Охота в городе-курорте Сочи с недавних пор не существует. Кругом национальный парк, и это правильно. Есть прекрасные угодья на Кубани и в Ставрополье и даже в Адыгее и других республиках Кавказа, но ехать до них из Сочи порядка тысячи километров по серпантинам и перевалам
Абхазия — вот она, совсем рядом, если бы не одно но. Это другое государство. Отсюда проблемы с провозом оружия, приобретением лицензий и организацией охоты в том виде, к которому мы привыкли. При этом страна набита разнообразной дичью, как бочка селедкой. Богатая этом плане страна.
В Абхазии у меня есть соратник — Дато. Прекрасный человек, охотник и рыбак. Знание им местности и повадок животных поражает, что неудивительно: с раннего детства он в горах на охоте. Ему я и адресовал извечный вопрос русского человека: «Что делать, Дато?» Действительно, хотелось бы знать: где приобрести лицензию на добычу? как законно провести оружие и вывезти трофей? Ведь мясо и рыбу везти через границу запрещено. На это Дато ответил мне сакральной абхазской фразой: «Ничего не делать».
Не послушав совета товарища, я отправился в Сухум, где находилось ближайшее действующее общество охотников и рыболовов, которое, как оказалось, в основном занимается кинологическими вопросами, а за разрешением же лучше идти в Министерство охраны природы.
Чтобы не уезжать из столицы с пустыми руками, я решил посетить правительство страны, а точнее, министра охраны природы (в то время такой еще был). Это оказалось несложно, и вот я на министерском приеме, где узнал, что в Абхазии только планируется создание службы охраны животных, которое разработает бланки лицензий.
— Я вижу, ты хороший человек. Много не стреляй и на территорию национальных парков не заходи. Вот пока и все правила, — сказал министр .
— Да я так не умею. Мне регламент нужен.
— Всех благ! Счастливого пути!
Не добившись бумаг и совершенно обалдев от предоставленной свободы действий, я договорился с Дато по поводу моей первой охоты в Абхазии. Оказалось, что ближайшая возможная охота — это на солнцепеках на весеннего медведя. В этом месте необходимо сделать небольшое, но весьма полезное отступление и рассказать о фактах и особенностях физиологии медведей после зимней спячки.
Так как я совсем не знаком с повадками кавказских медведей, то все опишу со слов Дато. Я могу только сравнивать их поведение с поведением сибирских косолапых.
Настоящая полная спячка бывает у медведей не каждый год, а только в наиболее снежные и холодные зимы, а так вообще-то он может выйти из берлоги, немного пошарахаться по округе, далеко не отходя, но не кормиться. Если не знать места берлоги, то и увидеть медведя в зимний период не удастся.
Медвежья спячка — это не совсем сон, а скорее, замедление и полная остановка жизненных процессов, таких как пищеварение. На этой особенности и построена охота на солнцепеках.
Миграция кавказских медведей происходит в вертикальной плоскости. Как правило, у взрослых особей есть свои кормовые участки, которые они ревностно защищают, ставят метки на особых деревьях и валунах, оставляя на них задиры когтями и запах. Этим они отличаются от своих сибирских собратьев. Сибиряки ведут полукочевой образ жизни в горизонтальной плоскости. С заливных лугов в ягодники, потом кедрач, перед сном завалить тогуша, нажраться пропастины и залечь в спячку на восемь месяцев. Мне показалось, что сибирская популяция более хищная,обязательно в рационе должно быть мясо или рыба, а кавказцы не такие.
Спячка у них непродолжительная, около четырех месяцев, ну да это и понятно: чего спать-то, когда кругом жара и вкусняшки везде. Например, в сибирских регионах одна из самых распространенных охот на медведя — это на приваде, с рыбой или с мясом, а в Абхазии никто и не слышал о такой охоте. Яблок, груш ему бы забродивших.
В спячку кавказский мишка укладывается в таежной зоне, где сосны и ели, много удобных мест и снегу подваливает. После выхода из спячки он ненадолго спускается вниз к брошенным садам или диким культурам фруктовых деревьев. Здесь он набивает брюхо прошлогодними подгнившими и забродившими фруктами. Дрожжевые бактерии запускают процессы пищеварения, и он поднимается на альпийские луга, где начинают расти сочные травы. Здесь он усиленно питается, очищая свой организм от токсинов, которые накопились за четыре месяца. При этом он стремительно теряет в весе, потому что он медведь, а не корова, и от травяного рациона питания его слабит. Вот в это время его и надо ловить на альпийских лугах, как сказал Дато, «пока он при сале и шкуре».
К созреванию дикого инжира косолапые дружно спускаются в фруктовую зону и начинают переходить от инжира к шелковице, далее к яблокам и грушам. К этому времени подходит каштан, бук и грецкий орех. Это уже конец сентября, октябрь. Начинается охота на «урожае». Есть любимые кормовые деревья, вот на них и устраивают лабазы, но об этом позже. Сейчас разговор об охоте на солнцепеках.
Обычно это южный склон зоны альпийских лугов, в конце мая он хорошо прогревается, поэтому и зовется солнцепеком. Эти склоны покрыты разнотравьем и участками с невероятно густой и колючей ежевикой, этаким аналогом сибирского стланика, но еще более непроходимого.
Я долго ждал приглашения, и уже отчаялся попасть на охоту этой весной. Звонок прозвучал 20 мая. Дато велел приехать завтра, к обеду, взять с собой теплые вещи, оружие не брать, пропитание можно купить на месте. На следующий день я стоял перед его воротами, как лист перед травой. Едем в магазин, затариваемся продуктами как на неделю, и я несмело интересуюсь у него продолжительностью данного мероприятия. Оказалось, что оно на пару дней. И тут же друг добавил: «Вдруг гости придут». Ну что ж, придут — так придут. На охоту мы сегодня не поехали, потому что так не принято. Дато накрыл поляну, и мы славно посидели почти до самого утра. Как только я умылся, мне был вручен СВД и два магазина к нему. Я принялся разбирать аппарат, но Дато остановил, с некоторой долей обиды заявив, что уже все проверил.
Еще вчера в длительной беседе он поведал мне, что поедем мы на гору Мамзышха, причем на моем «Патриоте», а оттуда будем пробиваться на горный массив Арабика, там есть пастушьи балаганы, в них и заночуем. Снега там уже не должно быть. Гора Мамзышха высотой более 1800 метров, а Арабика выше 2600 метров над уровнем моря. Задаю резонный, как мне кажется, вопрос:
— А там что, и дороги есть?
— Маленько есть. Лишь бы снега не было.
Снег был. Немного, но его хватало, чтобы «делать мне нервы». Из-за плотного снега меня все время стаскивало в пропасть глубиной не менее ста метров. Я только пот шапкой вытирал, а Дато злился, говорил, что я городской трус и медленно еду. В конце концов он вынудил меня уступить ему руль. И дело действительно пошло быстрее, но обильное потоотделение только усилилось. До Мамзышхи мы не доехали с километр, через дорогу нависла ледяная глыба.
В силу вступил план Б.
— Ладно, переночуем здесь. Все равно не успеваем до темноты. Кто-то не умеет ездить.
— А я до сих пор не верю, что мы куда-то приехали. Я уже сотню раз попрощался с жизнью, представляя себя на дне ущелья лежащим в покореженной машине…
За пару часов мы перетаскали пожитки до ближайшего балагана с дровами.
Сама вершина почти полностью очистилась от снега и была покрыта молодой ярко-зеленой травой. У хвойного леса живописно расположилось несколько кособоких строений, в которых все лето жили пастухи. Земляной пол, мутное окошко, пара лежаков и ржавая печка… Сейчас строения пустовали. В принципе это было обычное зимовье, только сильно пахнущее копченым сыром. Мы сели за стол, а гости подошли через полчаса. Три пастуха обустраивались в ближайшем балагане, через неделю они должны пригнать стадо, и им надо было к этому сроку все привести в порядок. Мы поделились продуктами, они — чачей…
Дато разбудил меня еще потемну. Наскоро собравшись, мы бодро зашагали по двум параллельным тропинкам, вытоптанным на склоне скотиной. План, в который меня перед выходом посвятил Дато, был такой: мы скрытно передвигаемся по южному краю горы, внимательно осматривая склон на предмет пасущихся медведей, движемся в сторону Арабики примерно десять километров и там перекусываем, отдыхаем в балагане и направляемся в обратную сторону, но уже по северному краю — тот склон как раз будет на солнцепеке.
Когда солнце показалось над Бзыбским горным массивом, мы уже отошли километра полтора, и я прямо скажу, что ходить по горам — это наука, которую следует изучать с детства. Дато сказал, что сейчас самое время для выхода зверя на солнцепек, мы продолжим двигаться в заданном направлении, но иногда, по его команде, необходимо будет осторожно выглядывать и осматривать склон на наличие животины. Стрелять можно только по его команде, не дальше 500 метров. Я возразил, что и дальше 300 метров с открытой планки ничего не увижу, чем вызвал его неподдельное удивление.
Выглянув за край, я обнаружил, что мы находимся на скальном карнизе метров пятьдесят шириной, дальше идет довольно крутой спуск к густому ельнику, покрытый ярко-зеленой травой. Перед очередным выглядыванием мне хотелось сначала выставить шапку на шашке, как в нетленном фильме «Вечный зов». Вскоре у меня возник вопрос: а если мы подстрелим мишку, то как мы его будем доставать? На первый взгляд, это было невозможно. Дато отмахнулся: «Есть способы!»
Идем дальше. Становится жарко. Теперь с солнцепеком все понятно. Вдруг Дато замер и показал подбородком влево. Я медленно повернул голову и метрах в семидесяти, на скальном бугре увидел нескольких животных, которые удивленно смотрели на нас. Серны. Целый табунок. Я их первый раз видел так близко. Вопросительно покосился на Дато — он отрицательно покачал головой. Попытался медленно достать фотоаппарат — серны сорвались и какими-то невероятно длинными скачками ушли на возвышенность и оттуда долго и внимательно наблюдали за нами.
Выглянув в очередной раз за уступ, я замер, сердце, казалось, остановилось. Медведь! И до него метров сто пятьдесят. Я спрятался обратно. Сердце запустилось и чуток не проломило грудную клетку. Посмотрел на Дато. Он пучил глаза и мотал головой. Да что ж такое?! Мы стрелять сегодня будем или нет?! Медленно выглянул снова. Медведь увлеченно хрумкал траву, запихивая ее в себя большими пучками. Блестящая и немного желтоватая шкура перекатывалась на высоких лопатках.
Справа из зарослей ежевики кубарем выкатились два шарика. Понятно. Но как Дато сумел их разглядеть? Медведица встала на задние лапы, вытянулась в струнку, шумно выдохнула, после чего шарики мгновенно закатились обратно, и она тут же подалась за ними следом. Уже у самого леса мамаша резко остановилась, вновь поднялась и неодобрительно посмотрела на нас.
Через час я запросил пощады и привала. Идти было очень тяжело: вверх — вниз, вверх — вниз по камням, ноги подрагивали от напряжения, еще и жара утомляла.
Снисходительно подшучивая, Дато рассказал, что впереди будет ледник, и там мы разделимся, чтобы обойти его с двух сторон, но я-то приметил, что он тоже устал и был рад, что я первый запросил привала.
Ледник находился в огромной природной чаше диаметром не меньше километра. Дато махнул мне рукой и стал спускаться к небольшому лесочку, находящемуся внизу этого цирка. Я немного подождал и пошел по правому краю, не заходя на синеватый лед, как и было сказано. Шел не спеша, в своем темпе, поглядывая вправо на склон и влево на ледник. Вот Дато вылез на ледник, хотя мне наказал не выходить ни в коем случае. Видимо, сопрел совсем и решил охладиться. Твою ж…
Да это медведь!
Бухнулся на живот и по-рачьи немного стал отползать. До медведя более пятисот метров, и он бежал прямо на меня каким-то странным галопом, переваливаясь с задних ног на передние. И зачем он бежал ко мне? Не нужно ко мне. Кругом ни одного дерева. Чертов ледник! Был СВД, так я не стрелял ни разу. А медведю что? Гор мало? Беги куда хочешь, а я на кабанов буду охотиться. Осталось метров триста. Медведь не менял курса и не сбавлял темпа. Карабин удобно лег на камень и уткнулся в плечо.
Я отчетливо видел зверя в прицеле. Так, дыхание. Нет, надо поближе и в голову. А голова показалась такой огромной… Не медведь, а носорог какой-то! В Сибири медведи гораздо меньше.
Двести метров. Звук выстрела пронесся по цирку и отразился от стенок несколько раз. Медведь покатился кубарем, кусая себя за правый бок. Голубоватый лед сразу стал ярко-красным. Косолапый катался по нему на спине, срывая ярость на твердой воде, затем как-то неестественно извернулся и встал, сильно сгорбившись, низко опустив голову. Второй выстрел заметался между горами. Медведь рухнул и больше не шевелился.
Дато вышел на ледник, а я поставил предохранитель на место, так ни разу не выстрелив. На леднике было прохладно и покойно. Третья сигарета за час уже горчила. Дато аккуратно скатывал снятую шкуру в рулон.
— Хорошая шкура. Мясо оставим здесь. Возьму кусок для анализов. Если чистое, то вернусь. Как раз и снег дотает. А ты чего не стрелял? Я уж думал, что он на тебя наступит.
— Я ждал, когда ты стрелять будешь. Ты же хозяин, а я гость. Тебе и первый выстрел.
Глаза у Дато смеялись. Мне было хорошо. Замечательно даже было.
