Августовские вечера укорачивают время охоты на косулю почти на час по сравнению с мая. К началу десятого нам предстоит вернуться с охоты в полной тишине сумерек, когда дневные обитатели уже готовятся к ночи, а ночные только выходят, осторожно осматриваясь.
Разбитая дождями проселочная дорога к дому давала хорошим друзьям, давно не видевшим друг друга, возможность обсудить свои жизни, делиться историями. Говорили о всякой мелочи и, разумеется, о прошлых совместных охотах и одиночных походах, строили планы на будущие путешествия.
Встретились мы и с мистическим козлом. Много охотников приезжали за ним, проделывали большие расстояния. Встретив его, теряли из виду при малейшем зевке. Один оторванный взгляд — и козел исчезал, как призрак; моргание глаз — и козла нет. Странно, но в прошлом году я сам стал заложником мистики: дважды подходил к нему, и он исчезал там, где исчезнуть от моего ока было невозможно. Он был, как говорят белорусы, «зачарованный», или по-нашему, «заговоренный».
Ехали мы несолоно хлебавши, но огорчения не было: этим вечером судьба подарила возможность любоваться природой. Созревшая и нескошенная озимка после дождя местами начала заваливаться и чернеть, собирая на ужин сизых вяхирей. Охота еще не открыта, а куропатки уже такие тучные, откормленные. Бродя по пшенице, мы подняли (не хуже легавой) явно задремавшую куропатку, которая, шумно взлетев и отлетев на метр, упала в злаки и стремительно убежала. Скорее всего, из-за выводка, скрывшегося в длинных стеблях пшеницы, между которыми легко было проскочить, не задев их своими маленькими тельцами.
На фоне закатного солнца ярко-оранжевые козы паслись на недавно скошенном поле у самой кромки леса, не боясь ничего. Молодая трава была сочной и привлекательной для них, но не для самцов. В генах уже заложена опасность к открытому пространству и низкой траве. В этот вечер так и не удалось подойти к одному козлику, который пасся на скосе. Холмистый ландшафт скрывал его за бугром, как на заставках офисного компьютера. Козел ушел низами, почуяв опасность.
Вдоль дорог появились заброшенные хутора: развалины домов и сараев с покошенными рубероидными крышами. Среди темных и даже разбитых окон оставленных построек вдруг появилось окно со светом. Паша, глядя на мое удивленное лицо и увидев в глазах немой вопрос, сказал:
— Старики живут свой век. Им некуда уж ехать.
Проехать через этот хутор занимает минуту. Дом, забор — вот и всё, что есть на этом хуторе. В таких местах их множество. Во время индустриализации молодые стремятся в города, покидая родные дома и наследие предков.
Вдруг справа, примерно в трехстах метрах, на едва различимом в сумерках светлом поле пшеницы, заметили темный силуэт, идущий к нам. Силуэт медленно спускался с возвышенности, раздвигая по пути колосящуюся пшеницу. Он направлялся к границе ската, туда, где уже вытянулась зеленая, сочная трава.
— Ну, посмотри же, что там. — Павел указал пальцем на призрачно расплывчатый силуэт.
В спешке я достал свою нагрудную сумку с биноклем.
— Самец! Хорошие рога.
Серега, это опасность. Желаешь — бери на себя риск, уже глубоко стемнело, но это возможность, возможно, больше её не будет.
В голове у меня была только одна мысль — подойти как можно ближе к первому за эту охоту трофею. Я осторожно вышел из машины, взяв карабин и треногу. Закрыв дверь, я плотно надавил на нее до щелчка, чтобы ничего не грохнуло, не скрипнуло и не спугнуло цель. Аккуратно ступив с дороги на грейдерную насыпь, я медленно двинулся навстречу зверю. Мы шли друг к другу, спускаясь каждый со своего холма к реке.
Проходил мимо сарая с оторванной дверцей; перед ним в высокой траве виднелись столбики старой изгороди, уже покосившейся от времени. Пройдя между ними, споткнулся о ржавую колючую проволоку, которую не заметил. Та немного загремела, и я сразу поднял голову в сторону объекта выслеживания, но тот вроде бы и не услышал мою неаккуратность.
— Кажется, строители решили наградить всех по-своему… Только не дай бог козлик окажется слишком далеко вниз, за камышом — тогда его уже и не увидеть.
Чем ближе становилось расстояние, тем хуже становилась видимость. Высокая стена из камышей скрыла сначала ноги козла, потом тело, шею, рога. Всё, его не было видно. Нужно идти наверх — с возвышенности лучше видно. И я пошёл назад, вверх, держа в поле зрения место, где мог бы появиться зверь.
Я разместил треногу, положил карабин на цевье и стал смотреть через прицел. Вижу движение, раскручиваю колесо кратности до максимума и сразу же замечаю рога этого великолепного животного. Почему только сейчас сердце начало биться? Почему не во время взгляда в бинокль, выхода из машины? Почему не в тот момент, когда я задел изгородь? Как теперь успокоиться? Мозг подсказывал: надо просто смотреть и ни в коем случае не упустить рогача из виду.
Самец медленно шел по краю поляны, то поднимая голову, то опуская. Вероятно, ел. Что точно делал, я не видел: пресловутый камыш скрывал его от меня. Я умолял, чтобы он поднялся выше, просил всех богов охоты — и русских, и белорусских. И все смилостивились. Козел пошел вправо по диагонали, возвышаясь с каждым шагом, величественно и гордо. Он тут главный, он тут хозяин!
Резкий звук выстрела разбил тишину. Я приподнял голову, чтобы рассмотреть движение в сумерках. Его не было. Козел наверняка упал. Егерь уже спешил ко мне, и я запоминал место и ориентиры, где остался мой трофей.
Чтобы достать добычу, не переплывая реку, у нас не было времени. С каждым мгновением всё тусклее становилось из-за густой темноты белорусского лета. Оставалось только один вариант – лезть в воду и переплывать. Я быстро начал раздеваться. К тому моменту, когда я снял охотничью одежду, подоспел Паша. Внимательно выслушав меня и запомнив ориентиры, он был готов направлять меня с противоположного берега реки, если я сверну с траектории.
Раздвинув высокие стебли камыша, я увидел бобровую трассу. Желание найти их хату с плотиной через речку было сильным, но Святой Губерт распорядился иначе. Берега оказались крутыми, и не желая травмировать ноги, я аккуратно зашел в воду и поплыл на другой берег. Засушливое лето лишило речку течения, местами вода вовсе исчезла, создав застой. Жёлтый запах стоял перед носом, а разросшаяся ряска обволакивала тело.
Поднявшись на берег, направился к дереву, по которому ориентировался еще на том берегу, и обернулся к Паше. Тот еле уловимым жестом направил меня немного левее. В траве с закупоренными и засохшими кончиками, которая успела вытянуться из-за близости воды и налиться соком, лежал козёл – мой трофей. Лежал, запрокинув голову, пронзенный пулей прямо в сердце. Как всегда, присев рядом, извинился перед трофеем и поблагодарил богов охоты за успех. Было приятно, что козёл пал на месте и не доставил мучений, ведь риск сделать подранка был велик.
Я нес свою добычу домой, не обращая внимания на комаров, крапиву, острые стебли пшеницы под ногами. В руках я крепко держал толстые рога красавца-рогача — это было приятно.
Я потащил козла за собой в реку и плыл, подгребая одной рукой. Второй я держал добычу крепко. До последнего не хотел отпускать её. В это время егерь ждал меня на другом берегу, отмахиваясь от комаров. Радостно улыбаясь, он шутил со мной, подбадривал, поздравлял и смеялся.
— Видимо, пёс сегодня вечером обойдется без ужина, хозяин всё сам приготовил. В таком же сюжете была картина «Выживший», может быть, там ты участвовал? — шутил он мне.
Удовлетворенный успехом, я вывел козла на берег и тут же продемонстрировал другу его ценные качества. Поворачивал его, сравнивал симметрию рогов, их толщину, восхищался зернистостью и широкими розетками. В моих руках был превосходный трофей, которым приятно было гордиться. Казалось, не могу налюбоваться им даже в наступающей темноте.
Пока я демонстрировал козла и рассказывал о том, как мне удалось добраться до него, Паша молчал, устремив взгляд в одну точку. Всякий миг его лицо не повернулось ко мне во время рассказа. Глаза были обращены к рогам, и можно было заметить, что он перебирает мысли, словно просматривает воспоминания.
В молчаливых разрывах моих историй проявилась возможность для движения. Сперва он медленно поднялся, выпрямившись. Затем снял мокрую кепку, пропитанную солью, и, немного опустив голову, с грустью произнёс:
— Это же Зачарованный… Да, Серег, это точно он!
