объемно хозяйство рыболова-туриста. Фото: Александр Токарев.
Кормушки, недолго думая, я соорудил простые: прожег гвоздем отверстия в пластмассовых баночках из-под витаминов и покрасил черной краской готовые изделия, поскольку баночки изначально были непорочно белыми.
Сейчас такие ухищрения не нужны. Есть фидерные кормушки. Удильники сохранились еще с Волги, но проводочные катушки я заменил на простенькие безынерционные.
В отличие от сторожков волжских, которые я изготовлял когда-то из плоской пружины от офицерской фуражки, эти были гораздо мягче — из пружины старого сломанного будильника.
На концах сторожков я приклеил пластмассовые яркие шарики, сквозь которые была свободно пропущена основная леска.
Не было необходимости в длинных (до трех метров) подлесках-подпусках, поскольку разница в силе течения несопоставима на Волге и малой равнинной реке. Здесь столь длинные подлески превратились бы в дремучие «бороды».
Я ограничился тем, что привязал к вертлюжкам полуметровые подлески с короткими поводками и крючками № 5. Для огрузки кормушек подвесил выше них скользящие груза-пули.
Далеко за полдень мы с сынишкой Иваном побрели тихими лугами, где в сонной оторопи стрекотали кузнечики и паслись коровы. Неподалеку шумел город, а здесь был совершенно другой мир, пахнущий теплой землей и духмяным настоем трав, со своими звуками и спокойной негой.
Впереди был лес, а в нем неторопливо жила обычная речка-невеличка, веснушчатая от желтых кувшинок.
День клонился к закату, когда мы с Ванькой накачали нашу лодку с «фартуком» на носу (хоть какая-то ностальгическая схожесть со старой моторкой.) Вставать на якоря не было необходимости; просто протянули шнур поперек реки от куста до дерева и закрепили лодку.
Вопреки моим ожиданиям, течение не торопилось натягивать «якорный трос», даже с попутным для него, течения, ветром. С берега казалось, что река здесь более стремительная.
Хитрые свои кормушки мы набили недоваренной пшенкой с молотыми семечками, поджаренными на растительном масле, с запахом аниса.
— Ну, Иван, что насаживать будешь на крючки: манку или перловку? Выбор твой, а у нас с тобой эксперимент. Чтобы проверить, на что берет, насадка разная должна быть.
Ванька хитро посмотрел на меня.
— А что лучше?
— Нет, ты сам выбирай, на то ты и рыболов. Не первый раз на воде!
— А раз карасей мы с тобой ловили на перловку, то и сейчас буду. Все, выбрал!
В тихих речных заводях водятся толстыке лини. Фото: Александр Токарев.
Кормушки пришлось отбрасывать от лодки, насколько позволяла теснота «резинки».
На Волге с просторной «дюральки» было проще с забросами. К тому же помогало течение. Но, к моему удивлению, и на таком течении корм хорошо вымывался из мелких отверстий кормушек.
Если на первых забросах я по привычке скатывал прикормку в шарики для лучшего тока воды в кормушке, то затем уже пришлось набивать пшенку плотно, до выжима из отверстий.
Поклевки последовали сразу, но были хлипкими, что, впрочем, и следовало ожидать на малой реке. На манку брала некрупная сорожка.
Заменив манку на одном крючке червем, я выдернул пару окуньков в полном унынии, но потом опомнился. Чего я ожидал?
Вот тебе и удочки бортовые, и гибкие сторожки, подрагивающие на течении, и вот тебе поклевки, столь ностальгически желанные! Ванька, глядя на то, как сорожки теребят насадку на моей удочке, заскучал и обиделся.
— Вот всегда у тебя клюет! Колдуешь, наверное. Я тоже на манку хочу! И на червя!
И тут словно в ответ на его обиду, сторожок Ванькиной удочки плавно согнулся и выпрямился, а удильник, качнувшись, упал вдоль борта.
Привиделось или поклевка? Перехватил леску и выбросил откуда-то из-под лодки сонного леща. Глубина смешная, не более полутора-двух метров, и рыбина, видимо, даже не успела понять, кто ее, как и где она.
Лещ упал на Ваньку и перепачкал его своей слизью. Сын потом показывал эту слизь, засохшую на его камуфляжных брюках, десятилетним друзьям-рыбакам и гордился, что поймал такую рыбину. При этом он помнил, что лещ поймался на его удочку, но почему-то всегда забывал, что вываживал его я.
Между тем лещ опомнился в лодке и покраснел. Видимо, от негодования. Или просто по своей лещовой привычке «кровью алой окропился»?
Обратно мы шли лугами, темными от вечерней росы. Уже не теплой землей пахла прозрачная ширь, а знобкой свежестью в преддверии долгих дождей и седых от инея туманов.
С БЕРЕГА
Ловля на бортовые удочки с кормушками-донками навела меня на мысль оснастить подобным образом обычные «телескопы». Только в этот раз подлески я поставил еще короче, а кормушки огрузил вместо «пуль» более легкими «оливками».
О поплавках речь, конечно же, не шла. На кончики удилищ я привязал маленькие звонкие колокольчики. Сторожки уже не потребовались, поскольку гибкие вершинки шестиметровых «телескопов» запросто могли работать как те же сторожки.
Подлещика много на рукотворном водохранилище в черте города. Фото: Александр Токарев.
Проверить снасти решил там, где накануне ловил с сыном, но уже один. Выехав на велосипеде еще по-темному, я сразу же наткнулся на какую-то флегматичную собаку, решившую, видимо, что и я неплохо вижу в темноте, и кувыркнулся в канаву.
Плохой знак! В голову полезли разные суеверные мысли, но я поехал дальше, успокаивая себя, что не на черной же кошке споткнулся.
Узкая тропинка, скользкая от росы, вывела к тихой реке. В камышах плескался выводок уток, причмокивая да покрякивая.
Здесь, рядом с городом, они небоязливые и, бывает, взлетают прямо под человеком на расстоянии верного выстрела. Иногда, точно издеваясь, они дефилируют строем чуть ли не у самых удочек, кося на рыболовов нахальные глаза.
Собрал «телескопы», набил кормушки — и с Богом! Насадка та же, что и накануне: чуть недоваренная перловка с запахом растительного и анисового масел.
Течение слабовато даже для облегченных донок-кормушек. Нет тугого натяга, а значит, нет четкого реагирования на поклевку. Но тут вершинка одной из удочек начала раскачиваться, а затем звякнул колокольчик. Подсечка!
Поддернув удилище, я вытащил некрупную сорожку, трепыхающуюся на леске ниже кормушки. Соседки утки всполошились и, прокричав что-то явно нелестное, поднялись на крыло и со свистом растворились в тумане. Скатертью дорога!
Когда заспанное солнце проглянуло сквозь деревья, в садке у меня трепыхались четыре сорожки. Пора собираться домой. Начал складывать одну «шестиметровку», а вторая вдруг резко кивнула по течению, потом еще, затем выпрямилась, подрагивая вершинкой и бренча колокольчиком.
Схватил в спешке удилище и поднял на поверхность точно такого же леща-подлещика за полкило, что поймал с сыном накануне. И этот был какой-то сонный. Непуганые, они здесь, видимо, как и утки, инфантильны и высокомерны.
Крутанувшись на поверхности, лещ вдруг заскучал, подставляя солнцу крутые бока, и лениво поплыл на леске к берегу, очевидно, не веря, что его поймали. Лишь в садке он догадался о том, что произошло, и поднял фонтан брызг, выгибая сильное тело. Но было уже поздно…
КАК «БЛЮ ФОКС» ПОБИЛА «МЕППС»
Не всегда есть время для дальней поездки на рыбалку, а бывает, так соскучишься по ней, что сил нет. Хоть в аквариуме полощи блесны, пугая меченосцев и скалярий. Ну, есть одно утро, максимум до обеда. Куда податься?
Городское водохранилище, которое вырыто на месте петляющей ранее городской же реки, стало широким водоемом, где глубина восемь-девять метров не является запредельной. А когда идет шквалистый ветер и если закрыть глаза на противоположный берег с дымящимися трубами кочегарок и заводов, то можно подумать, что сидишь на волжском берегу.
Рыба тоже есть в копанном земснарядом водохранилище.
В одну из весен, перед последним льдом, поймал я утром в этих местах двух щук: одну на пять кило, другую на три. И для Волги в последнее время это вполне достойная рыба.
Кто не ленится и может не поспать ночь, тот и лещей крупных ловит фидером прямо у моста. Словом, зачем добра от добра искать? Но рыбаки они такие, их тянет забраться куда подальше: мол, там рыба вкуснее и больше.
Это я себя так успокаиваю, волоча на себе рюкзак с резиновой лодкой. Выбора все равно нет.
Фото: Александр Токарев.
В это утро решил просто поблеснить, не заморачиваясь с прикормками и насадками на леща-подлещика. Бывало, и летом на блесну попадались здесь щуки и окуни. Только редко бывал я здесь, все старался забраться в лещачьи буераки…
Итак, я на реке, накачиваю лодку, смотрю на тихую воду и на визжащих на пляже блондинок. Откуда-то и нетрезвый пролетарий приволокся, глянул на меня мутным глазом, что-то проблеял и завалился в кусты.
У кафе из распахнутой машины ухают низы. Блатной шансон наполняет утренний свежий воздух какой-то гадостью. Вот она, романтика городской рыбалки!
Скорей на воду! Гребу к полосе разросшейся осоки, окаймляющей противоположный берег. Здесь когда-то обловил я на простую блесну-самоделку нашего местного участкового инспектора Володю, страстного спиннингиста, обладающего в те времена каким-то волшебным импортным спиннингом и такой же редкой безынерционкой.
Забросив грубым советским спиннингом простую самодельную колебалку и проведя ее вдоль осоки по самому мелководью, я вытянул на глазах участкового три щуки подряд. Он же, исхлестав всю реку красивыми дальнобойными забросами, не поймал ничего.
На мой совет забрасывать вдоль берега, где жировала на мели уклейка и крутились буруны от щучьих хвостов Володя только тяжело задышал, расплевался и ушел, проклиная свою английскую удочку и судьбу жестянку…
Фото: Александр Токарев.
Но в этот раз у осоки щучьих выходов не было. Поставив вращающуюся Mepps № 1, я начал дергать небольших окуньков. Но вскоре и они перестали брать.
Перебрав в коробке приманки, я задержал взгляд на удачливой когда-то черной блесне Blue Fox. Крупновата для этих мест, четвертый номер! Ну да все равно терять нечего!
Первые же забросы принесли окунька раза в два крупнее тех, что цеплялись на Mepps». А потом окуни начали брать уже более мелкие, но довольно часто и уверенно.
Словом, отвел я душу и на уху наловил. Рыба здесь чистая, поскольку воду проверяют: центральный пляж рядом.
Обратно шагалось легко и спокойно. В голове почему-то крутилось «Утро красит нежным светом стены древнего Кремля…».
Наш Кремль, конечно, не древний, но тоже ничего. Настроение было уже другим…
