Великое уменье – ждать. Это все, что есть у тебя, когда ты ловишь карася. Крупного, сильного, борющегося за жизнь до последнего мгновения… Сегодня рыбачу с товарищем со льда вблизи одной из двухсот плотин, перегораживающих реку Бейсуг. Названия пруда не знаю, не знает и Антонович.
Казаки станицы Ловлинской, расположенной от прудов неподалеку, называют их по-разному: Первый, Второй, Третий… Круглый, Длинный, Гантеля… Жители станиц Нововладимировская, Новомалороссийская, Березанская и других присваивают прудам свои названия.
Цепь прудов вытянулась в длину на 240 километров, до лимана Бейсугский. Здесь также легко затеряться, как иголке в стоге сена. А еще и притоки, любые сердцу рыболова. К примеру, Бейсужек Левый и Бейсужек Правый, речки Журавка и Малевана…
Мне и Антоновичу все же больше нравится рыбачить со льда на Бейсугских прудах. Здесь почти повсеместно правый берег выше левого, пологого. В ветреную погоду это преимущество становится решающим…
В водоемах бассейна реки Бейсуг обитают сазан, толстолобик, линь, щука, лещ, карась, плотва, окунь, ерш, красноперка… И раки, много раков.
Понятно, нас интересуют сазан и карась, называемые местными жителями шараном и коробом. Только при отсутствии клева этих рыб приходится довольствоваться ловлей ерша, окуня, плотвы, подлещика и леща.
К красноперке и щуке мы равнодушны. Красноперку рыболовы рыбой не считают, щука – это флажки… Мы же ловили короба и шарана длинными удилищами. Они же применяются и при ловле других рыб. Практично и без хлопот!
Время неумолимо приближается к десяти часам. Поплавки «спят» в лунках… Ждем клева мы, ждут и рыболовы, сидящие на рыбацких ящиках поодаль от нас. Их человек десять. Все уныло посматривают на поплавки – клева нет, ни один короб не пойман.
– Холодно сегодня! Градусов 12–14, наверное, будет… – бормочет Антонович. – Встал короб, не подает признаков жизни.
Соглашаюсь с его мнением. Как правило, короб в морозную погоду залегает, не желает клевать. Правда, исключения бывают. Но не сегодня, видимо.
– Может быть, после обеда?.. – неуверенно размышляю. – Иногда поклевки начинаются и ближе к вечеру. Ждем?..
– Не знаю, что делать! Плотву да окуня половить, что ли? – неуверенно предлагает Антонович.
Утренняя спесь покинула нас, оставив в назидание неуверенность. Я вспомнил мечтательные разглагольствования Антоновича в салоне машины. «Пятый день мороз не унимается. Короб оголодал, клевать будет, как швейная машинка строчит!» Вспоминал и тихо хихикал, глядя на «спящий» в лунке поплавок.
– Ты чего ржешь? Клев такой нравится?! – рассердился Антонович.
– «Швейную машинку» вспоминаю! Строчит!..
Вскоре я не выдержал испытание бесклевьем. Зимой частенько шаран и короб не клюют неделями. Любые наживки, манипуляции снастью, бурение лунок в разных местах водоема, прикармливание лунок, мольбы о клеве, обращенные к Богу, гневные тирады, обращенные к рыбам, помочь рыболовам не могут. Клева нет!
Мои попытки поймать окуня тоже оказались тщетными. Плоская маленькая блесенка с оптимистическим названием «Окуневая» шустро двигалась из стороны в сторону в воде очередной лунки – и не более. Окунь клевать не желал. Сегодня водоем игнорировал любые усилия.
— Да пошла ты!..» – воскликнул рассерженно и явно бесполезно. В гнетущей тишине такой же возглас «взорвался» и в другой стороне водоема, где Антонович поднял руку и резко ее опустил над десятой пробуренной лункой. Вскоре наши следы сошлись на середине пруда.
– Глухо! – подытожил Антонович половину рыболовного дня. – Даже окунь спит в оглоблях!.. Не поклевать ли нам самим?
– Самое лучшее предложение! – согласился я. – На всякий случай лунку пробурю – и приступим…
Мне всегда нравилось рыбачить с Антоновичем. Рыболовом заядлым, увлеченным рыбалкой до крайности. Другими словами говоря, забывающим завтракать, обедать, ужинать, если рыба клюет. Я себе позволить забыть обед не могу. Завтрак и ужин – тоже. Чревоугодие уважаю! Пьянство презираю, но от пары рюмок, выпиваемых в кругу друзей у рыбацкого костра, никогда не отказываюсь. А для Антоновича клев – это всё, что есть в жизни светлого, святого.
Рыбалка – религия Антоновича. Хобби Антоновича – это обсуждение за обеденным полевым столом проблем человечества. Однажды я сказал Антоновичу, что думаю о человечестве и его проблемах. Сказал словами древнего философа Пифагора: «Человечеству грозят три вещи: невежество священников, материализм ученых и бесчинство демократов». Антонович долго думал, а вывод сделал простой: «Не умничай!»
После этого разговора беседы с технарем были мне не интересны, я их избегал, как мог, как получалось. Дружба наша только окрепла. И сегодня и прервал Антоновича на полуслове, едва он завел свою «шарманку»…
– Подожди! Заменю мормышку крючком, нацеплю на него катышек хлеба – и продолжим беседу.
А беседа уже не склеилась. Оба молча поглощали пищу, думая о чем-то своем. Оба прозевали поклевку. Удилище двигалось к лунке с ускорением, а мы тупо смотрели на него, продолжая жевать…
Что-то тяжелое, неподъемное зацепило крючок и не отпускало из своих цепких объятий. Но когда это что-то зашевелилось на дне и кто-то потянул кончик удилища в лунку, как водолаз, Антонович закричал: «Мужики! Помогите!» А сам стоял рядом с багориком в руке, забыв обо всем на свете.
– Ну! Началось утро в колхозе!.. – воскликнул я, с трудом сдерживая порывы беснующейся у дна рыбы и одновременно наблюдая за бегущими в нашу сторону рыболовами. С ледобурами, пешнями и топорами наперевес. Через мгновение железо обрушилось на лед… И все было кончено!..
Сижу на льду у только что пробуренной лунки, усмиряю дрожащие руки и негодующие мысли… «Мужики! Помогите! Надо такое придумать!» – закипаю вновь и вновь, как чайник, забытый на плите. Успокаиваю себя, выставляю поплавок в лунке на пару сантиметров ниже уровня воды. Рыболовы и Антонович далеко. Я уединился. Советчики и помощники только мешают ловить рыбу. А она уже клюет – поплавок всплыл в лунке.
И миг похож на миг, и час похож на час, когда плотва клюет беспрерывно. Как швейная машинка строчит.
– Ан-то-но-вич! Бегом ко мне! Быстро! – кричу, зову, желаю видеть друга рядом. «Чайник весь выкипел», а жизнь продолжается… значит, впереди ждут нас и новые поклевки сазанов.
Темнеет. Клев не ослабевает. Рядом с нашими лунками возвышаются две кучи плотвы, задубевшей на морозе. Мороз усиливается. Лунки приходится ежеминутно освобождать от быстро намерзающего льда. Поплавок плохо виден в лунке. Антонович срывается с места, бежит в сторону берега. На берегу вспыхивает свет фар. Лучи света освещают лунки.
– Ведра по два поймали! – радуется вернувшийся к лунке Антонович.
– Аккумулятор посадишь, Антонович, машину не заведем, остыла сильно на морозе! – упрекаю друга за непредусмотрительность.
– Зато рыбы наловим! – восклицает он, поглощенный клевом. Когда клюет рыба, Антонович и о жизни своей не помнит.
– Эх ма! Клевал бы так короб! – мечтательно восклицает он. А я понимаю, что домой мы вернемся за полночь… Если вернемся…
