Сколько знаю своих друзей Малышевых, столько и слышу от них про озеро Пашково. Это название произносится с неким восторженно-таинственным смыслом, и в интонации я слышу радость воспоминаний, а в глазах вижу вопрос: «Ты ведь поедешь туда с нами, правда?» Я был благодарен за то, что друзьям хотелось ввести меня в мир их юности и молодости, поделиться со мной счастьем.
Прекрасный улов, ароматы ухи, костра и летнего дня. А еше теплота дружеского общения — что еще нужно для счастья?! Фото: SHUTTERSTOCK.
Удивительно, как долго мы сюда собирались.
Год шел за годом, мы разгребали громадье наших планов, а Пашково продолжало маячить где-то впереди.
Все это время я предчувствовал, что поездка на озеро станет не просто приключением, но тем событием, которое будет вспоминаться как нечто знаковое.
Интуиция не подвела, и «наградой» нам стали мокрые насквозь одежда и снаряжение, глубокая и скользкая, как масло, синяя глина, сломавшийся шрус, лишивший Сережкину машину полного привода в самый ответственный момент, отказавшая лебедка, забытый где-то в лесной чаще новенький корозащитный трос и изодранные ветками до грунтовки бока автомобилей…
Озеро Пашково — это одна из стариц Суры, окруженная труднопроходимым, в основном лиственным лесом, настоящей пойменной чащей.
До Волги отсюда по фарватеру Суры около семидесяти километров.
Глубина Пашково вызывает уважение: в том месте, где мы мерили, пять метров лодочного фала с якорем ушли в воду, а ширина русла этой старицы, образующей замкнутую петлю с островом посередине, доходит до ста пятидесяти метров.
Вблизи озера проходит административная граница между Нижегородской областью и Чувашской республикой, проложенная по низовьям реки Урги до впадения ее в Суру.
— Узнаешь церковь, Сергеич? Я тебе фотку показывал…
— Конечно, узнаю, Сереж. Хотя несколько лет назад церковь на фотографии выглядела вполне еще бодрым строением, пусть и заброшенным. А теперь это развалины без колоколенки, без главы и с просевшей кровлей над алтарем. Как же празднично смотрелась она когда-то с правого, низкого берега Урги на фоне неба, в окружении садов и добротных домиков!
Фото: Журавкова Антона.
Отсюда открывается изумительный вид на речку и на луга за ней. Я краем уха слушаю Сережку, говорящего о том, какой близкой стала опушка леса, да и луга местами больше похожи на редколесье, а сам лечу взглядом над заречным простором, срисовывая в память все его штришки и оттенки.
Что-то медленно меняется в пейзаже. Снимаю очки со стеклами-хамелеонами и понимаю: изменился свет. Он стал приглушенным. С самого утра июньское солнце сдержанно светило сквозь серую дымку, но теперь прямо-таки потемнело, хотя едва за полдень. Смотрю на юго-запад. Да, нас догоняет непогода. Прогноз на выходные вроде был без осадков — и на тебе! Похоже, идет затяжной дождевой фронт. Вот так порыбачили!
Предлагаю перенести вечер воспоминаний на берег озера. Поехали, братцы, пока не накрыло! Еще неизвестно, в каком состоянии нас ждет дорога через лес, да и лагерь надо поставить, дровами запастись, ужин приготовить. Рассаживаемся по машинам и какими-то закоулками подъезжаем к длинному крутому спуску, ведущему к реке.
Это просто глинистая дорога, скользкая после дождей. Пока по ней съезжаем, я все думаю, как же Сережка будет подниматься на машине, не снабженной блокируемыми дифференциалами и грязевой резиной, особенно если с неба опять польет. Решаю, что его уазик ходом сумеет заскочить до середины склона, а дальше я затащу его лебедкой.
Отправляясь на охоту за раками, следует знать, что Правилами рыболовства в каждом регионе установлены запреты на вылов членистоногих.
Едем параллельно реке и упираемся в обросшую кустарником и молодым осинником канаву, по которой в Ургу бежит шустрый ручей. Через канаву перекинут дощатый мостик, настолько узкий, что колеса уазов едва не свешиваются по его краям. Мостик покрыт подсохшей за день глиной, и я опять задумываюсь, как мы будем проезжать по нему обратно.
Тяжелые «Патриоты» на нем словно коровы на льду, вполне можно сорваться и лечь на бок. Наконец выбираемся на берег Урги и вздыхаем с облегчением: сезонный наплавной мостик через реку на месте. Его успели навести к лету.
И вот мы в лугах. Поддаем газу и мчим по приятной дорожке к кромке леса. Однако въезд в лес не вдохновляет: нужно буквально раздвигать лобовым стеклом густые ветки. В тенистой чаще сразу вязнут звуки моторов. Нас обнимают влажные широколиственные дебри.
Фото: Журавкова Антона.
В одной из глубоких промоин, заполненных жидкой синеватой глиной, Сережкин уазик все-таки застревает. Я уже собрался доставать из багажника трос и шаклы, но Сереге в три-четыре раскачки все же удается вынуть машину из засады. Молодец!
Но дальше хуже. Мы останавливаемся и рассматриваем глубокие, залитые зеленой водой колеи, уходящие в поворот. За поворотом низинка, практически болото. Все это можно объехать по относительно твердой полянке, но сначала надо на нее выбраться. Серега пробует и словно по рельсам уезжает по колеям в самую топь, где машина садится на мосты. Пока цепляем трос, нас жрут оголодавшие комары, длинноногие и злые. Выдираю уазик назад, на сухое место.
С третьей попытки Сережке удается вырваться из колеи и объехать болотину. Моя попытка сделать то же самое чуть не заканчивается встречей с деревом, так как «патр» разворачивается боком да так и едет, пока не цепляется передним колесом за твердый грунт.
Несколько сотен метров едем без особых проблем, только ветки колотят и скребут по бортам, окнам и крышам, и вновь упираемся в очередное месиво. Прощупываем грунт в колеях, затем с огромным трудом, в несколько движений своего авто Сережка уступает мне место, я включаю все, что можно включить в трансмиссии своей машины, и пробиваюсь через препятствие. Друг с обреченной усмешкой идет к своему абсолютно стандартному УАЗу.
— Сергеич, приготовь трос, чтобы я в мосты воды набрать не успел! — говорит он и ожидаемо виснет почти поперек колеи по самые пороги; пугающе скрежещет начинающий ломаться шрус, который на обратном пути умрет окончательно.
Эти три с половиной километра от опушки леса до озера мы преодолеваем около двух часов и наконец выезжаем из зарослей на высокий сухой участок берега. Вот оно, Пашково! Какое чудесное место! Просторная поляна и удобный спуск к воде. У самого уреза воды крепкие широкие мостки.
Но самое впечатляющее — большое, почти новое строение, что-то вроде крытого подиума или веранды с дощатыми полами, бревенчатыми полустенами, покрытой рубероидом кровлей и с длинным столом и лавками вдоль стен. Вот это поворот! Это наверняка здешнее охотхозяйство подсуетилось. Весь этот обширный лес с озером и лугами — прекрасные охотугодья.
Некогда стремительная Сура разделяла владения царей Московского и Казанского. Этот край всегда славился корабельными соснами, залежами мореного дуба и знаменитой сурской стерлядью, особо жирной и нежной (ее по воде в живом виде поставляли к царскому столу в специальных лодках — прорезях. Фото: Журавкова Антона.
Однако наличие веранды нам не нравится. Если на выходные сюда приедут люди, будет некомфортно и нам, и им. И мы начинаем искать вдоль берега какой-нибудь открытый сухой пятачок. Едем влево, но грунтовка превращается в непроходимые заросли. Едем вправо — там низина и травостой по грудь. А дождь того и гляди ливанет…
Решаем, что в такую погоду ни один нормальный человек не захочет здесь оказаться, и возвращаемся к веранде. По пути я умудряюсь засадить уазик в низине. Все отправляются ставить палатки, а я очищаю залепленный глиной клюз, вытягиваю трос лебедки и, повесив на плечо корозащитку, иду выбирать дерево покрепче.
Поскорее бы припарковать машины и обосноваться! Хочется тишины. Хочется просто сидеть, слушать потрескивание костра и смотреть на озеро. Пусть дождик идет, шуршит по траве, щелкает по листьям, по тентам палаток, по крыше веранды, пусть друзья тихо переговариваются, делясь впечатлениями, — все это тоже будет частью тишины.
Мы успеваем до дождя. Это даже здорово, что не приходится ютиться под нашим тентом. Под ногами крепкий сухой пол, а капитальный стол под крышей просто огромен для четырех человек. Доводим походный комфорт до предела: на столешницу бросаем чистые скатерти, в дальний угол стола ставим газовую плитку с чайником, на одну из кровельных балок вешаем электрическую лампочку, провод от которой оттаскиваем в заросли метров за пятьдесят, туда же отправляем бензогенератор, чтобы не досаждал тарахтеньем, если засидимся допоздна и решим, что нужен свет. Даже обе лодки успеваем накачать. Достаю из машины посуду, сервирую стол. Все всегда должно быть душевно.
Устроив быт, разводим хороший костер, чтобы просушить промокшую за время боя с бездорожьем одежду. Я стою у костра и сушу над ним брюки, держа их за штанины. Из обеих штанин валит густой дым вперемешку с паром. Это очень забавно.
— А у тебя из штанов дым идет, смотри-ка! — восклицает Володя. — Как в трубу. Потом не продохнешь.
— Я ведь другим местом дышу, Володь!
— Да?! А я думал, это… через фильтр.
Дождь приходит вежливо и бережно. Сначала слышно только шуршание по лиственным кронам, которое становится все ближе, ближе. Капли дождя теплые, основательные.
Ночью меня несколько раз будит ненастье. Но я почти не просыпаюсь, а просто слышу мир. По-настоящему я выхожу из сна, когда уже совсем светло и будит меня не ливень, а дрозд. Он сидит метрах в десяти от моей палатки, где-то в листве деревьев и звонко, самозабвенно поет. Дождя нет, но отовсюду слышны звуки капающей воды. Лежу в уютной сухой постели, слушаю…
Но надо выходить. Ребята уже на ногах, стучат сапогами по полу веранды, шуршат по траве, тащат к воде лодки.
— Сергеич, можно я твою лодку возьму?
— Бери, конечно, Илюх! Что за вопрос!
Вот оно, российское бездорожье! Приходилось все время останавливаться
в ожидании, пока кто-то из нас прорвется через коварную яму. Фото: Соколова Бориса.
С легкой душой отдаю другу двухместную «Иволгу», а Сережка, взяв жерлицы, прикормку и удочки, уходит на озеро на своем крошечном одноместном суденышке без уключин, с веслами-лопатками. Пока я хлопочу по хозяйству (а в походном лагере всегда есть чем заняться), кто-то возвращается и отдает лодку Володе.
Потом снова льет дождь, все приходят в лагерь, а когда ливень стихает, идут на озеро, на этот раз дополнив арсенал спиннингами и выбрав из ящиков по нескольку приманок: силикон, вращалки, воблеры…
В итоге к полудню весь маленький разделочный столик, стоящий рядом с верандой, занят рыбой. В улове щука, пара огромных золотистых карасей, два или три отличных судачка, подлещики, сороги, плотвички и даже одна чехонь. Последним на берегу появляется Серега и выкладывает из маленького садка четырех здоровенных красноперок.
— Живцы! — смеется он.
— Ты их на червя, что ли?
— Конечно!
И тут друг достает из садка большого рака, совершенно обалдевшего от невезения и вяло шевелящего лапами, клешнями и усами.
—Ты где его взял?!
— Да подплываю к берегу, смотрю — булькается что-то. Там яр маленький, как бы обрыв, а в основании норы, он туда и полз. Ну, я его и поймал.
Рассматриваем неожиданную добычу, Серега с улыбкой трогает длинный ус:
— Какое создание интересное! — и несет его, выпускать обратно в озеро.
Зимородок — профессиональный рыболов, предпочитающий уединенные водоемы с проточной водой и заросшими берегами. Поджидает мелкую рыбешку, сидя на ветке над водой, а затем пикирует с воздуха. Фото: MARTHA DE JONG-LANTINK/FLICKR.COM (CC BY-NC-ND 2.0).
Я чищу рыбу, а Володя картошку и лук. Вешаем над костром большой казан, воду для ухи берем из озера. Она чиста и не имеет даже намека на застоялость и затхлость. Пока Володя варит уху, я, пользуясь паузой между дождями, успеваю прокатиться по озеру и на правом берегу встречаю редчайшую, красивейшую птичку — зимородка. Второй раз в жизни ее вижу. Зимородок не дает долго любоваться собою, быстро слетает с прибрежного валежника, на котором сидел, и исчезает в зарослях.
Когда уха готова и ею наполнены тарелки, мы степенно усаживаемся за стол, и со стороны это, наверное, выглядит как ритуальное действо. Илья разливает по стопкам водку, Володя пробует огненную, с пылу с жару уху, кладет ложку обратно в тарелку и поворачивается ко мне. В выражении лица, в глубине глаз такой океан чувств, какого мне еще не доводилось видеть за все время нашей дружбы.
— Сладенькая ушица-то, — говорит он тихо, почти шепотом, и я окончательно убеждаюсь, что проживу эти дни не зря…
