Всем хороша моя молодая, полуторагодовалая лаечка Лапка — кабана тропит, цепляет и щиплет будь здоров, и хотя резана была несколько раз в первый год по неопытности, урок выучила на отлично. Теперь я шибко не переживаю — верткой стала и прыти отменной. Кабану не достать. Умеет и лося поставить, подходи — стреляй, коли лицензия имеется. И куропатку в траве отыщет
и на крыло поднимет.
Фото Юрия САРАЕВА
Ну все с ней в порядке, а вот куницу, желанную в январе добычу, никак не желает следить. Никак не интересуется. А ведь забреди чужой кот в наш двор, обругается собачонка. Всю ночь будет лаять и серчать настырно.
А как зайца да лисицу гонит! Ну что твоя гончая. Я уж и так ее, и эдак, и ругаю, и колочу полегоньку — отучить желая. Никак не удается. Поднимет зайца и зальется тоненько, и гонит, пока язык не выпадет. Очнется, вспомнит про наказание и тогда старается уже на глаза мне не попадаться. Все понимает шельма! А куницу никак, даже следа не замечает, не нюхает — обидно.
Какой охотник не желает собачку-куничницу… А у нас зверек имеется. Даже на речках и в лесополосах развелся.
Тут как раз снег да морозы приспели, и меня уж очень зайчика вытропить потянуло. У меня всегда так — приспичит, и нет другой мечты. Утром я уже в степи, где лесополосы делят на ровные квадраты и прямоугольники пашни и покосы. Поехал за русаком, а лайку взял прогуляться. Думаю, косого вытроплю, а уж потом собачку выпущу на прудике степном. Он сплошь в ивах, кленах и даже осинки кое-где. Куничка или норка запросто обживет такое место.
След русачий нашел сразу. Заяц покормился жухлой травкой, что осталась вдоль всей межи, и пошел в пашню, логово снежное под пашенным камнем делать. Дело известное. Я топчу себе не спеша заячий малик, а косой идет по верхушкам борозды, там снег сдуло, и вроде как прячет на черных верхушках свои отпечатки. Потом раз скинулся, два и теперь, поди, косится из-за камня поблизости. Я головой верчу, пытаясь копку свежую угадать. Должна ведь блеснуть свежей крошкой. Не вижу.
Дальше иду и… прошел стервеца. Вывалился из ямки косой, да через пашню к посадке, что на другой ее стороне. Ударил я два раза «тройкой» и не свалил, а только поранил ножку переднюю зверьку. Вот уж досада. Теперь быстро не добрать. И собаку не выпустить — тогда прощай кабаны и косули, так и будет зайцев искать.
Что делать? Проследил, как заяц в посадку на трех ногах ввалился, место запомнил и решил дать ему успокоиться, облежаться. Уехали мы подальше, и как на заказ, вот он, след куничий по снегу в лесополосе. Посадочка неширокая, с одной стороны подсолнечник недокошенный, а с другой — пашня. Зверек проходил тут ночью или под утро.
Почти два километра тропил я куницу, то и дело подзывая к себе собаку. Ткну ее мордой в след: давай, милая, ищи, ищи! Лапка рвется вперед, делая вид, что поняла, а потом — скок в сторону и давай чесать по лисьим набродам да заячьим жировкам. «Сволочь ты, а не лайка!» — кричу ей вслед и троплю зверька самотопом дальше.
А куница прошла ходом всю лесо-полосу и свернула на другую. Тут закружилась, заметалась, обшаривая ветвяные завалы и старые просяные копешки, что остались на краю пашни.
«Вот ты где жируешь, милая…» — бормочу я, разглядывая тоннельки в соломенных кучках. Тут тебе и тепло, и мышей вдоволь. Снова собачку зову, норы ей показываю и мордой в них с остервенением тычу. Все без толку. Ничего не соображает! Дурила ты рыжая, огорчаюсь не на шутку. Ведь вот она тут была, а скорее всего, и сейчас здесь, спит себе в теплом отнорке, к ночной охоте готовится.
Что делать? Поширял палкой в норы, попрыгал сверху на копнах и дальше пошел следы распутывать. Смотрю, а следочки идут прямо под деревьями, еле заметные среди ветвяного мусора. Прячет след, отгадал я куничью хитрость. Значит, лечь на дневку собирается. Прошел я еще чуток, и вот след оборвался прямо у клена невысокого. Клен как клен, только гнездо на нем в развилке сорочье. Посмотрел я на гнездо — ничего особенного. Уж больно низко для куницы.
Верхом, наверное, пошла, благо, деревья дольно плотно стоят. Пробежал вперед, до широкого разрыва, там спуститься должна на снег — нет следа. Вернулся к клену с гнездом. Зову Лапку на всякий случай. Выбрал палку покрепче, стучу по стволу. И стукнул-то несколько раз всего, смотрю, куничья голова свесилась и замерла в любопытстве. Мол, кто это меня беспокоит?
«Вот она, вот она», — шепчу я лайке, тыча ружьем на верхушку дерева. Та прыгает вокруг, ничего не соображая. «Да вот же она! Вот!» — ору я в истерике. Куница уставилась на меня с изумлением, подавшись на полкорпуса из гнезда. Уйдет ведь, стрелять надо… Эх ты… И тут от гнезда посорка полетела на снег. Лапка моя голову задрала и увидела. Увидела и остолбенела. Стоит истуканом и не шевелится.
«Возьми ее, возьми! Гав! Гав! Гав!» Лаю по-собачьи для примера. Куница еще повисела немножко и, решив, что мы ей не опасны, стекла по стволу до первой ветки. Прыгнула на другую и пошла, пошла верхом к тому самому широкому разрыву. И тут собачка моя проснулась. Ох как стегануло ее! Завизжала, залаяла, запрыгала, поскакала следом, задрав голову, и уже не отпустила. Посадила на краю просеки, кружит вокруг и хода не дает.
Ух ты моя кормилица, умница ты моя, так ее, так! После выстрела перехватила зверька на лету и обмяла по всем лаечьим правилам. Как хорошо все вышло! И день какой. И никаких кабанов не надо. Да… Не просто куницу добыть, не просто…
А потом мы благополучно добрали того самого зайца, и счастью нашему общему не было предела.
