Фото автора
Середина лета признанно считается периодом глухолетья, когда в сонной жаркой оторопи застывает воздух и небо выцветает до белизны, словно выгорев на солнце. Вода неподвижна и тиха. В ней плещутся только мальки и прыскают поверху уклейки. Лишь изредка под берегом, в густой осоке, заворочается медный карась, очевидно, переворачиваясь с боку на бок на илистой перине, и снова всё застывает в звенящей тишине.
В жару нелегко поймать яростного и сильного хищника. Щука берет вяло, больше среди зарослей кубышки, где-нибудь под береговой тенью, на тиховодье, куда рыбаку подобраться можно только с какими-нибудь незацепляющимися и поверхностными приманками вроде спиннербейтов, глиссеров и силиконовых червей. Нередко только здесь хищник выйдет на короткую охоту ранним утром, почти ночью. А в жаркий и ленивый летний день лишь шевельнется среди прелой травы, вывернув хвостом бурун такой же ленивой воды и дальше — дремать под корягой…
Но есть хищник, который именно в это тягучее время ленивых дней и теплых ночей активно хватает живца и приманки. Это — крупный окунь. Но различными «вертушками» и силиконовыми приманками больше интересуется окунек поменьше. Самые крупные горбачи предпочитают своих собратьев. И эта особенность присуща многим лесным торфяным озерам Поволжья, где нередко и обитают лишь окунь и щука. Иногда встречается и карась в таких озерах. Бывает, и плотва водится. Но и карась, и сорога имеют совсем другой вид, чем в проточных озерах и реках. Плотва светится темным золотом, а ее плавники имеют ярко-красный цвет, как у красноперки. А карась похож на медный пятак царской чеканки. Такой же круглый и темно-красный, только размером бывает до двух ладоней и больше, вырастая в торфяных тиховодьях, не тревожимых хищниками. Просто не взять им, стремительным корсарам вольной воды, этих лежебок, живущих в илистых заливах. Поэтому щука и окунь-горбач охотятся на мелких окуней.
Впервые я открыл для себя эту рыбалку на лесном озере Большой Мартын. С детства еще помню громадных темно-золотистых щук, которых привозил отец с этого озера. А потом и вместе мы туда ездили на старом «Иже», который, кажется, лучше всего и предназначен для того, чтобы бурлачить по сыпучим песчаным буграм сосновых боров и торфяным моховым низинам болот-клюквенников.
На Большом Мартыне и увидел я, как отец ловит крупных щук на жерлицы-рогульки. А потом и сам начал ловить, едва подрос. Рыбалка хоть и простая, но увлекательная и добычливая, особенно если берет крупная щука. Бывало, на заре тихонько отплывем от берега на самодельной лодке или плоту-салке от низкого берега озера и двинемся к жерлицам, стараясь не шуметь. А там уже что-то происходит. По краю длинной полосы лопушника, где выставлены жерлицы, качается и хлещет кончиком по воде сосновый шест. От него идут волны, а в зарослях травы бурлит вода и всплывают перерезанные леской стебли желтой кувшинки-кубышки. И вдруг из неспокойной воды взмывает тяжелое тело громадной щуки. Она трясет головой, открывая пасть и стараясь освободиться от крючка. Видно как алеют ее жабры, кажется даже, что слышно дыхание хищника-охотника, попавшегося на крючок и оттого бессильно яростного. Ну, мне так казалось, мальчишке. Щука с плеском падала в воду, а потом видно было, как качались и опадали кубышки, срезаемые стремительно уходящей в сторону леской. Не всегда исход борьбы был в нашу пользу. Иногда щука рвала даже миллиметровую леску, которую ставил тогда отец на жерлицы. А случалось, и до нашего прихода рыба уходила, выдернув из илистого дна сосновый шест и оставив на воде только рваные водоросли… Это «был крокодил», как называл таких рыбин отец.
Потом, став постарше и освоив близкий сейчас сердцу спиннинг, сколько я ни пытался поймать крупную щуку Большого Мартына на различные искусственные приманки, всё попадались рыбины не тяжелее трех килограммов. Привозил на озеро в качестве эксперимента бойких живцов-карасиков, и все равно самые крупные щуки брали именно на окунька, насаженного на крючок жерлицы.
Меня всегда удивляла гениальная простота и при этом точная результативная работа этой простой снасти, состоящей всего лишь из деревянной рогатки и намотанной на нее лески с грузилом, поводком и крючком. Именно жерлицей-рогулькой можно ловить хищника в самых трудных для спиннингиста местах, а это, конечно, заросли травы и мелководья. Лишь различные булькающие и плюющиеся водой поверхностные «незацепляйки» способны перескакивать с листа кубышки на другой, падая в оконца среди травы, где и подстерегает их щука. Но не всегда и не везде хищник берет на такие приманки. По крайней мере, на лесных озерах щука очень привередлива и капризна, будучи даже очень многочисленной в торфяных этих и глухих водоемах.
Успешность жерлиц еще и в том, что эти снасти выставляются в самых заманчивых для хищника местах, где он любит устраивать свои засады — в оконцах среди густых зарослей желтых кувшинок и полей роголистника. Также привлекательны для щуки и крупного окуня-горбача проходы среди травы, напоминающие протоки. Тяжелым и зорким взором следят напряженные, словно пружины, щуки за беззаботными мелкими окуньками, идущими к берегу покормиться у коряг разной живностью. Рывок, всплеск и колючеперый окунек уже в пасти хищника…
Кроме этого, успешность жерлиц связана с тем, что рядом со снастями нет рыболова, выдающего свое присутствие, как бы тихо он ни старался подходить на веслах со спиннингом или, не дыша, крался по берегу. Все равно в местах, где есть человек, рыба более осторожна. Лишь в периоды отчаянного жора хищники беспечны и всецело заняты охотой.
Но, наверное, особенно уникальны летние жерлицы-рогульки способностью ловить самого крупного окуня на лесных озерах. Нередко рыболовы, приехавшие в такие места первый раз со спиннингом и самыми дорогими приманками, так и уезжают с озера в полной уверенности, что здесь, мол, водятся только черные окуни-конголезцы, обитающие под низкими берегами, перевитыми корнями и закрытые дерном, как крышей. И размеры этих окуней не больше ладони. Мол, не стоило и ехать сюда по бездорожью. Между тем самых крупных окуней за всю свою жизнь я поймал именно на двух лесных междюнных и торфяных озерах наших поволжских мест — на озере Большой Мартын и Лужъер. А большинство городских рыбаков так и считают, что кроме мелочи там нет ничего. Местные же рыбаки говорили о других, светлых и горбатых окунях на три кило, коронованных спинным плавником, где колючки с гвоздь-двухсотку…
И мне поначалу не верилось в таких гигантов. Да, на Большом Мартыне в июле ловились на жерлицы крупные окуни тяжелее килограмма, но чтобы на три…
И вот однажды я решил проверить эти легенды о горбачах Лужъера. Про это озеро и слышал я от жителей-рыболовов поселка Красный Мост, что находится в десяти километрах от озера. Но, не веря в беспристрастность местных, всегда талантливо и увлеченно привирающих, надеялся больше на поимку щуки.
… Утро было теплое и парное от прошедшего короткого дождя. Темная вода озера словно дымилась, исходя невесомым туманом. С веток падали тяжелые капли, пуская круги на воде. Где-то плескалась рыба и настойчиво кричала какая-то птица, сообщая о моем появлении на тихом и пустынном берегу. Ей вслед трещала сорока. В сыром сосняке остро пахло багульником и мхом.
Еще потемну я выбрался из палатки и, взяв стоящую у дерева удочку, сел в лодку и вышел к камышам. Здесь накануне хорошо ловились мелкие окуньки, похожие по цвету на странные темные мандарины. Эти почти оранжевые окуни были, очевидно, помесью черных «конголезцев», живущих под берегом, и камышовых светлых окунишек. Но жерлицы я решил выставить только сегодня, наловив у камышей живцов. Между тем, рыба не брала совершенно, хотя вечером окуньки жадно хватали как червя, так и на рыбий глаз своих же собратьев. Особенно частыми поклевки стали, после того как я поставил вместо крючка белую мормышку-овсинку. Двигая обманку с окуневым глазом вдоль камыша, я дразнил мелких хищников короткими подергиваниями, имитируя что-то вроде приема твичинг. После нескольких проводок, а то и на каждой из них поплавок нырял под воду и уже белел в глубине где-то рядом с камышовыми стеблями. Подсечка!.. На леске рыскает очередной окушок, а потом колет ладонь колючками, растущими, кажется, из всех частей окуневого упругого тельца.
И этим утром, настроившись поставить снасти на крупного хищника, я ждал подобного веселого клева. Но рыба словно вымерла у камыша. Ни поклевки, ни даже всплеска и бульканья среди желтых стеблей и мелких листочков кубышки, прилепившихся к камышу.
Вспомнив рекомендации местных рыбачков, решаю подойти к берегу. Они, хитрые и ушлые, ловят прямо с берега на короткие удочки, больше напоминающие прутики. Впрочем, это и были прутики рябины или ольхи, растущей по берегам. Длиннее и не надо удочки, по их словам. Сейчас проверю…
Вскоре прямо под берегом я и наловил черных окуньков, бросая мормышку с червяком или глазом под корягу или лежащую в воде сосну. И жерлицы поставил вдоль полосы лопушника, тянущейся вдоль берега.
Часов в девять вышел на лодке проверять снасти и побросать спиннингом. Но за спиннинг и взяться даже не пришлось. Леска первой же жерлицы была натянута и уходила в сторону травы. Вскоре под лодкой забурлила вода, и я взял подсачеком какого-то широкого и колючего монстра, который чуть не пропорол мне лодку своим плавником. Это был окунь. И весил он два килограмма двести граммов. С тех пор я заново влюбился в хитрую и простую снасть — жерлицу-рогульку…