В середине сентября есть короткий период, когда вновь по-летнему ласково пригревает солнце, а в хрустальном воздухе стоит запах увядающей листвы. Летит паутина, одевая по утрам еще зеленые травы в тончайшие серебряные бусинки росы
Эта пора называется в народе «бабьим летом», а у охотников «дупелиною погодой». И не случайно, именно в это время в средней полосе России начинается одна из самых поэтических осенних охот — на дупелиных высыпках. Для охотников, не имеющих собаку, этот вид охоты почти недоступен. Отстрел дупеля для них в это время носит случайный характер, чаще всего при охоте на уток с подхода. Но как же счастлив тот, у кого есть верный длинноухий помощник — спаниель или легавая!
Моей черно-пегой спаниельке Дине всего семь месяцев. Однако она уже прекрасно знает команду «Ищи!», прошла домашнюю школу дрессировки и первые уроки натаски в поле по ручному перепелу. Дина находила его, где бы он ни спрятался: в траве, под кустиком, под кочкой, даже в густой крапиве. Обнаружив перепела, она тут же исполняла команду «Сидеть!» и облизывалась, ожидая лакомства. Но перепел не мог летать, так как был с подрезанными крыльями. Как поведет себя молодая собака при встрече с настоящей дичью?
Дела на работе не позволили мне до открытия охоты заняться настоящей натаской. Значит, придется натаскивать прямо на охоте — дело довольно сложное.
В первые дни охоты Дина сидела дома, а я от зари до зари бродил по утиным местам, стреляя кряковых и чирков с подхода и на перелетах. Свою первую охоту Дина должна начать по красной болотной дичи.
В начале сентября зарядили затяжные дожди, и наш план долго не мог осуществиться. Но вот облака поднялись и рассеялись, выглянуло солнце и пригрело своими лучами размокшие пойменные луга. Полетела паутина — верный признак начала «дупелиной» погоды. Завтра для нас с Диной — первый охотничий урок.
С вечера укладываю в патронташ патроны с девяткой и восьмеркой, а в ягдташ — термос с горячим чаем, завтрак, длинную веревку, лакомство для собаки. И вот все готово. В пять часов утра хрипло зазвонил будильник. Сна как ни бывало. Оделся, подпоясался патронташем, повесил через плечо ягдташ, взял ружье. Дина лежит на своем коврике, печально вздыхая и поглядывая на меня карим глазом: она не верит, что я возьму ее с собой на охоту.
— Дина, ко мне! — командую я.
Пес удивленно поднимает голову, но тут же, сообразив в чем дело, с радостным визгом бросается ко мне.
— Нет, не гулять мы идем в такую рань,— обращаюсь я к собаке, застегивая ошейник. — На охоту идем, на дупелей.
Ночная деревня еще не проснулась. Лают сонные собаки, словно спросонок перекликаются во дворах петухи. По пустой деревенской улице сворачиваем за околицу и идем на луг. Восточный край неба светлеет. Тают звезды, все яснее очертания деревьев и дальних стогов сена.
Пахнуло луговым болотом — основная цель нашего похода близка.
Велика пойма реки Клязьмы на территории Петушинского охотничьего хозяйства, но лишь одно болото, пригодное для обитания дупелей и бекасов, осталось не затронутым мелиоративными работами. Лет двадцать назад бескрайними просторами по левому берегу реки простирались заливные луга с многочисленными кочковатыми дупелиными и «ржавыми» бекасиными болотами. Сейчас осталось одно — на Перепечинском лугу. Одна его часть, расположенная между цепью озер и рекой Клязьмой, испокон веков называется Заозером, другая, отделенная небольшой речкой Шиткой и Осешным озером, получила название Выпуска, на этом лугу всегда пасли коров.
Каждую весну на обоих болотах дупеля устраивали в одних и тех же местах свои токовища. Со школьных лет ежегодно я вел наблюдения из шалаша за токованием этих таинственных длинноклювых птиц. С наступлением сумерек всю ночь до рассвета кипели турнирные бои дупелей.
Оба «поля боя» находились в каком-нибудь километре друг от друга, и на каждом собиралось до двадцати — тридцати птиц. Недалеко от токовищ дупелихи выводили птенцов. Выводки дупелей часто встречались на лугу во второй половине лета. А в начале сентября болото охотно посещали пролетные дупели.
И сегодня мы с Диною уверенно идем на знакомое болото: дупеля обязательно должны быть. Ночная мгла рассеивается, но стрелять еще нельзя. Мы присели у ивового куста в начале болота и решили дождаться полного рассвета. С вихрем над болотом пронеслась стайка вертких чирков, но я не хотел горячить собаку выстрелом, тем более что она его никогда не слышала. Вдруг испугается и навсегда приобретет страх перед ружьем? Нет, пусть этот первый выстрел будет сделан по сработанной собакой птице.
Долго тянется время. Дине хочется побегать, но поводок сдерживает ее. Но вот темное болото стало светлеть, а очертания ивовых кустиков и отдельных кочек оживать и превращаться в реальность.«Пора!» — говорю я, снимая с Дины ошейник, и командую: «Ищи!» Радостная собака бросается вперед. Она бегает челноком передо мной и резвится. Челнок был нами отработан еще с четырех месяцев на прогулках в поле. Я не сдерживаю собаку: пусть набегается вволю, к тому же в этой начальной части болота дупеля встретишь редко. Дина набегалась. Я подзываю ее к себе, усаживаю и командую вновь: «Ищи!» Собака начинает искать, передвигаясь челноком. Натаска по ручному перепелу не пропала даром. Метров сто прошли мы, я не поспевал за собакой, но сокращать ее поиск не стал: пусть войдет в азарт.
Вдруг в более сухом участке болота, поросшего среди кочек редким клевером, спаниель внезапно оживился, пропеллером заработал короткий черный с белым кончиком хвостик. Сразу ход собаки замедлился. Это позволило мне подойти почти вплотную. Слишком долго копается в набродах… Но вот с покряхтыванием прямо из-под морды собаки вырывается дупель, за ним — второй. Что есть сил собака бросается за одной из птиц и буквально «висит» у нее на хвосте.
— Сидеть, сидеть! — не своим голосом кричу я.
Напрасно! По пути собака поднимает еще одного дупеля и устремляется за ним, а тот летит медленно, низко над землей, словно дразня глупого щенка.
— Сидеть! Нельзя! Ко мне! — все команды спутались у меня и забыты собакой, которая как шальная гоняется за взлетающими дупелям. О выстреле не может быть и речи. Наконец Дина, видя бесполезность своих преследований, останавливается, и я подзываю ее к себе. Усаживаю, успокаиваю собаку. Делаю еще попытку — вновь пускаю собаку в поиск. У границы рогозовой гряды повторяется та же картина: разлетающиеся во все стороны дупеля и бешеные гонки за ними собаки. Выхожу на сухую гривку и присаживаюсь у кустика ивы — так больше продолжаться не может. Сгоряча думаю, что зря взял сегодня с собой Дину — без нее и так можно было поднять, по крайней мере шансы добыть дупелей были бы выше. А тут и стрелять нельзя, и собака на глазах превращается из умного охотничьего пса в бездарного неслуха.
Дина увидела, что я присел у кустика и подбежала ко мне, помахивая коротким хвостиком. Надеваю ошейник и строго отчитываю собаку за содеянное. Поняв интонацию моего голоса, Дина виновато поджимает почти вертикально поднятый хвост и опускает голову. К карабину на ошейнике я привязываю длинный капроновый шнур и бодрым голосом вновь камандую: «Ищи!» Теперь все мое внимание обращено не только на собаку, но и на волочащуюся за ней веревку, рядом с которой я должен все время находиться, чтобы вовремя наступить на нее при взлете птицы. Благодаря правильному челноку, шнур не мешает поиску собаки. Мы прошли метров сто, и вновь быстро заработал хвостиком мой спаниель, причуяв следы жирующих птиц.
Мое зрение напряжено, дрожащие от волнения руки крепко сжимают ружье, а нога готова сразу же насту пить на тянущийся за собакой шнур. Прыжок — и вот из-под самого носа Дины с шумом поднялся дупель. Собака рванулась за ним, но тут же была откинута назад упругостью шнура, натянувшегося одновременно с моим криком «Сидеть!». И вот все как по учебнику — Дина сидит и не спускает глаз с летящей птицы, только тогда я вскидываю ружье к плечу… но дупель уже далековато. Стреляю восьмеркой из верхнего ствола. Руки дрожат, а палец нажимает гашетку раньше времени.
Собака в пылу азарта словно и не слышала выстрела. Дупель переместился недалеко, и мы пошли его вновь искать. По пути Дина резко свернула к маленькому ольховому кустику. С рыжеватой болотной лужи с резким криком вырвался бекас. Я успел наступить на веревку и почти автоматически, взяв нужное упреждение, выстрелил. Бекас комочком плюхнулся в островок рогоза. Главным было то, что моя ученица все это видела своими глазами.
— Подай! — командую я.
Дина бросается в заросли и сразу же возвращается с бекасом в пасти. К ощущению перьев во рту она привыкла, постоянно играя дома с высушенными крыльями вальдшнепов, привезенных мной еще с весенней охоты.
— Дай! — прошу я у Дины. Но собака, игриво припадая на передние лапы, подкидывая и снова беря в пасть бекаса, не выполняет команды. Я не настаиваю, даю вдоволь наиграться собаке, лучше познакомиться с дичью.
— Дай! — вновь командую я, поднося к ее носу кусочек сыра одной рукой, а другой принимаю трофей.
Идем дальше. Все мое внимание — на работу собаки. Вновь быстро завертелся хвостик и после короткой остановки последовал прыжок — с хриплым покряхтыванием и тугим звуком крыльев поднялся дупель. Я выстрелил, наступив предварительно на шнур, и дупель грузно упал в мокрую траву. Дина быстро нашла птицу и подала мне. Правда, опять отдать в руки не захотела, и пришлось заставить ее это сделать с помощью лакомства.
Дупелей было много. Мы с Диной работали по всем правилам охоты со спаниелем. Пора попробовать снять веревку, привязанную к ошейнику. Сейчас — самое главное испытание для собаки. Долго мы искали следующего дупеля. Но вот Дина уверенно повела к ольховому кустику.
Вылетел дупель. Команда «Сидеть!» была произнесена почти одновременно с шумным подъемом. Дина как бы опешила и, сидя на земле, провожала взглядом улетающую птицу. Затем рванулась вперед, но звук выстрела будто приковал ее к земле. Дупель был ранен и трепыхался в болоте. Дина его поймала и принесла мне. То ли устала молодая собака с непривычки, то ли поняла, что от нее хотят, только больше в это утро она дичь не гоняла и после вылета птицы или сразу садилась, или останавливалась, прогнав не далее пяти метров.
Розовое солнце уже взошло над туманным луговым болотом, и его лучи заискрились на росистой траве. За нами с Диной потянулись темно-зеленые дорожки от сбитой росы. Мы вышли из болота к куртинке ольхи, чтобы сделать кратковременный отдых. В ягдташе уже было пять дупелей и один бекас — разве мог я мечтать об этом в прошлом году, когда охотился без собаки! Во время завтрака я угощал собаку своей порцией еды, хвалил ее и радовался, что первый охотничий урок для Дины закончился успешно. Нам еще можно взять сегодня двух дупелей, так как норма отстрела во Владимирской области — восемь болотных птиц за день.
Я знал, что кроме меня в этих угодьях никто из охотников специально не охотится на долгоносиков и поэтому не сомневался, что предстоящая осень принесет много интересных охот, трофеев, удачных выстрелов, сочетающихся с красивой работой первопольного спаниеля.
Снова заходим в дупелиное болото. Дина, полная сил, отбежала далеко от меня, я стал ее подзывать, но в этот момент она причуяла дичь.
Поднявшийся дупель полетел прямо на меня, как говорят «на штык».
Я пропустил птицу за себя и ударил вдогонку. Звонко шлепнулась о землю жирная птица. Так волей-неволей получилась охота «нагоном», и опять я хвалил свою ученицу.
Больше стрелять не хотелось: охотничья страсть удовлетворена сполна, да к тому же и птицу надо поберечь до следующей охоты. Я закинул ружье за плечо и продолжал натаску. Дупелей было очень много. После взлета они перемещались недалеко, и мы вновь их находили. Собака работала отменно. Лишь иногда довольно долго копалась в набродах, да пробегала после подъема птицы несколько метров, но все же усаживалась по команде, наблюдая за улетающим дупелем. При поиске перелетевших птиц, не оставляющих набродов, собака предпочитала пользоваться верхним чутьем, и это особенно радовало. В пылу азарта Дина даже отказывалась от лакомства. Не хватало только быстроты выполнения команды «Сидеть!» после вылета птицы. «Ничего,— думал я, выходя из болота,— впереди еще половина сентября и мы можем регулярно совершенствовать наши охотничьи данные».
Возвращался домой довольный. Радостно было на душе от удачной охоты, хорошей работы собаки, прекрасной осенней погоды. Пеночка-весничка твердила свое неизменное «вить-вить» при нашем приближении к лесочку, островком желтеющего посреди луга. Где-то на опушке по-весеннему запел дрозд-белобровик.
Ласково пригревало солнце, и тонкий аромат осеннего лугового болота, смешиваясь с запахом увядающей листвы, придавал сентябрьскому дню ту особенную прелесть, которую могут понять только одни охотники. На тонких прозрачных нитях летели паучки-путешественники. Паутина садилась мне на лицо, руки, стволы ружья. Настоящая дупелиная погода!
До свидания, Выпуск! Скоро мы придем сюда, чтобы вновь встретить осенний день и ощутить ни с чем не сравнимую прелесть охоты на дупелиных высыпках.
P.S. Та охота, описанная в этом очерке, проходила в 1984 году. С тех пор многое изменилось. Перестали пасти коров на Выпуске. Сам луг стал неузнаваем. Он сильно закочкарился, зарос осокой и будылями, в последние годы стал вообще непроходимым. Вырытая поперек луга незадачливым фермером мелиоративная канава и сведенный на корню луговой лесок с оставшимися порубочными остатками на земле и огромными ямами, не позволяет охотнику там передвигаться. Исчезли и дупеля. Скоростная автотрасса М-12, прошедшая по Выпуску, заглушает звуки природы. Из-за нее пропали рядом находящиеся озерки и мочажины. Всё изменилось.