Нет, не зря говорил Александр Сергеевич: «Унылая пора! Очей очарованье…» Есть в Осени что-то тоскливо-сладкое, как если бы понарошку умереть… Пушкин чувствовал осень, она давала ему вдохновение и заглядывала внутрь души черным мертвенным взглядом, холодя сердце, вызывая восторженный страх, грусть, тихую радость и веселость с колокольцами в румяную зарю, хрустящую инеем…
Фото: Александр Токарев.
Для меня вид серой реки, которую сейчас рябит промозглый ветер и монотонный дождь, почем-то не уныл и тосклив, как виделось бы, наверное, капризному горожанину, привязанному к телевизору или компьютеру и не любящему рыбалку.
Всегда, каждый год, каждый раз по-разному, но почти одинаково остро чувствую я запах палой листвы, терпкой свежести холодного леса, от которой идет кругом голова, а в шорохе и шепоте настойчивого дождя я слышу Вечность, когда Уход всегда сменяется Началом.
Почему-то именно в это время я люблю быть у реки один. Может быть, из-за того, что и река сейчас одинока и открыта в беззащитной наготе хмурого леса, стоящего над ней?.. Крун…крун, крон… Голос ворона, плеск воды на круговерти с переката на омут, висящая изморось, туман и тяжелые мокрые ели на обрывистых берегах. Осенняя река…
Этим вечером я на реке один. Хотя собирались вдвоем с товарищем, но у него не получилось. Я же был собран и уже настроился на поездку. Поэтому вскоре выбрался на разведку: как там налим? Хотя, конечно, осень еще слишком теплая, пока не для налима — любителя ледяной воды.
Перед этой поездкой мне позвонил тезка, прямо с реки, от жаркого костра и чарки коньяка: мол, только что поймал налимчика… «Ага, опять звонит!..» — Это он про колокольчик закидушки, который, видимо, звонил в режиме реального времени, в то время как звонил сам Санька. Уф, тавтология… Но так уж выходило.
Санька больше в ту ночь не звонил, оставив меня в неведении и зависти, ладно, не черной, но зависти… Я тут сижу у компьютера, разгребая писательскую рутину, а люди рыбу ловят… Но в последнее время нет возможности уехать к воде, когда захочу.
Потом уже, когда обменялись сообщениями на рыбацком сайте, выяснилось, что поймал тогда Санька четырех налимов, но мелких. Головастиков… Почему так? Это тезка ко мне с вопросом, мол, ты на налимах не одну собаку съел… А причина все та же — тепло.
Для нас, может, холодно, особенно у костра ночевать, переворачиваясь с боку на бок, а налиму — жара несусветная… Когда устоятся ночи за минус, тогда — самое время для ловли налима.
И вот я наконец на реке. Далеко от моста не стал забираться. Времени мало на все хлопоты и рыбалку.
Наши проверенные места дальше, ниже по течению. Но я решаю остановиться на более близком небольшом плесе, где на моей стороне желтеет песчаная коса, а противоположный берег классически обрывист. На нем высятся ели и стоит почти голое лиственное мелколесье, ежась от холодного ветра.
День серый и с мелким дождем. Надо начинать с укрытия. Срубив несколько сухих жердей, натягиваю большой кусок полиэтилена, прихватив его к жердям обрывками капронового шпагата. Под навес складываю все вещи, иначе вымочит их мелкий и нудный дождь.
Хоть и рано готовиться к ночлегу, но я знаю, насколько поздней осенью обманчиво время. Почти как в перволедье: едва последуют заключительные щучьи хватки около часа дня, редко около двух, и можно собирать снасти. И брать не будет больше, и сумерки упадут вскоре.
Хотя, конечно, если остаться с ночевой, то случаются хватки и почти в полной темноте. Но это скорее исключение.
Вначале как всегда приходится расчищать выбранную полянку от следов пребывания на ней очередного быдла. Этим свиньям, видимо, трудно было, уезжая, захватить с собой в багажник пакеты с мусором, банками и пустыми бутылками.
Повсеместно это стало в России, словно и не было у страны великого прошлого, осталось только: урвать, нагадить, отравить живую природу, пройти по головам, наступить на руки ближнему, поскольку рынок… Откуда это?
Понятно, что рыба гниет с головы, но должно же быть внутри стержневое-доброе, не зависящее от лицемерия несменяемых правителей и разгула жирующих под ними чиновников.
Вероятно, обобщать и под одну гребенку всех — тоже нельзя. Те, с кем мы ездили к воде в последнее время, этим не грешат. Более того, видел на сайте, как собирались ребята на своих машинах разгребать мусор на Ветлуге и увозить упакованную в мешки дрянь в своих багажниках.
Но кто-то же оставляет пакеты и бутылки, причем этим буквально завалены берега красивейших наших рек и озер с относительно чистой еще водой.
Но вернемся к дню сегодняшнему. Кроме того, что день этот короток, надо еще и место под лежанку прогреть. Нужно раскалить песок хорошим костром, с обилием углей и густого жара, который дает только мореный дуб-плавник.
Поэтому не ленюсь искать на скате в низину этот самый плавник. Нахожу несколько стволов. Кряхтя и проклиная рыбацкую добровольную свою долю, подтаскиваю их к навесу.
Там вместе с найденной сосной-сухостоиной, которую спилил крупной «одноручкой», укладываю плавник в нодью из трех бревен. Сухостой необходим для начала костра, а дальше, едва займется дуб, костер уже и дождь не загасит.
Потом, когда песок прогреется, передвину костер, а над местом, где он горел, поставлю навес. Затем уберу угли, разложу сырые ветви ивняка, а на них — сухую траву… сухую, ну, высохшую на корню, а сейчас она мокрее воды от беспрерывного дождя…
Только для мягкости и нужна она. Сверху — кусок полиэтилена, а на него — брезент. Лежанка готова. Под травой есть пустое пространство среди ивняковых ветвей, где будет гулять жар от углей, а потом от раскаленного песка.
Под навесом можно будет лежать в ожидании звонка колокольчика, лениво щурясь на огонь, слушая шорох дождя и тихую музыку по приемнику. Холод снизу не подберется, по крайней мере до часу-двух утра, а там и собираться можно, пить крепкий чай, умываться в ледяной воде реки. Утром надо ехать домой, едва рассвет забрезжит.
Но сейчас, когда стоянка первобытного рыболова в основном оборудована, мне нужно поймать мелкой рыбешки на живца. Если не на живца, то хотя бы для «резки» поймать хоть какую «белую» рыбу.
Осенью, как я заметил, самые крупные налимы попадаются на рыбку. На червя, как правило, поклевок больше, но и налимы в уловах большей частью мелкие.
Фидер я где-то посеял во время переезда в новый дом, часть удочек-донок — тоже. Есть только закидушки. Но у меня с собой резиновая лодка и припасены бортовые донки с фидерными кормушками весом, кажется, 60 граммов. Хватит по осенней не стремительной воде.
Также приготовил прикормку и кашу сварил для насыщенности и вязкости. Во время последней поездки сюда мы ловили и на консервированную кукурузу, кроме опарыша, червя и перловки. Тогда клевала сорожка-плотва, а сын Иван и подлещика выдернул на закидушку. Взял я и в этот раз кукурузу.
Переплыв реку, я привязался к лежавшей в воде ели. Почти в каждой яме лежит такая своя ель, подмытая весенней водой, и оттого все места здесь очень похожи.
Едва опустил кормушку на дно, как сторожок бортовой донки затрепетал и на леске забилась сорожка. Вот она-то мне и нужна… Сорожки весело и довольно часто клевали на донку, заставляя трястись пружину с ярко-красным пластмассовым шариком и колокольчиком на конце сторожка.
Но вот сторожок прогнулся плавно и сильно, а затем откинулся назад. Я хватаю удильник и делаю подсечку. Это явно не сорожка. На леске упруго ходила довольно сильная рыба.
Вскоре под бортом плеснуло и на воде забелел бок подлещика. Я взял рыбу рукой и бросил в садок. Лещ опомнился и окатил меня ледяными брызгами. Бр-р!.. Как им не холодно там, в осенней воде?..
Взял подлещик на мочку красного опарыша, насаженного вместе с одним юрким навозным червяком. Сорожка тоже брала в основном на опарыша, реже — на кукурузу, перловку и червя.
За веселой ловлей с борта я чуть было не забыл про главную свою цель — ночную рыбалку… А дело было уже к вечеру. Снимаюсь с «якорей» и причаливаю к своему берегу.
На песке раскладываю кольцами леску с мотовилец, перематывая обратно для свободного сброса лески, втыкаю крепкие ивовые прутья, насаживаю на двойники резку и живцов, а на одинарные крупные крючки с длинным цевьем — мочки крупных земляных червей и темно-малиновых подлистников. Затем враскачку забрасываю закидушки и вешаю на леску колокольчики.
Все это делается еще при сумеречном свете вечера, чтобы можно было сразу выставить длину лески. Иначе потом в темноте можно или перекинуть за бровку с косы на яму, или забросить слишком близко.
Если заброс будет дальше границы переката, то крючки могут оказаться в коряжнике ямы, где налим стоит днем. Вроде и место налимье, но здесь только леску рвать. Да и охотится ночной хищник не здесь, а выходит на границу переката и ямы или на сам перекат.
В девять часов раздался первый негромкий звонок колокольчика. Иду на этот звон, скрадываемый ночными звуками. Леска закидушки плавно опадает и уходит вперед. И от этих неторопливых движений столь же сдержан и колокольчик. Чуть позванивает… Это налимья повадка.
Не сравнишь с резкой язевой поклевкой. Вскоре под берегом всплеснуло, и у ног закрутился колесом небольшой налимчик. Потом столь же спокойно взял еще один.
Ночь выдалась тихая, с шелестящим на пленке дождем, смутным гуканьем филина на том берегу, с осторожными шагами в темноте.
Здесь, судя по следам, водится небольшой медведь. Отъедается, видимо, муравьями к зиме. Он, наверное, и шляется в стороне. Привык и к дыму, и к неспокойным рыбакам-бродягам…
Налим брал плохо. Попались всего три некрупных налимчика, но это все из-за теплой пока осени. И я надеюсь еще вернуться сюда в седые от инея ночи.
