Та осень 1996 года запомнилась затянувшимся чернотропом с комфортной теплой погодой и без порядком надоевших дождей. Голый притихший лес был наполнен запахами сырого подроста, недавно отошедших грибов.
Фото автора.
Осеннюю тишину нарушали только стайки суетящихся гаичек, постукивание большого пестрого дятла на сушине, тоскливый голос желны и доносящийся крик кружащего над полем мохноногого канюка зимняка.
Кусты калины увенчаны гроздями красной ягоды, рябина тоже радовала лесную живность богатым урожаем.
Постоянно доносились голоса дроздов-рябинников, остающихся на зимовку на обильной кормовой базе.
Вот и сейчас они обрабатывали алые гроздья рябин. Временами появлявшиеся на низком небо-своде темные снеговые тучи быстро исчезали, местами чуть подсыпав мелкого снега, тотчас тающего. Год нынче выдался заячий.
Достаточно высокая плотность беляка в угодьях давала возможность достаточно быстро находить зверя и наслаждаться гоном. Шумовых зайцев мы, как правило, не трогали.
Воскресным утром выходим из электрички и, взяв русскую выжловку Бирму на сворку, направляемся по раскисшему проселку к темнеющей в полукилометре полосе леса. Меж стволов березняка мелькает рыжий бок нашей охотницы, пущенной в полаз.
Растянувшись цепью по лесу, обходим наиболее характерные для зайца участки, подбадривая голосом Бирму в надежде поднять беляка с лежки.
Сегодня я взял на охоту черного лабрадора Арго, засидевшегося дома после охот по перу и очень просившего хозяина взять его с собой. Пес был послушный, хороший аппортировщик и не был обузой в нашем заячьем предприятии, старательно обследуя лесные потаенные уголки.
Место захламлено упавшими потемневшими стволами деревьев, покрытых лишайником, кое-где попадаются россыпи прихваченных утренниками перезрелых опят. Мелкий ельник с березняком тянется полосой вдоль петляющего безымянного ручья. Доносится резкий крик кедровки. Тем временем лабрадор, прихватив близ брусничника птичьи наброды, нашел боровую дичь.
Поднявшийся из-под собаки рябчик, усевшись, качается на тонких ольховых ветвях метрах в пятидесяти. Один из моих спутников, начинающий молодой и азартный охотник, получает добро на выстрел, меняет в стволе заячью «тройку» на «семерку», надеясь скрасть рябка. Однако спугнутый петушок перелетает через ручей и скрывается в посадках.
Часто встречаются свежие лосиные жировки и следы сохатого на грязи. Здесь же нахожу отпечатки лап редкого в здешних угодьях барсука. Тепло, и зверь еще не залег, продолжая ночные вылазки.
В низине набрели на погрызенный ивовый подрост с катышками заячьего помета.
Гончая покрутилась на заячьей жировке, после короткого добора на жировом следе потянула в сторону зарослей можжевельника, и наш слух резанул пронзительный голос выжловки, помкнувшей зверя и погнавшей «по зрячему». Мельком удалось увидеть полностью одетого в зимний камуфляж беляка, пролетевшего пулей на фоне можжевелового подроста.
Азарт мигом выбросил порцию адреналина, и, не теряя времени, мы поспешили к известным по прошлым охотам лазам зверя. Более поднаторевший в этих охотах напарник предпочел остаться на месте подъема беляка с лежки.
Расставились и замерли, прислушиваясь к звукам удаляющегося гона. Лабрадор рядом на привязи молча следил за происходящим.
Выжловка почти сошла со слуха. Постояв немного, продвинулись метров на двести по лесу, вышли на старую вырубку и вновь услышали голос Бирмы. Гон приближался, заставив быстро разбежаться и замереть на выбранных лазах. Вскоре раздался выстрел напарника, оставшегося на месте подъема зайца, донеслось охотничье — «дошел!», и через несколько минут гон прекратился.
Вернувшись к стрелявшему, увидели нашего везунчика с добытым трофеем, которого аккуратно «выжимал», прежде чем убрать в рюкзак, проводя ладонью по животу беляка. Бирма крутилась рядом и, получив поощрение в виде заячьих пазанков, была взята на поводок.
Тактика удачливого зайчатника подтвердилась. Минут через тридцать после подъема оторвавшийся от гончей беляк, покрутившись в ближней болотине, вернулся к месту лежки.
Обсудив дальнейший маршрут, пустили выжловку в полаз. В одном месте на старой вырубке, заросшей молодой порослью, возле обновленного егерем солонца вспугнули лосиху с парой телят.
Провожая взглядом мелькающие силуэты сохатиной семейки, мысленно похвалили нашу выжловку, совершенно равнодушную к копытным. Бирма, не обращая внимания на поднятых рядом лосей, продолжала обследовать заячью жировку. Арго, получив запрещающую команду, проводил убегающих сохатых взглядом.
Неплохо работая по кровяному следу, он постоянно сопровождал меня на копытных охотах по чернотропу и понимал, что сегодня у него задачи другие.
Пройдя несколько километров маршрута и не подняв зайца, решили сделать привал на берегу небольшого лесного пруда. Вскипятив на костре армейский котелок, заварили крепкий чай, разложили пожитки и с аппетитом перекусили.
Появившаяся пара воронов, совершив облет нашего привала и не обнаружив никакой поживы, удалилась, переговариваясь. Резкий звук рассекаемого мощными крыльями воздуха заставил поднять глаза — запоздавшая пара лебедей прошла довольно низко над лесом. Из-за расстояния сложно было достоверно определить вид птиц, вероятно, кликуны.
Продолжив охоту, мы углубились в участок редкостойного смешанного леса, изобилующего участками низкого ельника с березняком. Почти сразу гончая подала голос и еще через несколько минут «запела» низким «башуром», подняв беляка. Не успели мы толком разойтись, как невдалеке грохнул выстрел курковки одного из спутников и донесся его голос, возвестивший о подранке.
Гончая продолжала работать по следу, приближаясь. Я отпустил своего помощника с поводка, дав команду на подачу, и пес, скрывшись в зарослях можжевельника, вернулся через пару минут с крупным беляком. Он был чертовски горд добычей знатного трофея и, как прирожденный апортировщик, подал его в руки.
Впоследствии установили, что раненый заяц забился под хворост, где и был обнаружен лабрадором. Вскоре подоспела Бирма. Получив заслуженное поощрение, выжловка захрустела аппетитными заячьими пазанками, оценить гастрономическую прелесть которых Арго, видимо, не было дано.
До вечера удалось поднять еще пару беляков, гончая отработала, однако перевидеть зайцев в изрядно облесенном участке угодий не довелось. Последнего беляка Бирма подняла на последних минутах уходящего дня. Заяц увел гончую на пределы слуха в дальнее болото. Голос выжловки едва прослушивался. К тому же, стал усиливаться ветер. Лес загудел. Погода явно «ломалась».
Уже в сгустившихся сумерках, отзывая выжловку, хозяин вынужден был показать все свое искусство владения охотничьим рогом. Все-таки лишний раз убедились, что гончая не совсем подходит городскому охотнику выходного дня, не имеющему личного автотранспорта.
С каждой минутой уходящего дня и приближающейся последней электрички все реальнее ощущалась радостная перспектива остаться до утра в ожидании собаки, ночуя у костра в осеннем продуваемом лесу в преддверии прогнозируемого погодного ненастья. Одеты мы были из расчета ходовой охоты и не были готовы испытать ощущения солдат брошенной армии Бонапарта или бедолаг-берсальеров Муссолини в снегах России.
Наконец, с превеликим трудом сняв нестомчивую Бирму с гона и взяв ее на поводок, поспешили к станции. Успели в быстром темпе добраться до платформы и заскочить в вагон готовой к отправлению последней электрички.
Следующая неделя сопровождалась ломкой погоды, и, наконец, под выходные выпал снег. До нашего появления в охотничьих угодьях белая тропа установилась два дня назад, миновав «мертвую порошу». Окрестности ожили в белом убранстве.
Решено было охотиться с гончей в тех же местах по отработанной схеме — доехать на электричке до следующей станции и вернуться охотой к пункту назначения, откуда затем стартовать домой. Маршрут составлял около 10–12 километров и вполне подходил для однодневной ходовой охоты. По времени мы успевали на предпоследнюю электричку до Твери.
Первого зайца Бирма подняла в довольно густом ельнике, и из-за плохого обзора беляк несколько раз проходил на выстрел, оставаясь невидимым. Я оставался единственным в нашей компании без выстрела, и удача наконец-то дала шанс первым открыть счет в это утро: белый как снег заяц вышел на выстрел. Выскочив из непролазного елового подроста, зверек на миг остановился, превратившись в столбик.
Заяц прислушивался к голосу работающей гончей, оценивая обстановку, по-видимому, ориентируясь и выбирая направление хода. Поймав беляка на мушку, жму на спусковой крючок. Однако вместо грохота выстрела отчетливо послышался сухой щелчок бойка по капсюлю. Осечка!
Беляк не стал искушать судьбу и, сорвавшись в галоп, мгновенно исчез, сопровождаемый досадливым «матерком» до последнего молчавшего на привязи Арго.
Следом выскочившая Бирма с голосом ушла за моим недобытым беляком. «Не верь в готовые патроны, когда выходишь на рубеж!» — вспомнились строки моего друга поэта Михаила Смирнова. Через минут десять ожидания впереди, примерно в полукилометре, донесся одиночный выстрел, и вскоре пришла наша охотница, как всем показалось, с виноватым видом.
Все говорило в пользу версии, что нашего зайца перехватил из-под чужой собаки незнакомый охотник. К сожалению, традиции правильной охоты не для всех! Еще один отголосок введения единого охотничьего билета федерального образца, давшего возможность влезть в охотничье дело случайным людям, не имеющим понятия об охотничьей этике.
К полудню заметно потеплело. Снег осел, появилась капель. Местами на открытых прогреваемых участках снег стаял, обнажив поникшую траву с опавшей листвой и совсем неуместно торчащими редкими грибам, на удивление еще сохранившимися, как напоминание, о прошедшем когда-то бабьем лете.
Продираясь через частокол молодого подроста, изрядно промокли. Бирма тем временем подала голос за стеной густого мелкого ельника, и мы заметили мелькавший в просветах силуэт уходящей лисицы. Мой везучий напарник успел дать дуплет по рыжей, которая, замедлив ход, нырнула за большой выворотень.
Мимо пролетела выжловка, послышалась приглушенная грызня. Трофеем оказался крупный, полностью вылинявший, одетый в пышную зимнюю одежду лисовин, пораженный «двойкой», выпущенной накоротке из ТОЗ-34. Прежде чем дойти, он успел дать короткий бой нашей гончей, прокусив ей щеку и губу.
Охота эта носила чисто случайный характер без гона, что, впрочем, не испортило настроения. Лис, вероятнее всего, увел бы Бирму в дальнее урочище или до ближайшего барсучьего городка, ныне пустующего, но служащего надежным убежищем уходящим от гончих лисицам. На краю обширного мохового болота наша выжловка подняла беляка, тот увел ее со слуха, долго крутился в дальнем конце урочища.
Наконец, гон пошел ближе, дав возможность сориентироваться и подстать в ожидании зверя. Приближаясь, гон шел вдоль заваленной ветровалом заброшенной лесовозной дороги. Давно осознав, что мне, как легашатнику, хронически не везет на охоте с гончими, услышал неподалеку торопливый дуплет, затем еще выстрел напарников.
Бирма через минуту смолкла, исчезнув в полосе частого ельника, из которого донеслись жалобные заячий вопли. «Поймала подранка!» — мелькнула мысль, и в следующий момент перед подспевшими зайчатниками предстала редкая картина: услышав поощрительные команды хозяина, Бирма появилась из-за елового полога, держа в пасти словленного беляка!
Положив добычу на обочину, выжловка выразила удовольствие от щедро посыпавшихся на нее похвал, помахивая гоном и, как всем показалось, по-собачьи улыбаясь. Редчайший случай в практике охот с гончими, когда собака апортирует взятого зайца.
По словам хозяина, за восемь осеней Бирмы этого не было ни разу до совместных охот с лабрадором, в ходе которых он не раз находил и носил добытых зайцев в присутствии отработавшей их гончей.
Видимо, сказалось влияние моего апортировщика, или это было проявление собачьей конкуренции за добытый трофей? Вопрос до сих пор остается без ответа. Еще одна неразгаданная тайна собачьей души.
В сумерках, шагая к станции по укатанному отъезжающими дачниками заснеженному проселку, обсуждали детали прошедшей охоты. Благодарили одарившего нас богатыми трофеями покровителя охотников святого Трифона и, несмотря на усталость, строили планы на следующий выходной.
