Фото автора.
Это были мои первые самостоятельные выходы в тайгу после получения охотничьего билета. Мне тогда было 16 лет. Стояли морозные декабрьские дни. Снегу к этому времени навалило уже с метр. Морозы крепчали, столбик термометра в эту пору опускался ниже 45; особенно температура падала в ночное время. Лесные обитатели искали укрытия от холода — одни в снегу, другие в дуплах, третьи в густых елочных ветвях или в старых гнездах. Этот выезд не был каким-то особенным, все как и всегда. Обычно заходили с отцом на путики вместе и первые семь-восемь километров вдоль реки Селигдар двигались тоже вместе. После мы расходились.
Отец уходил вправо, сначала в кедровую падь, ну а после к вершине ключа Красный.
Затем он поднимался на противоположную сторону и по сопке спускался к устью ручья Звездочка.
А там через реку Селигдар и возвращался на нашу дорогу обратно.
Я же уходил влево.
Спускаясь в распадок, пересекал второй раз ключ Хромой, двигаясь после вверх по сопке уходил к истокам ключа Бай, после моя тропа уходила вправо по распадку в сторону кедровой пади.
Умело используя охотничьи угодья, мы с отцом редко когда приходили домой пустыми.
В пятницу после работы отец занес рюкзак.
— Завтра выезжаем. У меня выходной на работе.
— Отлично, я всегда готов!
Еще не было и 6 часов, как подошел служебный автобус. Вместе с другими рабочими мы зашли в автобус. Рабочих перевозили старенькие автобусы автозавода ЗИЛ.
Через весь автобус на проходе была закреплена огромная труба в диаметре не менее 300 миллиметров. Она отлично обогревала салон автобуса в сильные якутские морозы. Те рабочие, что ехали с поселка Ленинского, громко разговаривали, играя в карты на заднем сиденье.
Мы с отцом сели ближе к двери, зная, что через полчаса будем выходить. На улице стояла непроглядная темень, хотя приближалось время полнолуния.
Наша остановка, мы выходим, под ногами хрустит свежевыпавший снег. Свет удаляющихся задних фонарей автобуса скрылся за поворотом дороги. Глаза быстро привыкли в темноте. Рюкзаки уже за спиной, охотничьи лыжи закреплены к ремням.
Небольшая проверка, все ли в порядке, зарядили оружие и пошли в гору, разговаривая между собой.
Подъем занял у нас около получаса; выйдя на перекресток дороги, ведущей к переправе на реку Инаглию, отец сообщил что пойдет по путику с обратной стороны.
— Отлично, я пойду через Большое озеро. Мы встретимся возле поваленного дерева, — ответил я.
Отец быстро исчез за поворотом дороги. Метров через триста дорога пошла вниз, двигаться стало легче. До больших полян оставалось всего полкилометра, когда я заметил на обочине две здоровые дырки в снегу.
Не подозревая ничего, переступаю в глубокий снег — посмотреть, что это. Начинало стреть. До первой лунки мне нужно было пройти метра три по снегу, вторая же находилась дальше, в метре от нее.
Разглядывая первую лунку, я так и не понял, что за птица ее сделала. Но лунка была большая. Попробовал снег, он рассыпался.
Свежая, только и успел подумать, делая еще шаг вперед. В эту секунду прямо перед носом как при извержении вулкана, чуть не ударив меня крылом, вылетела огромная птица!
Секундное замешательство, вскидываю ружье, и только темный силуэт исчезает за огромной елью.
И вот только после этого я понял, что проспал глухаря! Отличный экземпляр, которого я мог с легкостью добыть, будь я попроворнее.Ну что ж, у меня еще весь путик впереди. Встречу отца, вместе попробуем взять здоровяка!
Мой путь лежал по этой длиннющий поляне, мимо летнего интернатовского лагеря. Впереди виделась небольшая посадочка. Уже рассвело, и показались первые лучи восходящего солнца, снег искрился на морозе. Недалеко от посадки в поле виднелись лунки, но были они меньше тех двух, что я встретил наверху.
На сей раз я снял ружье с плеча и положил на левую руку, при этом войлочную рукавицу положил за пазуху. Осталась только тонкая шерстяная перчатка. Медленно двигаясь вперед, наблюдаю за лунками, до которых осталось метров сорок. Лыжи поскрипывали на свежевыпавшем снегу.
До лунок оставалось метров двадцать, когда начали взлетать первые птицы. Снег, взлетающий с птицами, переливался всеми цветами радуги в первых лучах солнца.
Вскидываю ружье, по линии выстрела попадают две птицы. Вывожу мушку чуть выше птиц, грянул выстрел… Косач лежал на снегу неподвижно, а вот тетерка хлопала одним крылом, пытаясь взлететь. Второе крыло было перебито. Вот так удача! Сердце было готово выпрыгнуть от радости. Такие подарки судьбы редко посещали нас.
Просто работая на путике, некогда заниматься поисками птицы, из-за отсутствия лишнего времени. Охота на боровую открывалась почти в одно время с пушниной и закрывалась в последний день февраля.
Охота же на току была запрещена. Вот и довольствовались промысловики такими счастливыми мгновениями своей жизни. А с какой радостью и азартом делились они своей новостью!
По этой дороге мы всегда возвращались домой. Поэтому и следы, и лунки на полянах мне приходилось уже встречать или утренние, или старые. Селигдар и Большое озеро были уже позади, захожу на путик. Это старая просека геодезистов. Когда-то давно районы делили на квадраты (рубили просеки), на перекрестках ставили столбики с номерами, пробивались высоты и низины.
Такие маркшейдерские карты этих мест были и у нас с отцом. На картах было отмечено все, и лес, и гольцы, и ручьи. Отличное подспорье для охотника тех далеких лет. На первом отрезке пути зачастую встречались рябчики, зайцы, лисы. Смешанный лес состоял из березы, осины, ольхи.
Излюбленное место для рябчика и зайца, отличная кормовая база. Заячьих троп здесь было немерено, и петли на него ставили только в этих местах. Ну а рыжая кумушка там, где зайчики, да и птичкой полакомиться горазда.
Почти не заметил, как дошел до перекрестка. Хотя мне нужно было пройти еще дальше, до кедровой пади. Это был новый участок. Мы с отцом пробили его еще осенью по первому снегу. На следующий год здесь в кедровой пади, на одном из огромнейших, разлапистых кедров была добыта рысь. Это были первые пять километров нового пути.
Горностай и соболь, снятые на этом участке пути, вроде бы и не густо, но и не пусто. Как говорят — курочка по зернышку клюет и сыта бывает. Так же и мы. Я возвращаюсь на перекресток и ухожу влево по лыжне. Небольшой спуск, и я в долине ключа Хромой, здесь, у подножия горы, берет он свое начало. Снег весь исчерчен оленьими следами. Это их любимое место.
Низина зажата между сопками и прикрыта от ветров, высокие еловые леса задерживают снег, и внутри он не такой глубокий. Да и ягеля хватает кормиться.
Беличьи места, здесь им раздолье, креплю на деревьях плашки. Плотный и высокий еловый лес не дает взять белку ружьем. Вот и приспособились крепить плашки. За сезон белок много не брали, от 50 до 100 штук. Не было в них большой необходимости. Вот и в договоре указывали количество белки от 30 до 50 штук на двоих.
Но отдуваться приходилось больше мне. Отец же больше внимания уделял соболю. Ну а я еще молодой был, любил погонять зверька. На него у меня был какой-то свой особый инстинкт.
Выхожу к поваленному дереву на наш общий перекресток. Отец еще не выходил, хотя по времени уже должен бы быть. Обычно он меня встречал, если мы шли таким путем.
Очищаю дерево, кладу войлочные рукавицы, такие у отца получали сварщики на работе. Сажусь, достаю термос из рюкзака, за пазухой теплый бутерброд. Время подкрепиться. Отца прождал минут двадцать, нет… не видно. Мне нужно идти, время. Пишу на снегу для отца время, когда я был здесь. В надежде, что он задержался по каким-то непредвиденным обстоятельствам.
Лыжи скользят потихоньку вниз с сопки по сухому снегу. В моем рюкзаке добавилась еще пара соболюшек. И это только с моего участка, а еще и у отца… Здесь, на общем участке, порядка пятнадцати капканов. В общем-то, этот период времени никогда добычливым на пушнину не был. Сказывались морозы, заставляя живность прятаться.
Ключ Хромой! Одно из моих самых любимых мест, в этом районе вокруг ключа лежит огромная поляна, а рядом мелкий сосняк, глухариные места. А в кустарниках шныряют белые куропатки. Неподалеку от этого места, на взгорке, токуют глухари по весне. За эту неделю, пока меня с отцом не было, снегу выпало сантиметров десять. Но двигаться по лыжне было нетяжело.
Еще немного, и я возле лагеря. Справа от меня в лесочке спряталось небольшое озеро. И даже в эти морозы ондатра наследила, вылезая наружу.
Время около трех часов. Я иду с небольшим опережением, но у меня есть на сегодня еще одно незаконченное дело! Это мой утренний глухарь, есть желание прогуляться немного и разведать, вдруг повезет…
Селигдар позади, я на полянах, огляделся, все тихо. Снег искрился в вечерних лучах солнца. Пройти оставалось километр до глухариных лунок. Выйдя на дорогу, я снял лыжи. Пешком идти было легче, ноги привычно чувствовали твердый снег. Поднимаюсь в гору, вон уже видно то, зачем я спешил сюда. До темна у меня было еще чуть больше получаса, а до автобуса около полутора часов. Подхожу, вот они, лунки.
Так… вот в этом направлении он улетел… далеко не должен был, рассуждаю про себя. Лыжи на ногах, ружье наизготовку, дробь номер один в стволах.
Крадусь потихонечку, зная, что глухарь птица осторожная. Метров через семьдесят нахожу дерево, где он сидел после встречи со мной.
Ага, вот и лунка, похоже, успокоился и снова от мороза нырнул погреться. Сколько ж он сидел в ней? Похоже, голод не тетка, выгнал наружу!
Пытаюсь распутать следы вдоль кустарника, здесь он взлетел, но через десяток метров снова сел. Вспугнул кто? Иду потихоньку дальше. Лес медленно накрывает ночная мгла, у меня есть минут пять и нужно возвращаться.
След глухаря уходил влево, обратно к дороге. Пробую след — свежий, не более часа.
Он здесь! Я это чувствую! Еще пару шагов и боковым взглядом улавливаю, как птица взлетает из-под снега! До нее не более 15 метров. Еще мгновение, и она должна раствориться в ветвях ели.
Машинально вскидываю ружье. Птица после выстрела, кувыркаясь в густых ветвях, падает на землю!
