Особенно много было у меня охот с Л. И. Брежневым. Я с ним познакомился в 1962 году, когда он только что стал Председателем Президиума Верховного Совета СССР. В то время он был очень быстрым, не терпящим медлительности человеком и требовал такого же поведения от всего своего окружения. В этом мы с ним очень сошлись: в то время я тоже был такой и часто говорил охотникам и егерям: “Давайте потихоньку поспешать.”
Особенно много было у меня охот с Л. И. Брежневым. Я с ним познакомился в 1962 году, когда он только что стал Председателем Президиума Верховного Совета СССР.
В то время он был очень быстрым, не терпящим медлительности человеком и требовал такого же поведения от всего своего окружения.
В этом мы с ним очень сошлись: в то время я тоже был такой и часто говорил охотникам и егерям: “Давайте потихоньку поспешать.”
С Леонидом Ильичом у меня было много разных интересных охот. Я помню еще те времена, когда он много ходил, выезжая на ходовые охоты. Я охотился с ним на Ай-Петри с легавой по перепелкам. Было у нас много общих интересов: помимо охоты мы оба страстно любили голубей и машины.
Леонид Ильич очень хорошо знал Крымское охотхозяйство, часто приезжал туда на охоту и отдых, нередко готовился к выступлениям на съездах и конференциях именно там.
Я все время был при нем, днями жил с ним рядом и буквально ежедневно сопровождал его на охоту. Бывало, работает он у себя в кабинете перед каким-нибудь совещанием или съездом, а потом заходит ко мне и говорит:
— А что, Александр Александрович, не прошвырнуться ли нам сейчас на охоту?
Мы выезжали, охотились, а затем он опять возвращался к своему рабочему столу. Нередко, когда он работал, я сидел рядом с ним в кабинете или был неподалеку на территории охотбазы.
Прекрасно зная все хозяйство, он спрашивал:
— Куда сегодня, на какую вышку едем? И узнав маршрут, говорил:
— Там, кажется у егеря маленькая дочка, надо захватить ей подарок.
Он никогда не забывал о людях, и это было к его большой чести.
Брежнев был очень страстным охотником. Он хорошо стрелял, но волновался всегда. Волновался так, что когда я стоял рядом, подчас не верил, что он попадет по зверю. Расскажу один случай.
Как-то раз Леонид Ильич говорит:
— Мне хотелось бы отстрелять большого кабана.
Я предупредил, что крупный кабан крайне аккуратен, выходит осторожно и времени на стрельбу будет очень мало.
Перед вышкой была подкормочная площадка. Корм засыпали в ямку, которую закрывали крышкой, и на нее ставили здоровенный пень, чтобы, пока кабан сдвинет его и станет чуть менее осторожным, можно было бы выстрелить.
В Крыму сидение на вышке имеет свои особенности: это не зимой на равнине — в горах постоянно меняется направление ветра, и охота из засидки из-за этого очень трудна. К тому же Леонид Ильич очень много курил. Курил так часто, что мне на вышке все время приходилось его одергивать и уговаривать потерпеть хотя бы 15 минут до выхода зверя.
Курил он только “Новость” (были такие сигареты в зеленой пачке). Бывает, слышу — идет зверь, а он курит. Приходилось тут же накрывать Леонида Ильича телогрейкой.
Видя, что с этой привычкой бороться бесполезно, я пошел по другому пути — заставлял егерей курить на вышках во время учетов, подкормки, а на подкормочной площадке специально бросали окурки, чтобы зверь привык к табачному дыму и запаху.
И вот поехали мы на кабана. Был у нас такой зверь, которого хотел добыть Леонид Ильич. В то время сопровождающим запрещалось иметь при себе оружие. Брежнев был с отечественным штуцером, сделанным в Туле по заказу специально для него. Сидим на вышке.
Выходит зверь, я открываю окошко, Брежнев стреляет. Отлично вижу, что попал хорошо — кабана аж отбросило в сторону. Но секач все же ушел. На юге быстро темнеет, и уже приближались сумерки. Понимая, что медлить нельзя, прошу Леонида Ильича:
— Дайте мне штуцер, оставайтесь на вышке, а я доберу кабана.
Он отказался и ответил:
— Пошли вместе.
Быстро нашли кровь по обе стороны от следа. Идем. Не могу сказать, как я почувствовал, что мы зверя прошли. Очевидно, затылком. Леонид Ильич идет впереди с оружием. Когда я обернулся, кабан уже на всех махах летел на нас.
Что мне оставалось делать? Я просто в прыжке ударил Леонида Ильича ногой в спину, и он упал по одну сторону тропы, а сам сделал отчаянный прыжок в другую. Брежнев упал ничком. Кабан пролетел по тропе вперед, оставив свою кровь у меня на сапоге. Метров через двадцать он развернулся, остановился и уставился на нас.
Леонид Ильич вскочил и наставил на меня штуцер. Я ему показываю: обернитесь, посмотрите! Он оглянулся туда, куда я указывал. Кабан в это время заложил уши и лег, явно намереваясь к повторному броску. Леонид Ильич прицелился и метким выстрелом добил подранка.
Подошли, посмотрели. Это был огромный секач. Как потом оказалось, он весил более двухсот килограммов. Тут Брежнев пришел в себя и все понял. Подошел ко мне, обнял, поцеловал. Снял с руки часы и подарил мне.
Когда мы приехали на базу, все это неоднократно было пересказано за столом. Я возмутился, что сопровождающим запрещают иметь при себе на этих охотах оружие. После этого случая по распоряжению Л.И. Брежнева все егеря и охотоведы ездили на правительственные охоты с оружием.
(литературная запись рассказа Кормилицына А.А.)