На ильменях

Маленький, а резвый. Фото: Яншевского Андрея.

Вскоре, после прибытия на место, уже знал имя этой голубой воды, явившейся среди степного пространства – ильменя, а следом и смог предположить, что скорей всего эти озера-ильменя оставила здесь как память о себе сама Волга.

Видимо, когда-то на месте нынешних степных сирот–ильменей и была прежняя дельта могучей реки.

Но потом что-то случилось – река ушла влево, а ильменя остались.

Ну, а к вечеру уже знал, что в ильменях прописан его величество сазан, а потому и похвалил себя за то, что взял с собой леску, поплавок, грузы и крючки.

Удилища, конечно, не было – ловить рыбу тут не собирался, но мои новые знакомые успокоили: мол, вокруг ильменей стеной стоит высоченный тростник, из которого выходят очень даже неплохие удилища.

Правда, такому тростниковому удилищу, конечно, не устоять перед килограммовым сазаном, но с рыбешкой поменьше оно, видимо, вполне сладит.

Словом, на следующий день после работы и отправился в поход к ильменям.

Тростник действительно стоял стеной по всему берегу, без особого труда подыскал здесь примерно трехметровое удилище.

Дальше предстояло среди тростниковой стены найти хоть какой-нибудь подход к воде. Но вот и тропа, пробитая какими-то местными парнокопытными существами. А там и обрез берега, и наконец вода. Берег чуть-чуть приподнят над водой – так что сидеть здесь с удочкой в руках было очень удобно. Дно у берега чистое, вода прозрачная – видно все, что делается в воде поблизости, и судя по всему, здесь совсем неглубоко.

Теперь дело за червями. Поковырял ножом дернину у самого берега и в конце концов нашел двух тщедушных земляных червячков. Ну, а дальше все, как обычно. Удилище в руке, поплавок вершинкой над водой, а крючок с червяком в воде, поближе ко дну. У берега никакой водной растительности, и так, сколько хватает глаз, чистая вода.

Кто же пожалует ко мне на переговоры – наберемся терпения и будем ждать. Но ждать пришлось совсем недолго: из тростниковой чащи пожаловал большущий уж, серый, водяной, без тех самых оранжевых пятен на голове, по которым сразу и узнаешь обыкновенного ужа. Уж, извиваясь, плыл куда-то по своим делам и, видимо, поэтому не соизволил обратить на меня никакого внимания.

Первый визитер невозмутимо проследовал дальше, и тут, оглянувшись, обнаружил я, что рядом блаженствует в лучах вечернего солнца еще один представитель местной фауны – на этот раз тот самый, с двумя оранжевыми пятнами на головке. И этот уж, в отличие от своего водяного собрата, был в черной, а не в серой одежде. Как и водяной уж, только что проплывший мимо, и этот абориген никак не реагировал на человека, явившегося вдруг в его владения.

Оставил ужа в покое, поднял глаза на поплавок и поплавка не увидел. Удилище в руках трясется, дергается. Рыба, соблазнившаяся червячком, никак не соглашается подчиниться и приблизиться к берегу. И тут не очень настаиваю, побаиваясь за жидковатый тростниковый хлыстик.

Фото: Яншевского Андрея.

Но в конце концов оплошавший сазан оказывается в руках. Это был экземпляр граммов в триста пятьдесят весом – тяжеленькая такая рыбка, упрямый сазанчик.

Сазанчик на кукане. Чуть притопленный грузом поплавок снова выставил из воды головку. И почти тут же скрывается. И еще один мерный сазанчик на кукане.

Присматриваюсь к воде, вроде бы вижу все, что делается там, около дна, но, как ни старюсь, никаких рыб поблизости не отмечаю. А поплавок тем не менее снова исчезает в воде, и уже третий, точно такой же, как два первых, сазан-юноша в руках. Наверное, можно было ловить рыбок еще и еще. Но куда их, кому здесь, возле настоящей волжской воды, где в то время об исходе рыбы не было еще и речи?..

Отложил в сторону снасть и просто сижу на берегу возле удивительной воды-сироты, спрятавшейся от степи, сожженной безжалостным летним солнцем-пожаром, за тростником-спасителем.

Сейчас, к осени, солнце уже укротило пламенный гнев, и теперь только греет, одаривает последним теплом и меня, странного человека, прибывшего вот к этой по-летнему тихой воде из промозглой северной осени, и ужа, расположившегося рядом на отдых.

А пока занимался сазанчиками, из воды выбрался на берег еще один, точно такой же, с оранжевыми пятнами на голове, черный-черный уж и, тоже свернувшись колечками, расположился на отдых справа. Но тут что-то зашуршало сзади. Оглянулся и совсем рядом увидел кудлатую морду, уставившуюся из зарослей тростника. Скорей всего, это был представитель местной, калмыцкой породы крупного рогатого скота, для которого степь – родной дом, а тростник по берегам ильменей – райские кущи.

Коровенка любовалась мной не очень долго, особого интереса, как видно, не вызвал, а потому она вскоре удалилась, оставив только общество ужей.

После сырого и холодного московского октября, совсем собравшегося уступить место ноябрьской, уже более неуютной погоде, здесь, сейчас, среди почти летнего тепла и тишины, честное слово, забывал, что и здесь, сейчас, тот же самый конец октября, и был очень-очень благодарен этой встрече, если не с самим, давно ушедшим летом, то по крайней мере с его последними ясными днями.

Сазанчики, конечно, никого не удивили, не вызвали восторга у местного населения. Все-таки убрал их в холодильник, а затем доставил в столицу, где к такому подарку умели относиться с достойным вниманием.

К воде наведывался еще пару раз. Снова видел серых водяных и черных обыкновенных ужей, опять недолго сидел на берегу у самой воды, а во время последней такой встречи-прощания все-таки взял в руки удилище. И все повторилось, как в первый раз: сазанчик, еще сазанчик и еще точно такая же мерная рыбка…

Фото: Яншевского Андрея.

А когда уже смотал с удилища леску и собрался домой, то вдруг увидел в воде, всего в четырех-пяти метрах от берега, целый косяк-отряд больших, целеустремленных рыб. Это тоже были сазаны, но не те трехсотпятидесятиграммовики, какие соблазнялись чуть живыми червячками, а серьезные, тяжелые рыбы. И таких рыб было сейчас много. Они куда-то шли, шли быстро, шли плотным строем, чуть не прижавшись друг к другу боками.

Как завороженный смотрел на эту дивную процессию и все-таки радовался, что в этот момент в воде не оказалось моей тщедушной снасти. А что если бы такой бугай схватил червяка? Что стало бы тогда с тростниковой удочкой-хлыстиком?..

В Москве, после дивного свидания с уходящим летом, встретил сырой, промозглый холод. Конечно, было грустно вспоминать о такой короткой встрече с ильменями, с последним добрым теплом уходящего года.