Проснувшись в воскресенье от настойчивого поскуливания Тимки, я посмотрел на часы и ахнул. Время было почти девять – «ну ты даёшь! Любитель поспать» — безосновательно обвинил я своего верного ушастого друга.
Почти с каждой параллели, к сожалению не правильного челнока Тимки, поднимались жирные, на мой глазок – килограммовые перепела. Фото автора
Умывшись, я наскоро стал натягивать на себя одежду, Тимка не унимался и поторапливал, тыча в меня своим мокрым, неуёмным носом. Поймав его одной рукой за загривок, а второй накинув на него ошейник, мы выскочили за дверь.
На улице Тимка быстро сделал все свои дела и стал старательно изучать послания своих сородичей на неведомом никому, кроме него языке запахов. Иногда, задрав заднюю лапу выше головы, он отвечал на эти послания, иногда игнорировал.
На улице было прохладно, сыро и не уютно. Температура была плюсовая и не опускалась ниже нуля даже ночами, которые в конце недели выдались ещё и дождливыми. Был конец ноября и чувствовалось, что уже скоро зима придёт, но немного позже, словно ей сейчас не до нас, однако, она всё прекрасно помнит и держит ситуацию под своим строгим контролем. Наблюдая за пёсиком, я начал строить планы на предстоящий воскресный день.
Собственно, поддавшись унылой погоде, ничего делать не хотелось, но перспектива провести целый день, лёжа на диване перед телевизором так же не радовала. Конечно мама «придумала» бы нам занятие, тем более что когда мы собирались на улицу, то слышали как она, «барыня такая», чем то гремела на кухне, явно, что-то замышляя.
Меня всегда восхищала способность наших родителей, а так же бабушек и дедушек самоотверженно, в любое время трудиться. Труд – был основополагающим смыслом жизни того поколения. К слову, тунеядство было преступлением. Чем тяжелее была работа, тем она была почётней. И всё успевали наши родители.
Придя после трудовой смены на заводе, нужно было постирать, кстати, большую часть белья руками, приготовить пищу на общей с соседями газовой плите, проверить уроки нерадивых детей, починить домашнюю утварь, выпилить из доски игрушку для любимого дитя. В выходные же дни вставали пораньше, что бы первым автобусом, всей семьёй, уехать на огород, полоть картошку, благо колорадского жука в те времена ещё не было, а так же полить огурцы с помидорами. И откуда было столько силы у того поколения?
Помню, переносили мы с бабушкой выкопанную картошку в мешках с поля в сарай. Мне, ученику пятого класса, бабушка насыпала в мешок ведро картошки, а себе три. Идти надо было с километр, чуть больше, через овраг. Бабушка всю дорогу заботливо предлагала мне отдохнуть, а перед оврагом, даже пыталась отобрать мой мешок себе. Собранный урожай бабушка, не прорекаемый авторитет в нашей семье, всегда распределяла по всем родственникам.
Было не зазорно хвалиться тем, что вырастил и собрал. Зато всегда слышал от бабушки и мамы перед приёмом предполагаемых гостей, что, мол, ничего, пущай все приходят, картошки отварим, капусты достанем, огурцы с помидорами откроем, никто голодным не останется. Мерилом благополучия в те времена был достаток еды и крепкая обувка: «что бы были сыты и обуты».
Если ехать на огород не надо было, то дома всё одно не сидели. В зависимости от сезона выезжали на электричке на рыбалку, охоту или за грибами.
Сейчас конечно тоже работают не щадя себя. Знавал я одного такого современного ВИП сотрудника, с утра до позднего вечера трудился он в офисе за монитором компьютера, и так же был любителем выехать с ружьём на болота. Только цель выезда у него была другая. «Устаю на работе как каторжный. Одна радость, дома вечерами засяду за компьютер, в стрелялки, и «мочу» всех подряд» — жаловался он. «Жалко быстро надоедают игры. Другое дело на охоте, застрелю каких-нибудь птичек, и на душе становится хорошо!»
Собственно, поддавшись унылой погоде, ничего делать не хотелось, но перспектива провести целый день, лёжа на диване перед телевизором так же не радовала. Фото автора
Не знаю, может я крепко ошибаюсь, но сдаётся мне, что в былые времена в нашей большой стране было намного меньше всякой гадости и моральной нечисти. Не до этого было людям. Ведь ушедшее поколение даже ругалось как то по-другому. Мне вспоминается середина 90 годов, когда только начали отвоёвывать маршруты у рейсовых автобусов вездесущие газелисты, без которых в наше время, кажется, встанет весь мегаполис. Заскочив в одну из таких маршруток, я стал свидетелем свары двух милых и очаровательных бабушек.
Начало конфликта я не застал и, судя по громкости и выразительности высказываний женщин, дело шло к финалу. Располагавшиеся рядом пассажиры и водитель Газели безрезультатно пытались образумить и утихомирить разбушевавшихся граждан.
Наступила последняя фаза ссоры, когда обидчики, соблюдая очерёдность, перечисляли в адрес своего оппонента различные оскорбления. Дура, скотина и змея… уже были названы. И тут, одна из бабушек, запинаясь от возмущения, выпалила своему обидчику: «А ты, а ты, да ты ОППОРТУНИСТКА!» В маршрутке, после такого высказывания, на несколько секунд воцарилась зловещая тишина, которую нарушила глубоко обиженная вторая бабушка.
Привстав, насколько позволял потолок Газели, раздувая щёки и грозно тряся кулаком, бабушка негодовала: «Это я то, оппортунистка, это я то…, да на себя-то посмотри…» И тут дружно грохнул смех невольных свидетелей — пассажиров, не выдержал и водитель, который от неудержимого хохота остановил Газель. Этим воспользовалась первая бабушка и быстро ретировалась от греха подальше, громко захлопнув за собой дверь.
А как тогда люди веселились! Почти в каждой семье были припрятаны лавки. А как же? Наступит праздник, накроют длинный, составленный из нескольких соседских столов, общий стол. Тут одними стульями и табуретами не обойтись, обязательно нужна лавка! И пойдёт пир горой! Я-то под столом любил сидеть в те времена, вместе с другими детьми, нравилось нам слушать, когда гости дружно заводили песни. Песни весёлые и грустные, под аккордеон или гитару, а чаще всего просто пели без аккомпанемента. А когда начинались пляски, тут уж держись! Помню, гости на новоселье, в нашей новой квартире, в нескольких местах, на радостях, проломили пол каблуками, покуда плясали.
А сейчас что? А сейчас вот, например, по телевизору, в одной ТВ программе, выдвинули на обсуждение вопрос: «Скучает ли человек без войны?» и в конце передачи большинством голосов порешили, что скучает ведь. Да как скучает?! Что оказывается, нам просто необходима война. Эх, сказали бы это моему давно ушедшему деду. Точно бы не раздумывал бы, сразу в морду дал бы. А я вот о курятнике скучаю и мечтаю на следующий год перепелов завести. Конечно каждому своё, но, всё-таки чем с винтовкой в атаку ходить, лучше козу доить. И вот вопрос у меня на эту тему возник: «А пойдут ли сами эти «умные головы», случись, не дай БОГ, непоправимое, с винтовкой-то войну воевать?» Вопрос, однако!
За завтраком, глядя на сидящего рядом спаниеля, нос которого чётко отслеживал количество и ассортимент еды за столом, я неожиданно вспомнил: «А ведь нужно торжественно закрыть сезон, по степной и полевой дичи» — который был открыт в Самарской области до 31 декабря.
«Собрались, охотнички, время то уже, скоро обед будет» — возразила мама. Но, не давая ей опомниться, я продолжал – «не по-людски получается, надо съездить. Путёвки сдать заодно. А поедим все вместе. Погуляешь на природе, подышишь свежим воздухом, посмотришь, что Тимка умеет». Суть да дело, но к своему удивлению уговорил я маму и себя поехать в угодья.
Сборы были быстрые, маманя собрала снеди, я побросал в сидр патронташ, свисток для Тимки и документы, достал из сейфа ружьё. Тимка, быстро сообразив, куда мы собираемся, уселся у порога, показывая всем своим видом, что без него мы не уйдём.
Путёвка у нас была открыта в ОДОУ Кутулукского водохранилища в Кинельском районе. Угодья размерами 4 349 Га, с одной стороны границы территории петляет небольшая речка Кутулук, с обрывистыми, поросшими берегами.
Есть ещё множество озёр и водохранилищ, но все они давно прибраны предприимчивыми руками. Разводят там карпа, карася, в общем, всё для рыбалки, но рыбалки платной и потому строго охраняемой. Может это и хорошо, да вот простого охотника туды не пущают. Между собой, в полголоса, многозначительно, охотничья братия поговаривает, что руки те принадлежат большооому человеку. Уж не знаю, какого роста там человек, да нам с Тимкой без надобности те озёра, нам и потные луга сойдут, на худой конец и поросшие болотины сойдут. Тут не до выбора при нынешней жизни то.
Дорога до угодий у нас заняла полтора часа. Пока ехали, договорились, что долго ходить не будим, максимум два-три часа, тем более что на место мы прибыли в 12.30 до полудня. Оставив машину на обочине около разрушенной и давно заброшенной хозяйственной постройки выпустив на волю пёсика, я экипировался. Мама пошла неторопливым шагом по просёлочной дороге, созерцая на красоты припозднившейся, пропитанной влагой осени.
Глубоко вздохнув свежим воздухом, я указал рукой вправо, ближе к оврагу, направление поиска Тимке, по-военному чётко и громко отдав команду: «Ищи!» Тимка, приподняв одно ухо, одновременно скособочив морду, согласно кивнул и пошёл галопом челночить в обратном направлении – влево, в сторону просёлочной дороги, по которой шла мама. «А! Ладно» — подумал я – «мы же гуляем всё-таки».
Однако пёс работал на совесть, после второй параллели он резко запетлял и потянул глубоко вперёд. Я только усмехнулся, ну кто будет рядом с машиной хорониться. Я даже собрался окликнуть маманю, чтобы продемонстрировать старания Тимки, как вдруг с неимоверным, частым, торопливым грохотом, откуда-то из одного места, аккурат из-под носа спаниеля, в разные стороны, соблюдая свою очерёдность, поднялись куропатки. Тыыррр, тыыррр, тыыррр! Голов так 30-40, не менее.
Я остолбенел, открыв рот, сжал рукой погонный ремень мирно висевшей на плече двустволки. Тимка, стоя по направлению к взлетевшей стае, обернулся на меня. Но я тут же поспешно отвёл взгляд от ушастого друга, не в силах выдержать осуждающий, безмолвный укор. Куропатки, описав половинку эллипса, в виде вопросительного знака, дружно, все вместе опустились под ракиту на краю длинного, неглубокого оврага, с многочисленными отводами в разные стороны.
«Ладно, ладно! Всяко бывает. Давай, ищи» — виновато попросил я, указав направление рукой. Пёс, старательно обнюхав место подъёма куропаток, рванул вперёд. «Не торопись, там посмотри» — старательно махал я рукой, в сторону раскинувшей в разные стороны ветки ракиты. Мы на одном дыхании домчались до места посадки птиц и остановились на краю оврага. За оврагом начиналось ровное, как стекло поле. Наверняка там пасли коров, так как трава почти под корень была выщипана.
На нашей стороне кругом были рытвины, в большинстве своём заполненные коричневой, болотной водой и поросшие высоким камышом, а вдоль оврага изредка попадались низкорослые ракиты. Тимка, указывая носом через овраг, слегка подёргивая обрубком хвоста, поскуливал и всем своим видом показывал, что нам нужно на противоположную сторону оврага. «Ну, уж нет, это ты зря. Здесь они, где то, в камыше. Там поищи, там!» — упорно настаивал я, указывая рукой в крепи. Тимка, выразительно бросив на меня свой взор, развернулся и быстро, крайне халатно, сделал небольшой полукруг в указанном мною направлении, демонстративно чихнул и стремглав рванул через овраг. Мне ни чего не осталось, как последовать за настырным спаниелем.
В овраге послышалась возня, потом показалась сначала взлетающая куропатка, а следом за ней «взлетающий» спаниель, который, сверкнув белыми клыками, схватил её в воздухе в пасть. Фото автора
Кряхтя, кое-как я забрался на другой, более высокий склон оврага. «Да здесь хоть в футбол играй» — недовольно проворчал я. Но увидев, как пёс быстрым галопом, громко фыркая, нарезает зигзаги, я потянул двустволку с плеча. И надо сказать, что сделал это во время, так как в следующее мгновение перед Тимкой начались подниматься наши куропатки, обратно, в сторону петляющего оврага.
В этот раз поднимались они не из одного места как прошлый раз, а с разных сторон, словно стая голубей, только полёт их был более неуклюжий и шумный. «Где вы тут прячетесь-то?» — не переставая удивляться, я хлестнул из двустволки толком не выцелив птицу. «Эх, так меня Тимка домой не пустит» — вжавшись в приклад, я накрыл очередную взлетавшую куропатку стволами и дёрнул пальцем последний взведённый спуск курка. Заряд дроби ударил по птице, разметав в разные стороны пух и мелкие перья.
Куропатка рухнула в овраг, туда же пулей влетел Тимка. «Подай Тима, подай!» — горячился я. В овраге послышалась возня, потом показалась сначала взлетающая куропатка, а следом за ней «взлетающий» спаниель, который, сверкнув белыми клыками, схватил её в воздухе в пасть, благополучно приземлился. Бросив курицу в мою сторону, отплёвываясь от мелких перьев, Тимка вернулся на место подъёма стаи и, пошмыгав носом, сначала было потянул вслед за остальными, но я одёрнул его — «Хватит, неуёмный. Пошли домой. Где мама?»
А мама стояла на просёлочной дороге и с интересом поджидала нас. Время было 12 часов 40 минут. Мы объявили о закрытии сезона охоты по степной и полевой дичи!
