Наверное, каждый из читающих рыбаков что-то знает о ловле скрея — трески глубинной формы, обитающей в Северном и Баренцевом морях. На нерест скрей идет к берегам Норвегии, остается там на пару месяцев, а затем опять уходит от берега в глубокие районы океана. От прибрежной трески скрей отличается так же, как колхозный бугай от месячного телка. Летом треска весит 5–8 килограммов, а весной 15, 20, 30 и 40 кило.
Фото: Алексей Гусев.
Наша гостевая поездка на рыбалку в Норвегию за скреем с самого начала стала походить на некое подобие экспедиции, потому как мы решили проделать путь от Москвы до Мехамна (а это почти рядом с самой северной точкой континентальной Европы) на редакционном автобусе.
Из Москвы можно добраться до самого севера Норвегии несколькими путями.
Первый ведет через Петербург, Финляндию и проходит через финско-норвежский пограничный пункт Утсъёки, от которого до Мехамна несколько часов езды.
Второй путь — это Петербург, Карелия и далее Финляндия до того же пограничного перехода Утсъёки.
И третий путь идет из Москвы в Карелию, Мурманск, Никель, Киркинес, откуда до Мехамна всего три сотни километров. Было о чем задуматься, выбирая маршрут.
В результате недолгих размышлений первый вариант показался нам самым интересным. Во-первых, можно было проехать почти всю Финляндию с юга на север, во-вторых, все варианты по расстоянию почти одинаковы — где-то 2500 километров.
Просмотрели маршрут и запланировали по две ночевки по пути туда и обратно. Получилось почти по 800 километров с хвостами на день в дороге.
Останавливались в гостевых домах. Бронировали их по ходу передвижения через интернет. Чисто, опрятно, недорого. Дороги на твердую четверку. Север есть север, даже у «них» дороги весной не выдерживают суточных колебаний температур.
Наших, родных российских бездонных ям мы не видели, но выбоины и трещины, особенно в Лапландии, — пожалуйста! Но все в пределах ГОСТов, как бы у нас сказали. В общем, сожалений, что выбрали этот путь, не возникло.
Фото: Алексей Гусев.
Утсъёки оказался крошечным финским поселком, на выезде из которого вы пересекаете мост и попадаете в Норвегию. Граница есть, паспортного контроля нет. Таможенного тоже. На небольшой будке с норвежской стороны моста висит вывеска с указанием дней и часов работы пограничного перехода. Мы, наверное, въезжали и выезжали в неурочное время, т.к. никто нас не останавливал и не проверял, да и не видели мы там никого.
В Утсъёки есть заправка и бар, где можно перекусить, выпить пива или еще чего-нибудь — все по финским божеским ценам. Еще пару сотен километров — и мы въехали в зону горной тундры, а отсюда уже недалеко и до конечной цели поездки.
Наше знакомство с Мехамном началось с новости: оказывается, нас здесь не ждут. Но благо, что хозяина базы, где мы должны были остановиться, Видара Карлстада, в деревне знают все.
Через час, который мы употребили на знакомство с деревней и единственным местным баром, уже все знали, что к Карлстаду из Москвы приехали на автобусе сумасшедшие русские, которые угощают водкой местных выпивох и ищут, где бы переночевать. В итоге у нас оказался ключ от одного из коттеджей базы, а также информация, что ее хозяин ожидается в деревне не ранее чем через сутки.
Фото: Алексей Гусев.
Весь следующий день мы потратили на экскурсии по местным магазинам, коих в деревне три, на созерцание снующих по гавани небольших рыболовных катеров, приготовление пищи и прочие домашние дела. Лучшим моментом дня стала попытка моих спутников купить свежую треску у рыбаков в порту. К их удивлению, рыбаки начисто отказывались от «реализации» пары рыбин за наличные и согласились лишь на бартер: бутылка русской водки за пятикилограммовую треску!
Учитывая заоблачные местные цены на алкоголь, думаю, эту сделку теперь запомнят в деревне надолго. Впрочем, нас такой обмен только обрадовал: вкуснее жареной свежепойманной трески нет ничего в мире.
Первый вопрос, которым утром второго дня меня встретил Павел Николаевич Гусев, был: «Ты точно уверен, что нас здесь ждут?» Мои заверения прозвучали неубедительно, и спасло меня появление Видара. Как и полагается на северах, он прибыл на снегоходе в облаке искрящегося снега, с широкой улыбкой на обветренном лице и непоколебимой уверенностью в своих силах. Уже через пять минут у нас был готов план на первый день рыбалки.
Несмотря на шторм, Видар с вечера запланировал уйти на западное побережье полуострова, куда утром должны были подъехать на машине мы. Там планировалось рыбачить во фьордах, защищенных береговыми сопками от ветра и шторма. Так мы и поступили. И все бы хорошо, если бы в море на снятом с консервации тридцатипятифутовом катере Видара не полетела масляная помпа. Говорить о нашем общем разочаровании было излишне — пропадал еще один драгоценный день.
Мехамн в апреле. Море снега и синей воды под сияющим солнцем. Впрочем, погода может испортиться
всего за одну минуту. Фото: Алексей Гусев.
Когда мы в конце концов вернулись в Мехамн, Видар предложил порыбачить на озерах на гольца и форель-пеструшку. Мы живо собрались у ангара, где хозяин базы экипировал нас для снегоходного сафари, выдав комбинезоны, обувь, шлемы, подшлемники, перчатки и, наконец, сами снегоходы. Все новенькое, чистенькое, все блестит и работает.
Два десятка километров по горной тундре — и мы встаем между сопок. Только когда помощник Видара достал из снегохода шуруповерт и стал вставлять в него длинный шнек ледобура, мы поняли, что под нами лед, а когда он довольно шустро стал бурить лунки во льду, толщина которого была около метра, мы поспешили достать наши снасти для подледного лова.
У меня с собой был набор зимних блесен, на которые голец должен был брать как заговоренный, однако этого не случилось. Пара поклевок, пара форелек незачетного размера и один сход гольца в лунке — вот и весь мой улов. У других дела обстояли примерно так же, но главное, мы обрыбились. Наконец-то!
Надо сказать, для ловли со льда наши соседи проявляют много выдумки и изобретательности. Пока мы мучились со своими балансирами и блеснами, наш сопровождающий достал из багажного ящика удильники со странными блеснами.
В тело металлической блесны был встроен прозрачного пластика «пузырь», в котором находилась миниатюрная лампочка, посылающая в темноту подледной воды проблесковый световой сигнал. Прямо как летящий самолет в ночном небе! Выглядело это, прямо скажем, забавно, но работало, и работало неплохо. Нас норвежец, разумеется, обловил.
Фото: Алексей Гусев.
Следующее утро началось с суматохи у ангара, где Видар с помощниками возился около стоящего на прицепе-трейлере катера, который за предыдущую ночь был доставлен работниками базы с места зимней стоянки в одном из фьордов в сотне километров от Мехамна.
Погода благоприятствовала. Северный, или, как пошутил Видар, русский ветер, терзавший море последние три дня, стих, и солнце временами оживляло этот мир своими яркими лучами. Следующий час мы потратили на то, чтобы домчать до крошечной рыбацкой деревни Скьётнингберг (Skjotningberg), стоящей на берегу большого фьорда, спустить катер на воду, перегрузить на него вещи и снасти и выйти в море.
А в море в это утро вышли, наверное, все лодки местных рыбаков. Старые, с потертыми бортами, абсолютно новые, но обязательно раскрашенные в яркие и праздничные цвета, они рассыпались по фьорду насколько хватало взгляда. Во время скрея, когда «день рыбака год кормит», на берегу остаются женщины, дети и немощные старики.
Первую свою треску мы подняли через пять минут после того, как отошли от берега. Некрупную, килограммов на шесть-семь. Но это же была наша первая рыба, пойманная в море!
И дело пошло. Увлекшись ловлей, мы не заметили, как ветром и течением нас снесло на сеть. Поняли мы это по дружной «поклевке», случившейся у всех одновременно.
Видар, который до этого с веселыми искорками в глазах подбадривал нас возгласами, наблюдая, как мы поднимали одну рыбину за другой, неожиданно скомандовал срочный подъем, и мы, оставив под водой три пилькера из четырех, срочно сменили локацию. Хотя потерянных пилькеров и было жалко, но, видимо, несопоставимая стоимость порванной сети и наших приманок заставила Видара просто обрезать шнуры на наших катушках.
Фото: Алексей Гусев.
Надо сказать, такая рыбалка очень затягивает. Даже несмотря на то что это был не скрей, а местная форма трески, активную ловлю с постоянными подъемами сильной рыбы в лодку, с бесконечным смыванием крови и слизи с палубы, с радостными возгласами и детским любопытством «а как дела у соседа?» — такую ловлю мы прекратить никак не могли.
Но чувство пресыщения такой рыбалкой все же пришло, причем так же быстро, как овладевший нами азарт. И Видар, который до этого был непосредственным участником ловли и с горящими глазами то помогал кому-то снять с крючков пилькера рыбу, то перевязывал блесны, то окатывал водой палубу, откинулся в кресле у штурвала и предложил перейти ближе к выходу из фъорда в открытое море, а заодно перекусить на воде.
После пары чашек крепкого чая с бутербродами наши
мысли окончательно успокоились, и, трезво оценив выловленную рыбу, мы единодушно решили, что ловить хватит, а вот попробовать поискать скрея — хорошая идея. Но хорошая идея почти провалилась. Море, основательно раскаченное штормом, еще не успокоилось и встретило нас крупной зыбью.
Будь Видар один, он бы смело пошел прочь от берега, не обращая внимания на волну, но он был не один, поэтому, поболтавшись на морской зыби минут 15–20 и вдоволь насытившись продольно-диагонально-поперечной и бог знает какой еще качкой, мы благоразумно вернулись под защиту береговой линии, где еще в течение часа, останавливаясь в местах, ведомых только Видару, безуспешно пытались нащупать косяки скрея. Возвращение на базу велось под разговоры о том, как мы будем обрабатывать пойманную рыбу и что из нее приготовим на ужин.
Фото: Алексей Гусев.
Это сейчас, по прошествии нескольких месяцев, я понимаю, что главным режиссером, сценаристом и продюсером нашего морского приключения был Карлстад. И, надо признать, погода ему в этом неплохо помогала. У нас оставался один плановый день рыбалки, а скрея мы так и не видели.
Вечером во время ужина я чувствовал себя немного некомфортно. Заманил людей на самый север, в тмутаракань, обещаниями скрея, а его нет. А тут еще и погода, и шторм, и лишний день ожидания. Конечно, от нуля мы ушли, и ушли очень прилично, но редкая тресчина была весом за 8 кило, нам же хотелось большего.
Некоторую неудовлетворенность результатами, очевидно, испытывал и Павел Николаевич, поэтому, когда он стал расспрашивать каждого из нас, можем ли мы задержаться в Мехамне еще на день, все участники экспедиции приободрились.
Окончательно растопили сдержанную атмосферу вечера блюда роскошно приготовленной Павлом Николаевичем жареной трески. Много видов рыбы каждый из нас пробовал за свою жизнь, но в тот вечер у всех была одна единственная оценка: рыба превосходна!
Утром мы отправились на машинах в Скьётнингберг, где оставили катер на ночевку. Отошли от берега и, не останавливаясь во фьорде, поспешили в открытое море. Почти все местные рыбаки, пользуясь благоприятной погодой, переместились либо в море, либо в горло фьорда.
Видар подошел к знакомым рыбакам, о чем-то с ними поговорил и произнес заветные слова: «Скрей. Ловим». Достать приготовленные снасти и опустить пилькеры в воду не потребовало много времени. Прошло максимум две минуты — и первая треска весом за десять килограммов бьется на палубе.
Даже неискушенный член нашей команды мог убедиться, что мы наконец ловим тот самый скрей, а не береговую форму трески, на которой хорошо отточили технику днем раньше. Здоровые, налитые силой желтовато-белесоватые тела рыб весом от десяти – двенадцати килограммов и более, раз за разом садились на наши приманки и уверенно заполняли ящики для рыбы на катере.
Фото: Алексей Гусев.
Когда последний был забит рыбой, Видар предложил закончить рыбалку, воспользоваться спокойным морем и в Мехамн пойти на катере, а не посуху.
Наше путешествие по морю перемежалось остановками для ловли палтуса (уж очень хотелось Видару, чтобы мы поймали и его, несмотря на то что лучшее время для палтуса — летние месяцы, а не ранняя весна), созерцанием группы китов, прошедших мимо нас встречным курсом на расстоянии 150–200 метров… Наконец хитрец Видар заглушил мотор катера в ведомой только ему точке.
Эхолот показывал глубину 65 метров и плотную массу рыбы у дна, среди которой выделялись особо крупные особи. Мне показалось, что он опять хочет, чтобы мы попробовали половить палтуса, о чем я его и спросил. Однако с улыбкой Видар предложил нам задержаться на десять минут и самим посмотреть, что за рыба под нами.
Мы были в состоянии, близком к усталости от рыбалки, думали: ну что нового может дать нам море? Подобные косяки рыб мы видели с самого утра, но первый же возглас Павла Николаевича уверил наш экипаж, что случилось что-то исключительное.
Павел Николаевич, которому за десять дней до поездки сделали операцию, не мог нагружать шов и поэтому ловил удильником с катушкой с электроприводом, рассчитанным на подъем рыбы весом до 20 килограммов. Сейчас он едва удерживал удильник в руках, а под водой билось, ворохалось, сопротивляясь подъему с этой смешной для норвежской ловли глубины нечто.
А вскоре и у меня на шнуре повисло что-то непомерно тяжелое, а потом пришла очередь и остальным рыбакам объявить о своих поклевках. В общем, когда Павел Николаевич поднял свою добычу на поверхность моря, я сразу понял, почему весной люди едут в Норвегию в надежде поймать настоящий скрей. Поднять такую рыбу в лодку без помощи Видара было просто невозможно: ее вес превышал двадцать килограммов. Мой улов если и уступал гусевскому, то лишь немного.
Такой же трофей поднял после тяжелой борьбы и наш аксакал Назарыч. Через двадцать минут у каждого из нас было по три-четыре рыбины весом более двадцати килограммов. Вот это была рыбалка!
Однако нас привел в чувство Видар. Мне даже показалось, ему жаль, что мы успешно ловим таких гигантов, и поэтому он предложил закончить рыбалку и идти домой. Возражений не последовало. Вот теперь мы «наелись» досыта. Общее настроение кратко охарактеризовал Гусев, проронив в пустоту: «Все, я готов ехать домой. Я наловился».
Несколько минут на фотографирование с трофеями — и мы идем в Мехамн с чувством легкого разочарования от сознания того, что наша рыбалка закончилась и мы утром возвращаемся домой.
Впрочем, некоторые из нас обязательно сюда вернутся. И это не угроза. Это — обещание.
