Я знаю, что здесь много леща. Он попадается в сети местных жителей, но на удочку клевать не хочет. Если встать на лодке по кромке островной полосы травы, прикормить место и забросить пару удочек, положив их на борт лодки, то можно через какое-то время дождаться поклёвки подлёщика или густеры.
Вместе с этими плоскими «лещёдками» и плотва-сорожка начинает теребить наживку. Но где ходит этот толстогубый и золотобокий матёрый лещ? Я пробовал ловить и на манку, и на кукурузу. Но на Волге, пусть и мелководной, являющейся частью Чебоксарского водохранилища, рыба брала только на червя и опарыша. А растительная насадка малых рек не соблазнила даже худосочного подлёщика.
Хотя на лесной речке Большой Кокшаге нередко только на неё и брали лещи и караси. У больших и малых рек разные характеры.
Оставшиеся полдня я бороздил на лодке залив, стараясь найти ямы и борозды на дне. Если находил, то забрасывал снова две свои «поплавочки» и в нетерпении ждал настоящей поклевки. Но то совсем место было безжизненно и пусто, то одолевали ерши, то снова клевали сорожки, а в траве и по её кромке, где была ямка, поплавок наклоняла и топила краснопёрка. Изредка подходили некрупные подлёщики, и тогда рыбалка становилась веселее. Но ни одного леща хотя бы за полкило не было.
Вечером я готовлюсь к ночлегу: натягиваю палатку от комаров, ставлю на огонь котелок для ухи, слушаю приёмник с обычными уже мрачными новостями и пью горячий чай, приправленный листиками смородины, найденной на острове.
Сварив уху из подлёщиков, плотвы и ершей, сижу у воды с тарелкой, наслаждаясь сладким наваром свежей рыбы. Остальную уху переливаю из котелка в глубокую тарелку и убираю под крышкой в холодок, ближе к воде. К утру бульон станет нежным желе. Бульон крепок и густ, без картошки, а ночи в сентябре уже студёные, особенно посреди большой воды. Схватится уха и подёрнется золотистой плёночкой, тягучей и трясущейся, прикрывающей белые куски рыбы.
Ни одно ресторанное заливное не сравнится с этой простой и наваристой юшкой, сваренной густо из свежей рыбы и приправленной вечерним воздухом. Здесь, на островах, ещё остались луговые травы, душистые и отдающие к вечеру тепло знойного на убыли лета.
Отмываю после жирной ухи котелок, кипячу воду, а потом ставлю париться на угли кашу из гороха, пшена и «Геркулеса». К ней, каше, утром добавлю лещёвой фидерной прикормки, для запаха.
Ночной ветер-бриз шевелит ветви ольхи, и в песок бьёт небольшой волновой накат. Под эти звуки и засыпаю в палатке с мыслью найти утром леща, обязательно найти…
С самой ранней зарёй просыпаюсь по будильнику телефона, ёжусь от утреннего холодка, кипячу воду, завариваю крепкий чай, пробую заливное, в который уже раз удивляясь отменному его вкусу. Только такое блюдо и пойдёт с утра для завтрака, а потом – можно и горячего чайку для согрева…
Знобясь от утренней росы, промочившей камуфляж, перемешиваю кашу с прикормкой в небольшом ведёрке и выхожу на воду. Встаю на якорь-трак в той же траве, где накануне была набросана прикормка и где клевали плотвички с краснопёрками. Ну, сегодня то уж точно подошёл сюда лещ…
К тому же и утро знатное, тихое, с туманом, лежащим на парной зеркальной глади протоки. Только слышно в тишине бульканье охотящихся на мелководье окуней и хлещет где-то по воде хвостом сонный ещё хищник.
Вот и первая поклёвка, настоящая, лещёвая… Поплавок, качнувшись, лёг на воду и тихо поплыл в сторону травы, медленно привставая, а затем и погружаясь. Пора… Подсекаю и чувствую в глубине на леске… ту же привычную и не упористую тяжесть вчерашних подлёщиков. Так и есть. На поверхности сонной воды, затянутой поденкой, всплеснул и засеребрился тускло в свете зари небольшой подлещик.
Через час ловли некрупной рыбы я выбрался на берег и начал перебирать свои снасти, вытряхивать брезентовые сумки с рыбацкими запасами. Сам не зная, для чего. Что-то вертелось в голове, пока, наконец, не определилось в конкретную мысль.
Найдя в сумке лёгкую кормушку-пружину, одну из тех, которые я обычно применял на тихой реке или на пруду, нацепил её на леску спиннинга, взял с собой наживку, прикормку в ведре и снова вышел на воду. Теперь я уже знал что искать.
А искать надо было русловое углубление с хоть каким-нибудь течением, хотя, конечно, здесь такое место найти нелегко. Но не на Волгу же идти. Далеко, да и не готов я со снастями к волжской ловле. Там нужны бортовые донки с тяжёлыми кормушками.
Выйдя на воду, смотрю по сторонам. Вон там, на краю острова, есть русло глубиной до десяти метров. Это я знаю по зимней рыбалке, когда мы выставляли там жерлицы по шестиметровому свалу на эти самые десять… Скорее всего там была до затопления речка Рутка. Примерно в этом направлении и расположено русло от так называемого устья Рутки, представляющего сейчас залив, сплошь уставленный деревьями и корягами.
Вчера там, куда я сейчас смотрю, шла волна с Волги. Это было видно даже отсюда. Белые барашки крутились на тёмно-зелёных валах, идущих с юго-востока. Но сейчас там тишина и зеркальная гладь воды. Итак, вперёд! К затопленной речке.
Вскоре я уже вышел за край острова, и передо мной открылась Волга-водохранилище. Полный штиль заковал громадную гладь в неподвижную и тёмную массу, в которой лежало такое же громадное небо. Опустив якоря примерно в том месте, где когда-то мы ловили со льда щук, я измерил глубину. Да – шесть метров с гаком. И есть течение, не сильное, но для моей кормушки весом в пятнадцать граммов хватит и такого.
Набиваю кормушку кашей с прикормкой, насаживаю на крючки опарышей с червяками в виде «бутербродов» и отбрасываю кормушку дальше от лодки. Всё… Снасть наготове, но будет ли что-то брать? И сторожка у меня на кончике удилища нет. Будет ли видна поклёвка?
Словно в ответ на мои вопросы удилище вдруг поползло по борту, и видно было, как подёргивается вершинка спиннинга. Подсечка!.. Ага, тяжесть явно не сравнимая с юркими толчками подлещиков.
Вскоре под лодкой блеснуло, а потом и полыхнуло золотом крупной чешуи. Наконец-то!.. На леске устало упирался довольно крупный лещ. Он всплеснул ещё раз чёрным хвостом и лёг на воду. Я взял его руками и бросил в садок. Из садка взметнулся столб брызг.
«Поздно, дружок, – что-то вроде этого шепчу в тихой радости. – Теперь ты мой».
