Когда в какой-нибудь компании начинают рассказывать, как умен и хитер голавль, я обычно помалкиваю, вспоминая с какой бесшабашной лихостью этот мудрец выматывает всю лесу с удочки, да так, что тормоз катушки верещит от восторга. Заодно припоминаю, что и ловится он весной не на что-нибудь хитрое, а на пучок червей, а в первой декаде июня и горохом не брезгует, не позволяя язю даже приблизиться к месту своего пиршества!
Но в жару голавль, поднявшись на поверхность, действительно становится хитро-мудрым. Даже хариус, рыбка очень осторожная, легко поддается на нехитрую уловку «взаброд», активно атакуя предлагаемые наживки.
С голавлем же этот фокус у меня не проходил. Ладно бы только у меня, но и у Григория, отличного нахлыстовика, успехи были немногим лучше. Язь брался, и совсем неплохо, голавлишки попадались, а крупный не хотел, как вымер!
Возвращаясь с «лещовой ямы», сел перекурить, любуясь красотой реки в лучах заходящего солнца. Тишь стояла полнейшая, ни ветерка. Место, где я сидел, было примечательно отсутствием какой-либо растительности, вырубленной и изведенной пожарами при строительстве ЛЭП.
Метрах в пятнадцати от берега стояла опора, с большим провисом протянувшая провода к следующей опоре, поставленной на противоположном берегу. Глубина ямы под проводами была около десяти метров и рыбы там скапливалось много, но местные жители рыбачить здесь не любили из-за дурной славы места. Рядом с опорами погибло несколько коров, а года два назад молнией убило приезжего рыбака, застигнутого внезапно начавшейся грозой.
Небольшое течение над руслом реки почти не волновало поверхность воды, застывшей как на озере. Я не мог понять причину ряби и волнения на середине ямы, и только поднявшись значительно выше, разглядел стаю крупных рыбин, гулявших по кругу и иногда показывавших плавники. И уже в бинокль хорошо разглядел, что это стая голавлей, занятых сбором дневного «урожая» насекомых.
В деревне увидел Гришку, чинившего калитку. Он вчера получил зарплату, отметив это событие выпивкой и грандиозным скандалом с женой и тещей.
– Здоров, Григорий! Грехи замаливаешь?
– Обойдутся! – ответил он, пряча глаза.
Рассказал ему о своих наблюдениях. Поскольку Гриша числился прагматиком и жизнь свою реально оценивал во столько, сколько осталось от заначки, не раздумывая предложил:
– Завтра после работы на «перетяг» попробуем!
В пять вечера следующего дня мы бодро шагали к реке: Гришка с лодкой на голове, а я со спиннингами, коробкой кузнечиков и банкой стрекоз. Быстро подготовили снасть и Григорий, заплыв на лодке на противоположную сторону, встал на мели. Присев на колено, я начал «тюкать». Голавли устроили хоровод возле наживок, демонстрируя круги, но ближе чем на три метра не приближались. Поставил стрекоз. С тем же результатом.
Я предположил, что их насторожил мой вид, но ничего другого предложить им не мог, а спрятаться было совершенно негде. В азарте попробовал комбинации: стрекоза – кузнечик и кузнечик — стрекоза. Черта с два!
Попробовал на один поводок. Возле самого берега взялся язь, и опять ничего!
Поменялись ролями и теперь я лежал на берегу, а Григорий, сидя в лодке, «тюкал». Эффект тот же!
Сменили поводки на тончайшие. Безрезультатно! Начало темнеть, но мы продолжали свои попытки, «тюкая» почти вслепую. Одни нули!! Раздосадованные, пошли домой, договорившись обязательно продолжить на следующий день.
Следующий день «порадовал» горой чурбаков, сваленных кумом тещи возле забора. Пришлось хорошо «потюкать» колунами без малейшего ущерба для голавлей. А вечером следующего дня Григорий прибыл на таком автопилоте, что о совместной рыбалке не могло быть и речи.
Отсутствие напарника стимулировало память и я вспомнил про кораблик, без дела лежавший на чердаке, и вскоре уже запускал его гораздо ниже ямы на течении, чтобы, поднимаясь вверх, завести его под противоположный берег. Поводки поставил ближе к кораблю, а сам, забравшись выше, спрятался за конструкцию опоры, так как значительно удлинил лесу и ее теперь хватало.
Как только начал «тюкать», увидел круги возле стрекозы и, чуть утопив ее, почувствовал удар и подсек. Почти ползком подкрался к берегу, вываживая крупного голавля. Губы у него настолько крепкие, что при надежном крючке о подсаке можно не беспокоиться.
Чтобы не пугать рыбу, пустил корабль вниз сплавом и на течении вновь завел его под противоположный берег. Подвел наживку к стае, но что-то ее уже насторожило, и сколько я ни старался, больше поклевок не последовало.
Терпение иссякло и я смотался. Проходя через деревню, увидел Гришку с двуручной пилой, бегающего возле своей «копейки». Красный от негодования, он кричал:
– Как будем пилить? Вдоль или поперек?
– Имущество делишь?
– Да ну их к черту! Поймал кого?
– Хорош! Где хапнул, на яме?
– На ней! С корабликом ловил, но, наверное, нашумел при вываживании или кораблем напугал – поймал одного и как отрезало!
– Давай-ка завтра вдвоем попробуем. Я тебе одну хитрость покажу! – сказал Гришка и совершенно умиротворенный пошел домой.
Назавтра он прибыл с работы «в лучшем виде» и мы поспешили на реку.
Лесу своего спиннинга он прицепил к основному кольцу, а к моей снасти добавил метров двенадцать тончайшей резинки, привязав ее к кормовой части. Довольно быстро завели кораблик под противоположный берег и я, прячась за обратным склоном, держал его на нужном уровне, а Гриша, укрывшись за опорой, ловил. И началось!
Пойманную рыбу он выволакивал на берег, даже не подходя к воде. Наживлял крючки и отпускал снасть, которая тихо и спокойно возвращалась почти на то же место. Наверное, могли поймать и больше, но, изловив штук семь или восемь, мы угомонились. А когда делили рыбу, Григорий, вдруг развеселившись, сказал:
– Пусть знают эти хитрецы, что мудрость рыбацкая – это им не фунт изюма!
