Фото автора
До карасевого прудика совсем рядом — минут пятнадцать велосипедного неспешного хода. Завсегдатай этого места Максим (он представился Максом) говорит, что якобы в пруду попадается карась до восьмисот граммов. На моих глазах местный рыбачок в начале лета вытянул рыбу на вид с полкило. Мне здесь больше ладони караси не попадались, но я в этих местах редкий гость.
В общем-то, водоем очень мелкий и, скорее всего, промерзающий до дна, хотя тот же Макс утверждает, что не так давно пруд был наполнен водой до самого верха обрывистых берегов. По всей видимости, прудик, не имея никакого притока, наполняется лишь дождевыми стоками и в весенний паводок.
Ловля в этом ближнем прудике для нас скорее ностальгическое отдохновение души в тихой аксаковской ловле карася, пусть и некрупного, но берущего довольно верно, классически кладя поплавок набок или убегая с крючком в торопливой поклевке и притапливая гусиное перо наискосок и вглубь. Но была у нас, в большей мере, еще и практическая заинтересованность. Давно известно, что карась самый выносливый живец, хотя и не всегда самый желанный для хищника. Чтобы выставить жерлицы или «погонять» кружки, не всегда удается наловить живцов в том же водоеме, где жирует на зорях хищник. Не всегда здесь же щука и окунь соблазняются «железками» и джигами. Особенно в межсезонье. Да и слишком квелые на тройнике или, особенно, «финском» крючке местные плотвицы-сорожки и окуньки. Их живучести хватает едва на час, редко больше.
Словом, едем мы с сыном Женькой за карасем-живцом. И что, наверное, непривычно слышать рыболову-поплавочнику, рыба нам нужна именно мелкая, лучше с палец… Дома уже приготовлены пластмассовый бак литров на пятьдесят и компрессор для аквариумных рыбок.
Приехали на пруд, едва зазолотились прибрежные травы на противоположном берегу. На тихой воде лежит дымка-кисея, в которой кружит легкая мошка. Жадно хватая ее и чиркая крыльями по поверхности пруда, низко летают стрижи. Видимо, после обеда ждать дождя (это не всегда сбывается), но пока небо чисто и озарено сонным солнцем. В деревне лают собаки, голосят петухи и уже где-то на окраине визгливо ругаются бабы с пастухом, прерываемые смутным с похмелья, видимо, басом, больше похожим на мычание обозленного быка…
КАРАСЬ И ЧЕСНОК
Закидываем с Женькой по две удочки с червяками и хлебом. До этого мы чудили с насадкой, зная, как бывает привередлив карась, и чего только не подсовывали под его ленивый нос. А карась, оказывается, здесь консервативен и прост совершенно по-деревенски. Придерживается классической насадки: катышек ржаного или пшеничного хлеба да кривляющийся на крючке червяк-навозник, вот и все, казалось бы, потребности деревенского карася-парии. Но демократизм местной рыбы в действительности простирался гораздо дальше. И здесь, наверное, свою роль сыграли пикники одичавших дачников и аборигенов, лица которых не всегда обезображены интеллектом, а вкусы и выбор напитков просты, как «грубая сермяжная правда». Раздавив полторашку самогона-пузодера на лоне природы, оные отправляли остатки закуски в тихую воду пруда, а поскольку выбор закуски был также невзыскателен, то и местный карась пристрастился к вещам, казалось бы, ему несвойственным…
Эту тайну нам также открыл уже упомянутый Макс. Оказывается, катыши хлеба он разминал пальцами, предварительно натертыми чесноком… И в банке с навозниками у него лежала свежая долька чеснока, и черви пахли почти гастрономически… Если вспомнить рыбацкие байки, где червей варили в супе, а опарышей использовали в качестве рожков, то здесь, думается, существовала опасность закусить червяками в сыром виде… Где-то я уже слышал про чеснок, как и про разные экзотические пахучие добавки, вплоть до керосина, что в нынешнее технократическое время не вызывает уже удивления.
Но вернемся к нашим карасям… Поплавки из ностальгически-классического гусиного пера застыли на зеркальной воде. Вот один из них закачался и задвигался к прибрежной травке, чуть приподнимаясь и притапливаясь. Подсечка! На леске затрепыхался серебряный живой слиток. Карасик не крупный, но и на живца не годится. Это очевидно. Первая поклевка была на хлеб. А затем на воду лег соседний поплавок-гусиное перо. Эта снасть наживлена червяком. И опять живая трепещущая тяжесть на крючке! Женька рядом тоже кого-то подсекает и тащит, ворча и чего-то приговаривая. Ему карасевые поклевки желанней вдвойне, поскольку давно не был на рыбалке.
Карасики клевали часто, и трудно было сказать определенно: чеснок тут приманивает рыбу или просто место прикормлено да погода ровная и теплая по-летнему?.. Но, кажется, что все же натертые чесноком руки действительно улучшают клев. Что касается главной цели, то проблема с живцами была так же остра: большая часть рыбешек годилась скорее на жареху. По приезду мы превратили карасиков во вкуснейшие и хрустящие карасевые «семечки», с пересолом годные и под пиво… Живцов же было не более полутора десятков, но и они принесли нам позднее несколько щучек, пойманных также недалеко от города.
Вскоре поверхность пруда заморщило довольно сильным южным ветром, который оказался для нас встречно-боковым и погнал наши поплавки в крупной ряби, не позволяя заметить поклевку. А тут еще гуси с гомоном скатились в воду и начали дефилировать туда-обратно, явно гадя нам с наслаждением и генной зловредностью, полученной еще от пакостливых гусей старушки Бабы-Яги. Ведь проплыть бы им в сторонке. Нет, лезут, красноносые, к самым поплавкам и норовят их отутюжить. А на наши: «Кыш-ш-ш! и пшли-и вон!» только косят зло-лукаво черными глазками… Гуси-лебеди, туды их в тридевятое царство!.. Тут и сказке конец, а кто слушал — настоящий рыбак!..
ЖАДНЫЕ ЩУКИ
Утром выходного дня я шел к реке. Еще почти ночью, подходя к месту, я услышал издали громкое чавканье. Похоже, какая-то крупная рыба слизывала с нижней стороны кувшинок пиявок или другую живность. Жировали, скорее всего, карпы, а может быть, и лещи. Травил «крупняк» душу рыболова, но попадался редко, ввиду того, что был рыбой городской, а потому заевшейся, ленивой и осторожной.
Но сейчас меня интересовал хищник, пусть и мелкий. В один выходной день далеко не поедешь. Расставил я восемь жерлиц-рогулек с рыскающими на крючках карасиками и принялся дразнить опарышем уже упомянутого изощренно-хитроумного «крупняка»… Как и следовало ожидать, тот или, видимо, дрых после ночного обжорства, или ехидно корчил рожи моему бравому опарышу на крючке. Изредка поклевывала сорожка с ладонь да теребила густера. А от уклеек я спасся тем, что опускал насадку на дно. Карасиков не заменял сорожками, зная, что покрутится такой живец судорожными кругами и вскоре всплывет кверху брюхом в теплой воде.
Но вот завертелась рогулька жерлицы. Леска то опадает, то натягивается, заставляя клониться ивовый шест. Подождав, когда хищник заглотает карасика понадежней, подплываю к жерлице и выпутываю из травы щучку с килограмм. С берега все это видит задремавший было поплавочник и, сразу проснувшись, чего-то кричит, машет одобрительно.
Хваток больше не было, мелочь ловить надоело и я выбрался на берег. Перевернув лодку, подошел к рыболову, клюющему носом. Выяснилось, что все утро он только наблюдал, как полощется крупная рыба, и зацепил лишь одного подлещика граммов на четыреста.
Сидели мы, сидели, «травили», как водится, байки вперемешку с былью, как вдруг клюнуло!.. Можно сказать, рвануло!.. Поплавок, даже не качнувшись, сразу исчез под водой. Коллега только и успел почувствовать на леске тяжесть, и сразу же — теньк!.. Из воды вылетел лишь обрывок лески. «Обрезала…» — вздохнул, было, товарищ по увлечению, но, опомнившись, разразился громами и молниями по поводу… Чего только не услышала бедная река. Думаю, и у этой сбежавшей рыбины, ввиду отсутствия ушей, пресловутая боковая линия скрутилась в трубочку… Погоревав, рыбак привел снасть в порядок и снова уныло уставился на поплавки. А тут взяло уже у меня!.. Хватка была на ближнюю жерлицу, далеко плыть не пришлось. Возвратившись на берег со щукой, я принялся за хирургическую операцию по выемке крючка, так как запасных поводков не имел на этой ближней рыбалке. Тут и заметил торчащий из щучьей пасти обрывок лески. Достал свой двойник, а заодно выдернул из хищной челюсти и еще чей-то гнутый крюк с обрывком лески. Подозвал коллегу. Тот неохотно подошел, мрачный, как осенняя туча.
— Видишь?.. — спрашиваю.
— Да, — отвечает рыбак и, как в столбняке, уходит к своей сидке.
«Переживает, — подумалось. — А тут еще чужая удача…» Но рыболов быстро возвращается, неся в руках свою удочку и какую-то коробку.
— Видишь? — теперь уже спрашивает он и открывает коробку. Там лежат крючки точь-в-точь, как этот, из щучьей пасти… А рыбак тычет пальцем в леску на удочке.
— «Силон», заметь…
В то время не было такого разнообразия лесок, и мы больше пользовались «Клинской», лучшей из того ассортимента, что был в магазинах, но не калиброванной, попросту — крученой и блесткой. И поэтому прозрачная и ровная импортная леска считалась редкостью. Перепутать было нельзя. Перекусив леску у «поплавочника», азартная щука тут же накинулась на моего карася, где и попалась с отрезком чешского «Силона» в пасти…
Вернув крючок рыболову, я, насколько помнится, предложил ему в конце рыбалки и щуку, так как поймал в это утро восемь рыбин, но тот гордо отказался. И я его понял…
