Тридцать лет назад в газете «Комсомольская правда» была опубликована статья под названием «Старая кузница». В ней говорилось об усто — мастере по изготовлению национальных ножей. Его звали Норматов Каюмджон, он был из таджикского кишлака Чорку Исфаринского района.
Фото автора
Таджикский нож похож на узбекский, более известный. Нож универсальный. Он и в быту используется, и при забое и разделке животных применяется, и оружием является, хотя так ли это по нашим нынешним законам, сказать не могу.
Написал я письмо Каюмджону с просьбой изготовить мне такой нож, объяснив при этом, что являюсь охотником и нужен он мне для охоты.
Ответ пришел быстро. Поблагодарил мастер меня за внимание к его труду и пообещал сделать «особо крепкий нож», но вместо денег попросил прислать оленьи рога для рукоятки ножей, попилив их кусками соответствующих размеров.
Где их было взять в Южном Казахстане? Но, к счастью, такие рога отыскались у моего напарника по волчьим охотам, и достались они ему от прежнего хозяина квартиры. Лежали в сарае. Я отправил их, а зимой пришла посылка.
Нож замечательный. Им очень удобно работать на кухне — заточка клином, острый как бритва, удобно резать овощи для плова и других блюд, словом, хорош в быту. Но для охоты он не подошел, оказался тяжел и громоздок, хотя среди других моих охотничьих ножей выглядит впечатляюще. На снимке — он в центре.
Я — типичный птичий охотник. Зверей крупнее волка среди хищных и крупнее кабана среди копытных добывать не приходилось. Разве что архаров, всего двух, из дробовика с подхода, в дальней экспедиции. Не приходилось заниматься и промысловой охотой — жить в зимовьях, шкурить лосей, медведей и пр. Поэтому для моих охот удобнее всего был нож небольшого размера или даже складень. Как и любой охотник, к ножам я равнодушен не был, но и особо помешанным на них не являюсь.
Однажды довелось мне одному ошкурить и разделать сразу четырех мелких копытных, и в конце этого процесса нож я подтачивал о камень, жалея, что в рюкзаке оказался экземпляр со слабым лезвием. Хотя, если ноги у животного окажутся испачканными грязью с песочком, то, производя кольцевой надрез шкуры на ногах, можно любой нож «посадить».
Но об этом почему-то совсем не упоминается в печатных материалах и советах. Тут еще нюанс — лезвие из мягкой стали о камень можно подточить, а из очень крепкой вряд ли…
Для таджикского ножа я изготовил прочные ножны, пробовал носить его на поясе, но это оказалось неудобным, как, впрочем, и ношение других больших ножей. Как-то не совмещались они — патронташ и нож на поясе. А в рюкзаке разницы особой не было, какой величины нож там лежит. «Таджик» вскоре в сейфе и прописался.
Иногда достану его из сейфа, подержу в руке, а к руке он словно прилипает из-за особой формы рукоятки, и обратно в сейф убираю. Заодно Каюмджона вспомню, дай ему аллах здоровья, если он жив…
Вещами мы и живем. Когда-то мне, школьнику младших классов, отец купил детский металлический рубанок — мы строили дом на Алтае, и я строгал им доски. Давным-давно нет на свете отца, давно нет уже и того отчего дома, а тепло отцовских ладоней до сих пор в этом рубанке ощущаю.
Может, в этом и есть смысл нашей жизни?
