Фото Kora27/wikimedia.org (CC BY-SA 4.0)
Не в почете лысухи у большинства охотников на водоплавающую дичь. И охота на них совсем не трудная, если не сказать примитивная, и мясо лысух значительно уступает мясу речных уток.
Обрабатываются они плохо, поэтому многие охотники просто снимают с лысух шкурки вместе с перьями, при этом и без того неважные вкусовые качества полученного биопродукта еще ухудшаются.
Я и сам в своей многолетней практике старался добывать уток, лишь когда что-то не получалось, переключался на «гидроворон», как называли наши охотники лысух, выражая при этом не совсем уважительное к ним отношение.
Однако встречались мне и любители охоты именно на лысух, игнорирующие других пернатых обитателей угодий.
Мой сосед в экспедиционном поселке, кореец Ким Санга, был одним из них.
С нашим коллективом на охоту ездил редко, но, даже оказавшись среди нас, старался заплыть в такое место, где пролетали лысухи.
Ладил шалаш-укрытие, рядом на воде разбрасывал свои резиновые чучела нырков, этакие «страшилки», похожие на черные блины, которые нормальные утки с испугом облетали, а глупые лысухи к ним подворачивали охотно, воспринимая их за собратьев.
Норма отстрела в то время была у нас десять уток или лысух, если путевка на два – три дня. Обилие водоплавающих на заливах Балхаша позволяло эту норму легко выполнить, а превышать ее не было смысла, и проверяли нас часто, и была уверенность, что в следующие выходные снова поедем и снова по десятку пернатых добудем. Об этом теперь только вспоминать и остается, созерцая нынешние оскудевшие угодья.
Шкурки с добытых лысух сосед не снимал. Крупные перья выщипывал, потом паяльной лампой тушки опаливал, скоблил ножом, снова опаливал, и так раза три – четыре, потом с помощью кусочка хлопчатобумажной ткани горячей водой смывал черный сгоревший пух, и тушки приобретали вполне приличный вид — чистенькие, беленькие, можно было их разделывать.
Возился Санга с ними долго, но оно того стоило. Потом я перенял его опыт и поступал так же, когда привозил с охоты лысух.
Позже, уже в Мещере, мне встретился еще один любитель охоты на лысух. После утренней зорьки и отгремевшей канонады, когда окончательно рассвело, я увидел неподалеку от моего шалаша на краю зарослей канадского риса другой шалаш.
Такой рис специально высаживали на наших озерах для привлечения уток и лысух. Стебли этого злака на метр возвышаются над водой, образуют густые заросли, но иногда год-другой рис совсем не произрастает, и кажется, что его посевы погибли.
Но потом, при благоприятных условиях, голые заливы вновь зарастают рисом, а в его зарослях кормятся, плещутся, хлопают крыльями и хныкают многочисленные лысухи. Однако на чистую воду они не выплывают и на крыло не поднимаются. Оно им и не надо. В рисе для них готов и стол и дом, укрытие от хищников и стрелков.
Пожилой охотник в шалаше изредка производил одиночный выстрел, хотя утки над ним не пролетали и к нему не подплывали. Я дивился — в кого стреляет? После выстрела он продвигался по зарослям, видны были лишь его голова и плечи, потом стрелок возвращался в шалаш.
Оказалось, егерь, родственник охотника, по его просьбе скосил рис коридором шириной в два метра и длиной примерно тридцать метров, а в начале коридора охотник устроил засидку. Когда в этом прогале появлялась лысуха, он стрелял, потом, сидя в лодке, проталкивался веслом по коридору, подбирал добычу, плыл обратно, затаивался в шалаше и терпеливо ждал.
На пролетающих над ним изредка уток даже внимания не обращал, вероятно, чтобы не пугать лысух. Такую картину пришлось мне наблюдать.
К холодам стебли риса желтеют, зерна осыпаются, и опустившиеся к воде, полегшие заросли пустеют. Лысухи вместе с пролетными утками теперь плавают на открытой воде озера и вскоре улетают в теплые края.
Температура по ночам опускается до минусовых значений, озеро покрывается льдом, остаются лишь небольшие полыньи вблизи рисового «ковра», и на одной из них сиротливо плавают две лысухи, видимо обреченные на погибель подранки, а на припорошенном свежим снегом берегу видна строчка лисьих следов. Скоро кумушка пообедает…
