Сорок лет назад я купил новое ружье Т0З-34, с которым охочусь и сейчас. Ознакомившись c «тозовкой», я на практике начал проверять его возможности.
Фото Pixabay
Сходив несколько раз на утку, решил переключиться на зайца.
Вокруг города было много хороших угодьев, и я, проехав километров десять по трассе, свернул налево, проехал село, и оставив машину у крайней хаты, пошел в поле.
Была средина октября, погода теплая, деревья еще не сбросили свой наряд, только листья блистали разными оттенками золотистого цвета.
Пройдя одно поле, второе, я подошел к небольшому лесочку и начал двигаться по его краю, обследуя то куртину кустиков, то заросли высокой травы, но ни одного подъема зайца не было.
Это было просто удивительно: такие прекрасные места — был бы зайцем, сам бы лег.
Но пока пусто.
Походив еще с час, я направился к старому лесу, росшему в двух километрах от молодого леска.
Когда я уже почти подошел к лесу, вылетели две пары орлов могильников, пара старых и пара молодых, и начали кружить над полями. Я уже видел их несколько раз.
Это просто удивительно: в пятнадцати километрах от областного центра, в старом лесу обитала такая редкая и крупная птица. Я даже знал, где находится их гнездо.
Как-то шел по просеке и на огромной старой березе увидел это сооружение высотой примерно два метра два и полтора метра в диаметре. Я пошел в лесное управление и попросил, чтобы квартал, где обитали орлы, не трогали при порубке и по возможности сделали аншлаги, чтобы сберечь таких редких и крупных хищников.
Не знаю, выполнили они мою просьбу или нет, но орлы еще были живы. Они летали до поздней осени, почти до снега, и местные охотники их подкармливали, выбрасывая на чистое место отходы с птичьих ферм. Полюбовавшись полетом орлов, решил возвращаться.
Я шел неглубоким длинным оврагом и тут вдруг услышал кряканье уток. А ведь здесь было скошенное пшеничное поле. Присад! Усталость как рукой сняло.
Я быстро перезарядил ружье с единицы на тройку и начал потихоньку подкрадываться. У меня была сезонка на утку, так что в этом плане я был спокоен.
Подобравшись ближе к краю оврага, я понял, что уток здесь очень много, кряканье звучало со всех сторон и по всему полю: не иначе сюда слетелись утки со всех ближайших прудов. Поднявшись на верх оврага, я начал подкрадываться к полю, прячась за кустиками и высокой травой.
Ружье держал наготове. Все, пора! Я осторожно поднимаюсь, и — что это?
Все поле, куда ни кинешь взгляд, было усеяно белыми домашними утками. Их было, наверное, несколько тысяч. А метрах в пятистах напротив стояло длинное каменное строение птицефермы, и рядом стояли два птичника и наблюдали.
Все это месиво, словно белый ковер, двигалось, крякало, что-то искало, радуясь свободе. Я был расстерян. Обломилось… Опустив от досады ружье, я еще минут пять смотрел на это зрелище и пошел к машине.
В то время в каждом колхозе была ферма если не уток, то кур. В нашем селе тоже под горой недалеко от Буга был курятник, и когда я ранним утром шел на рыбалку, соседка-птичница выпускала кур на волю, и вся пойма покрывалась таким же белым ковром.
Но куры не утки. Они суматошно бегали по полю, выискивая добычу, бегали к реке и обратно, путаясь под ногами, и приходилось осторожно переступать, чтобы не наступить на птицу.
Вспоминая такие «ковры», я на сто процентов уверен, что этих птиц никто никогда не пичкал антибиотиками или другими гадостями, и мы все ели нормальное, чистое мясо. Но, прогресс наступает…
