Фото автора
Мы с моим другом Сашей давно хотели уехать куда-нибудь подальше на зимнюю рыбалку и, желательно, надолго. И вот на зимние каникулы отправились на Селигер. Планировали половить на мормышку, поплавочные снасти и жерлицы, но тут нас ждал сюрприз.
На Селигер мы отправились в жуткую погоду. Снег шел беспрестанно. На место добрались, когда уже порядком рассвело. К этому времени снег идти перестал, и в деревне стояла звенящая тишина. В чистом воздухе пахло печным дымом, и даже не слышно было лая собак. Нас встретила хозяйка крайней к лесу избы Виктория Антоновна, мать Сашиного друга. Она расчищала во дворе завалы из снега и открывала ворота, чтобы впустить нашу машину. В свои шестьдесят с небольшим лет, румяная от работы, хозяйка выглядела молодцевато и в своем нарядном зипуне, цветастых шали, юбке да простроченных витиеватым рисунком валенках она чем-то напоминала купчиху.
— Заходите, сын звонил, сказал, что вы сегодня приедете.
Хозяйка разместила нас в просторной, с высоким потолком комнате, в которой была теплая печь, большой телевизор да одна на двоих огромная кровать. Прежде чем отпустить на рыбалку, хозяйка накормила нас ароматным борщом, от него я сразу согрелся. На столе стояли разносолы, заготовленные Викторией Антоновной еще с лета.
К озеру мы спустились, открыв калитку в заборе, стоявшем на высоком берегу, правда, пришлось изрядно потрудиться, чтобы прочистить лопатой дорожку. И вот нас встречают необозримые просторы Селигера. Мы направились к острову, который виднелся сразу за сосновым мысом.
Вначале устанавливаем поставушки на налима и жерлицы на щуку — места в проливе и справа от острова, на наш взгляд, наиболее подходящие. К тому же, Виктория Антоновна успела показать нам карту налимьих мест, изготовленную ее покойным мужем. Дно пролива представляет из себя неглубокое, от 1,5 до 3 м, корыто. На выходе из него глубины 7-9 м. Лед сантиметров шестьдесят. На сверление лунок уходит слишком много времени, к тому же Александр жалуется на головную боль. Решаем разделить обязанности: он будет прикармливать лунки на большой глубине — здесь мы рассчитываем половить подлещика и леща, а я займусь жерлицами. Для наживки привезли с собой карасиков. Только часам к трем начинаем спокойно ловить на кормленых лунках, но к пяти, когда уже совсем стемнело, улов наш состоял из одной плотвички и нескольких мизерных ершей.
— Ничего, — успокаивал я Александра, — завтра подойдет лещ, он любит, когда его долго кормят.
На следующий день встали в шесть. Спалось после предыдущей бессонной ночи прекрасно, вдобавок здесь изумительный воздух. Хозяйка уже суетилась у печи, вытаскивая наружу чугунки с пряным варевом. Накануне на градуснике было минус 6, а сегодня около нуля. Не удивительно, что вчера клева совсем не было! Рыба перепадов не любит. Закусив, вышли на озеро, в темноту, подсвечивая себе путь фонарем. Нашли лунки по оставленным флажкам. Чтобы не пугать кормушкой леща, пока больше прикармливать не стали. Стая могла стоять под лункой, подойдя на вчерашнюю прикормку.
Рассвело. Александр остался ловить на поплавочную, а я пошел проверять жерлицы и поставушки. Проверил уже шесть или семь снастей, когда на очередной жерлице вдруг почувствовал сопротивление, как будто тащил какую-то корягу или сеть. Наконец из воды показался нетронутый живец, тройник зацепил и тянул за собой капроновую нить. Ухватившись за нее, я на этот раз почувствовал что-то еще более увесистое. Стал быстро перебирать руками, подтягивая это нечто к поверхности, а оно вдруг уперлось в нижнюю кромку льда, но потом, поводив леску туда-сюда, удалось протиснуть в лунку огромную голову налима, у которого из пасти тянулась капроновая нить.
А дальше налим не поддавался. Боясь его упустить, я просунул руку в лунку по локоть и только тогда смог с ним справиться. Когда я откинул скользкую, почти метровую рыбу в сторону, она ужом стала извиваться на снегу, норовя уйти в лужи на льду. Другой конец капрона был по-прежнему в лунке. Я потащил за него и снова почувствовал тяжесть. «Неужели еще налим?» — подумал я, с дрожью в руках перебирая снасть. Вдруг в лунке показался желтый пластиковый хлыст. Я взялся за него, а он все тянулся и тянулся, пока в руках у меня не оказалась пятиколенная стеклопластиковая удочка. Вот это номер! Что же, выходит, налим плавал здесь с этой удочкой с осени? Ведь немыслимо, чтобы нашелся какой-нибудь чудак, попробовавший ловить в глухозимье на телескоп. Виктория Антоновна говорила, что в этом году лед встал на Селигере с середины ноября. Значит, этот налим самое малое четыре месяца гулял по водоему с прицепом, и, в принципе, был обречен на голодную смерть, поскольку большущий крючок находился у него в желудке.
После полудня к нам подъехал на лыжах местный охотник. Оказалось, он хорошо знает рельеф дна прилегающего к острову залива. Он рассказал нам, что русло впадающей в залив реки идет почти от дома Виктории Антоновны вдоль зарослей сухого камыша и что оно покрыто песком и мелкими камушками. Глубина в нем от 4 до 6 м. Похоже, налим должен здесь держаться.
Просверлив с десяток лунок, я остаток поставушек установил вдоль камыша. Лещ так в этот день и не клевал. Александр, не пожелавший искать рыбу, сумел поймать только пару плотвиц и одну белоглазку с глубины 7 м. Я, обследовав мормышкой глубокие участки вдоль бровки затопленного русла, сумел поймать двух крупных плотвиц и четырехсотграммового окуня.
Вечером была баня с дубовыми вениками, крепким паром и купанием в глубоком снегу. После бани долго пили вместе с хозяйкой из самовара чай. И только тогда я вспомнил, что забыл забрать со льда выловленную удочку.
Утром на поставушки у камышей попался только четырехсотграммовый налимчик. Все остальные простояли вхолостую. В обед снова появился тот охотник. Он ходил проверять капканы, поставленные на куницу. Но, видимо, и зверь в такую погоду не гуляет. Пришел разочарованный. Я в это время ловил мелкого окуня возле самых камышей. Потом мне это надоело. Мы с моим новым знакомым перешли к закормленным на глубине лункам, в которых по-прежнему не клевало. От них параллельно берегу острова мы вчера с Александром успели поставить еще пяток жерлиц.
Пока обсуждали с охотником особенности налимьего клева, прямо у нас на глазах выстрелила одна из жерлиц. Флажок затрепетал на ветру. Я побежал к нему. Катушка не разматывается, но леска слегка вибрирует — так бывает, когда вялая щука мнет малька. По миллиметрам подтягиваю леску. Чувствую легкое сопротивление и отпускаю. Хищник по миллиметрам увлекает ее под лед. Снова остановка. Я опять выбираю по крохам. Так продолжается очень долго. Александр, увидев мои манипуляции, бежит к нам, проваливаясь по колено в снегу.
— Нечего делать, — говорю я, — надо подсекать, может быть, пробью твердую пасть, если это щука или судак.
Резкая подсечка — и на леске заходила крупная рыба. Александр уже подоспел, настраивает фотоаппарат и командует мне:
— Ну, давай-давай, быстрее, снимаю.
— Подожди ты, с твоей леской диаметром 0,3 миллиметра она того и гляди сойдет. Смотри, как тянет!
Я даю рыбе ход, когда она, испугавшись шума, рванула на глубину. Укротив ее, плавными, но быстрыми движениями подвожу к лунке и… выволакиваю на снег налима. Он поменьше того, что сидел вместе с летней удочкой, но все равно огромный.
— Смотри-ка, днем схватил! — охотник, скрывая охватившее его волнение, закурил.
— А какие тучи натянуло! — говорю я. — Можно подумать, что ночь наступила! Вот он и взял!
— Обманулся, значит, — поддакивает охотник.
Запыхавшийся Александр расстроился, что не успел сделать снимок в момент выхода рыбы из лунки. Приходится позировать на фоне красивого острова, снова опускать налима в его родную стихию я не рискую.
Охотник ушел в сторону деревни, объяснив, что ему пора колоть дрова, но вскоре вдали появились два черных силуэта, приблизились и мы увидели мужиков с пешней и санями. Молча, в трех метрах от меня, они начали долбить полынью.
— Для чего это вы так лед рубите? — поинтересовался я.
— Сеть у нас здесь стоит, — недовольно отвечал сутулый бугай, на котором едва сходилась телогрейка.
И больше я не смог вытащить из этих людей ни слова.
Оказалось, что я ловил прямо возле их восьмидесятиметровой трехстенки. Да, свободу сейчас дали браконьерам! Купил лицензию за небольшие деньги — и лови сетями хоть целый год!
Ладно, пора собирать снасти и отправляться домой. Дорога дальняя. С собой захватываем лежащую в снегу выловленную вчера удочку. Она обледенела, колена сложить невозможно. На подходе к деревне встречаем пожилого рыболова. Остановились передохнуть, разговорились. Мужчину зовут Василием.
— Василий, — говорю я, — мы тут поймали налима вместе с летней удочкой. Не ваша ли эта снасть? — и объясняю обстоятельства поимки самого крупного налима.
— Нет, — отвечает.
— А то этот налим у нас в зимнике лежит замороженный, и его можем отдать, — я смотрю на реакцию Александра, но он согласно кивает головой.
— Нет, не надо, мы себе завсегда поймаем, — отвечает Василий. — А вы везите домой гостинец. — Нет, удочка не моя, — он говорит как бы с сомнением, но снова повторяет. — Не моя. Туристы, видать, ловили.
— Да возьмите, считайте, что это подарок! — настаивает Александр.
— Да? От кого же?
— А кто его знает… — хитро щурится мой друг и улыбается.
— Ну раз подарок, возьму, — и Василий протягивает мозолистую, почерневшую от труда ладонь за удочкой.
После пятиминутного общения добродушный человек уже приглашает нас приезжать следующий раз на рыбалку и останавливаться на ночлег у него.
— В конце марта очень крупная плотва брать будет, в заливе прямо под деревней.
Потом он еще рассказывает нам, где и как лучше ставить весной жерлицы. И уже прощаясь, говорит:
— Пойду, проверю наживки. Вчерась за островом взял одну щуку на два кило, — потом останавливается и еще раз напоминает. — Так что, приедете и сразу ко мне. Здесь Василия любой знает.
Когда уже, попрощавшись с Викторий Антоновной, едем по заснеженному лесу в сторону Ленинградского шоссе, Александр, думая о чем-то, выдыхает:
— А какие здесь люди живут душевные!
— Это верно, — отвечаю. — И это для нас, городских, еще один сюрприз!
