У каждого охотника есть любимый вид охоты: на копытных, на боровую или луговую птицу, на зайчика, уток, пешим ходом, с лайкой, спаниелем, легавой, гончей. Охота на косого зимой по следу без собаки хороша для охотника, который наслаждается троплением, разгадывая и распутывая скидки, сдвойки и петли, выводящие к лежке, и получая от этого нескончаемое удовольствие и заряд позитивной энергии.
Фото автора
Есть зайчатники, которые испытывают трепет и волнение от «песни» во время заячьего гона. Такая охота невозможна без верного помощника, преданного члена семьи русского гончака. Тринадцать лет Амур верой и правдой служил своему хозяину — деду Андрею.
До пяти зайцев добывал Андрей из-под Амура за один световой день долгие годы, когда собаке было от 3 до 11 лет, то есть в самый расцвет сил. Про его охотничьи подвиги написано немало хроник, многие были опубликованы в нашей газете в 2008-м и 2009-м годах. Его портреты, написанные карандашом, украшают и поныне охотничий домик деда.
Последние два года жизни Амур стал слабеть, быстро уставал, бросал гон и ложился отдыхать.
— Пора тебе, друг, на пенсию, — ласково гладил добытчика дед. — Две миски похлебки в день ты честно заслужил за годы безупречной службы.
Однажды Андрей принес месячного выжлеца, которому за громкий звонкий голос дал кличку Зарёв. Терпеливо наганивая молодого, дед не забывал приласкать и старого воина. Когда Зарёв подрос и окреп, дед брал на охоту обоих, так как собаки хорошо ладили: Амур поднимал, Зарёв гнал. Но однажды вечером Амур в несвойственной для него манере стал метаться на цепи и поскуливать, всем своим видом выражая желание покинуть хозяйский двор.
— Иди! — отпустил его Андрей, и пес выбежал в калитку и скрылся в направлении леса.
— Куда это он на ночь глядя да на старости лет? — недовольно поинтересовалась супруга.
— В последний путь, — вздохнул дед.
Зарёв вырос мощным, сильным, умным, выносливым кобелем, работающим без устали весь день. Такая неутомимость сыграла с ним и хозяином злую шутку: под вечер на звук гона подтянулась волчья стая, и в один из погожих охотничьих дней, не предвещавших беды, жизнь Зарёва оборвалась коротким взвизгом. Дед ничего поделать не мог: до места трагедии было более двухсот метров. Дуплет в предполагаемом направлении отхода серых послужил прощальным салютом.
Следующей весной дед приобрел трехлетнюю выжловку Соловку у известного заводчика из Окуловки. Своенравная сука, привыкшая гулять сама по себе, отлучалась от нового хозяина на 3–4 часа без гона, заставляла деда нервничать, переживать и ворчать: «Ну, только вернись, я уж тебе покажу!» — и радоваться, как ребёнок, когда Соловушка возвращалась живой и невредимой: «Милая, и где ж тебя леший носил?»
Случив Соловку с отважным рабочим кобелем Громом, дед получил первый помет, из которого оставил себе самую маленькую и слабую выжловку (ее все время отталкивали от материнской «кормушки» более сильные братья и сестры). Дед нарек ее Пургой.
Через два года волки срезали Соловушку с гона в двух километрах от райцентра. Ныне Андрей бережет Пургу пуще других и, прежде чем выпустить на заячьи поиски, стреляет несколько раз в разные стороны. По достижении трех лет нужно будет обязательно случить ее с кобелем. Вот только его поискать придется… А Гром, как и Соловка, пал от серых разбойников. Видимо, дорога снова лежит в Окуловку…
Гончаку Зарёву посвящается…
Обняв березку, улыбнулся дед:
Спасибо небесам за наслажденье!
Гончак его надежно держит след,
И впереди желанное мгновенье
Две-три секунды — все, что даст косой
На вскидку и поводку, упрежденье,
А коль зевнешь — сам будешь ты косой,
Поймаешь только ветра дуновенье.
Дед навсегда запомнит этот гон.
Коротким взвизгом оборвался лай,
Бесшумно и неспешно за кордон
С добычей уходила волчья стая.
