Решили мы втроем поехать на открытие осенней охоты по утке в Вологодскую область, наслушавшись, что дичи там – море. Но по разным причинам задержались на целую неделю, теша себя надеждой, что от «моря» должны же нам остаться хотя бы «брызги». Увы, этим надеждам не суждено было сбыться.
фото: Fotolia.com
По берегам знаменитого среди охотников Кубенского озера обнаружили только россыпи разноцветных стреляных гильз да убедились, что недострелянные утки переместились в недоступные места.
Правда, Миша, самый молодой среди нас, пролазив по зарослям тростника, добыл трех уток, да я позорно промазал по одной.
И тогда, воспользовавшись гостеприимством Валерия Владимировича Зажигина, перебрались мы в Верховажский район, в замечательный охотничий домик на берегу красивого и зарыбленного пруда.
Охоты там тоже не оказалось, но были грибы, ягоды, рыбалка и прекрасная баня. Условия для отдыха идеальные, если, конечно, не сходить с ума по охоте. Мы быстро смирились и предались блаженной лени.
Валерий Владимирович оказался не только радушным хозяином, но и опытным охотником, предпочитавшим в отличие от нас серьезную дичь – медведей. К тому же был он хорошим рассказчиком. Особенно запомнился рассказ о его первом медведе.
Каждый, кому приходилось осваивать далеко не простую охотничью науку, несомненно, подтвердит большую роль наставника. Обычно это дед, отец, старший брат или, наконец, более опытный приятель.
Я знал только одного человека, который стремился обучаться самостоятельно, но путного охотника из него так и не получилось. Валерию Владимировичу в это смысле повезло – его натаскивал старший брат.
Приобщение к охоте началось в основном после возвращения из армии, и, как ни странно, одной из первых оказалась охота на медведя. А дело, по его словам, было так.
В нашу деревню приехали три охотника с лицензией на отстрел медведя и обратились за помощью к моему брату, который к тому времени соорудил несколько лабазов на дальнем овсяном поле.
Следов выхода медведя на поле было много. Брат посадил на лабаз и меня, вручив одноствольное ружье 16-го калибра и четыре снаряженные пулями патрона. Два вечера прошли впустую – медведь на поле не выходил.
Сейчас я думаю, что он был неподалеку, но шум усаживавшихся на лабазы охотников насторожил его, и он не стал испытывать судьбу. На третий вечер слегка утомившиеся любители медвежатины, добыв бутыль самогона, на лабазы не пошли, а уселись бражничать.
Меня на это «заседание» не позвали, так как старший брат старался по возможности ограждать младшего от увлечения «зеленым змием» и, надо сказать, вполне в этом преуспел, – до сих пор употребляю спиртное весьма умеренно.
Тем не менее я зашел в избу, где за столом сидели охотники, и стал звать их на охоту. На это мне ответили в том духе, что если я хочу, то могу сидеть на лабазе один, а они как сидят за этим столом, так и будут сидеть.
Немного робея – одному идти на медведя было, конечно, боязно, – я сел на старенький мотоцикл и поехал на овсяное поле. Оставив мотоцикл метрах в пятистах от поля и стараясь поменьше шуметь, дошел до трех стоявших у края поля берез, на которых располагался один из наиболее добротных и «комфортабельных» лабазов.
В нем действительно было удобно сидеть, так как оказалась прибита и доска, чтобы опереться спиной, и подножка. Вот только никакой маскировки со стороны поля не было, и я сидел весь на виду.
Помня наставления брата, старался совсем не шевелиться, хотя вездесущие комары быстро проведали о моем присутствии и начали с наслаждением пить дармовую кровь. Вскоре мне надоело держать ружье в руках, и я повесил его на сучок.
фото: Семина Михаила
Было очень тихо, ветер не шевелил ни одного листочка, и слышался только писк пикировавших на меня комаров.
Солнце очень медленно, как мне казалось, садилось за лес, который осень только-только начала разрисовывать своими любимыми желтыми и бурыми красками. Но вот, наконец, багровое светило нырнуло за горизонт и оттуда окрасило облака в розовые и кроваво-красные оттенки.
Начало смеркаться, и тут неожиданно и совершенно бесшумно на поле появился медведь.
Захватывая и пропуская через рот стебли овса, он двигался наискосок по полю и постепенно приближался к моему лабазу. Медведь выглядел совершенно черным и очень большим. Временами он становился на задние лапы и оглядывался.
Казалось, что он смотрит прямо на меня, и в такие минуты я боялся даже моргнуть, хотя комары облепили все лицо.
Когда медведь шуршал пропускаемыми через зубы метелками овса, я очень медленно, сантиметр за сантиметром, снимал ружье с сучка и начинал целиться. Но вот зверь подошел совсем близко, метров на двадцать. Брат потом говорил, что он был еще ближе.
Я дождался, пока медведь поднимется, чтобы осмотреться, и, прицелившись в то место, где по моим предположениям должно было находиться сердце, нажал на спусковой крючок.
Медведь рявкнул, несколькими прыжками достиг кустов на краю поля и, судя по треску, стал там кататься. Потом раздался громкий вздох, и шум начал затихать.
В нашей вологодской местности медведей тогда водилось много, и охота на них была не редкость, а уж разговоров об этом и того больше. Поэтому я уже слышал от опытных охотников, что громкий вздох медведя означает его серьезное ранение.
Когда треск в кустах совсем затих, я потихоньку спустился с лабаза и во весь дух помчался к мотоциклу.
Возможно, медведь и убит, но нельзя было исключить, что он притаился и сейчас бросится за мной. Какая была радость, когда мотоцикл завелся от первого же рывка педали. Я вовсю жал на газ и просто удивительно, что в густых сумерках сумел благополучно доехать до деревни.
Ворвавшись вихрем в избу, где за столом сидели уже изрядно пьяные охотники, крикнул: «Я медведя убил!» Но это вызвало только смех и возгласы: «Брось врать-то, пацан. Мы не убили, а ты убил. Ха-ха-ха!».
И только когда я не выдержал и со злостью обматерил их, до них стало что-то доходить. Однако чувствовалось: охотникам очень не хочется вставать из-за стола, тем более что в бутыли еще оставалась мутная жидкость.
Кто-то из них примирительно сказал: «Ну убил и убил, завтра утром разберемся». Но тут меня поддержал брат, заявив, что до утра медведь протухнет.
Он сходил к трактористу, и вскоре к дому подъехал трактор с тележкой. Охотники, помогая друг другу, с трудом залезли в тележку, и мы покатили на овсяное поле.
По моим указаниям тракторист подвез нас к тому месту, где, как казалось, должен был лежать мой трофей, и действительно, остановились прямо рядом с темневшей неподвижной тушей, на которую и стали спрыгивать постепенно трезвевшие охотники.
Почему-то прыгавшие охотники напоминали мне мартышек. Один из них, схватив медведя за уши, приговаривал: «Попался, косолапый разбойник!» Кажется, меня поздравляли, говорили, что новичкам всегда везет, но меня это мало трогало, полупьяные охотники были мне несимпатичны.
Когда при свете фар трактора медведя выпотрошили, то оказалось, что в сердце ему я не попал, но перебил сердечную артерию, что, конечно, было смертельным ранением. Сильное возбуждение, которое не покидало меня после выстрела, постепенно начало спадать.
Потом были и другие медведи, но этот, первый, запомнился больше всех.
