Как утверждал Остап Вишня, «гусь — не такая вещь, чтоб так его легко подстрелить. Дикий гусь — зверь очень мудреный»
В четверг в самом конце рабочего дня раздался звонок:
«Ну, вы чего там у себя в городе совсем засиделись? За всю осень лишь пару раз к нам поохотиться приезжали. А тут такое дело: на ваш дальний плес, на Гусинке, уже дня три табунок северных гусей пикирует. Своими глазами видел! Голов с полсотни. Да, конечно, по времени должны были уже «слинять», все ж конец октября. Но тут у нас дожди зарядили, на дальних полях валки еще не подобраны, вот они и кормятся на них. Бросайте свои конторские дела, приезжайте как можно быстрее! Может, успеете тех гусей прихватить. Конечно, дело ненадежное: сегодня они здесь, а завтра, может, уйдут. Вон и морозы уже на следующей неделе обещают. Ищи их потом до весны! Да, если с гусями случится «облом», так в выходные зайцев-лисичек с гончаками погоняем, охота уже открыта. Так что хоть развеетесь. Путевки на вас брать? Ну, добро, приезжайте. Ждем!»
Вот уже третий год, как я перебрался в город, а земляки-охотники меня не забывают. За четверть века, что я прожил на селе, мы с ними отмотали не одну сотню километров пешком по нашим угодьям, а еще более — на лыжах. А сколько было совместных посиделок после очередной вылазки по зайцам-лисичкам! С веселыми разговорами, обсуждениями пережитых охотничьих моментов. И со свежиной из только что добытой дичи. Эх, веселое было время! Конечно, тогда мы были молодые, легкие на подъем и ýстали не знали.
Но довольно лирики. Этот звонок был для меня как обух по голове. Все планы устроить спиннинговую вылазку по «жирующему» щучьему племени я пустил побоку и бегом к начальству — отпроситься с работы на пятницу. Авансом, под будущие заработанные отгулы, в счет дежурства на «октябрьские». Шеф — мужик с понятием, сам не чужд иногда извлечь ружье из недр сейфа — дал добро. Осталось только позвонить постоянному напарнику по охоте Давыдовичу, чтобы тот тоже уладил свои преподавательские дела в институте и в пятницу был как штык у меня.
Договорились выехать «пораньше», чтобы не спеша, проехав на машине почти три сотни верст, к вечерней зорьке забраться на Гусинку и там устроить окончательный и полный разгром северным гусям. А выходные уже посвятить зверю. Планы мы построили наполеоновские, но издавна всем известно, что «человек предполагает, а Бог располагает», и, «если хочешь рассмешить Бога, поведай ему о своих планах». Вот и у нас все вышло по поговоркам: пока собрались, пока я заехал за Давыдовичем на другой конец города, пока мы плелись по утренним пробкам — в общем, выехали из города далеко не «пораньше», а «впритык».
Но успевали…
Мчались мы по трассе, и душа пела. Откровенно? На гусей не очень-то и надеялись — лотерея! Без разведки и подготовки, с кондачка…
А гусь, как утверждал Остап Вишня, «не такая вещь, чтоб так его легко подстрелить. Дикий гусь — зверь очень мудреный». Но зато как здорово хоть на три дня вырваться из опостылевшего города и начисто забыть про все «казенные хлопоты». Побродить по излюбленным, исхоженным вдоль и поперек посадкам и колкам. Подышать полной грудью чистым, не отравленным выхлопными газами воздухом. Предаться светлой ностальгии.
Но как мы ни спешили, а время бежало быстрее. К Гусинке подъехали часа за полтора до темноты. Съехали с трассы, и тут нас ждал неприятный сюрприз: поле, примыкающее к болоту, и даже часть дороги вдоль него были перепаханы под зябь. И сама пашня, как и остатки дороги, раскисла от дождей. Удружили колхознички, нечего сказать! До места нашего прохода через камыши не доехать. Пришлось пробираться пешком, а это не меньше километра. Да еще и по распутице.
Экипировка по минимуму: резиновые лодки, ружья, рюкзаки с патронташами, маскировочными сетками, термосами и перекусом. Ни гусиных чучел, ни дополнительной одежды — шли налегке. Впрочем, легко сказать «налегке»! Мешок с лодкой — за плечами, рюкзак — спереди, словно запасной парашют, и еще ружье в руках.
Пока доползли до места, накачали лодки, небо уже посерело. А ведь нам еще почти километр добираться — сквозь камыши, по нашей тропе до дальнего плеса. И пока добирались, в спешке пару раз соскочили со своей «наезженной колеи» (давно по ней не ходили). Когда нам оставалось буквально метров двести, мы услышали в уже сгущающихся сумерках гусиный гогот, затем мельком увидели призрачные гусиные тени, пикирующие на плес, а спустя несколько секунд услышали мощный всплеск от приводнения внушительной гусиной стаи. Опоздали!
Мы остановились, чтоб перевести дух. Да и куда было теперь торопиться? Что делать? Возвращаться назад несолоно хлебавши, или попробовать утром перехватить гусей на подъеме? Тогда нужно будет тащиться обратно по темноте из болота, спать в тесной машине, а утром, тоже по темноте, возвращаться обратно. Если мы в сумерках сбились с тропы, то ночью и подавно будем плутать неизвестно сколько времени. Воды из-за дождей изрядно прибавилось, тропа заросла, ведь последние три года мы по ней всего-то три-четыре раза ходили. Совсем забросили Гусинку, открыв для себя другое, более близкое и доступное место. Да и вообще охотиться стали намного меньше после моего переезда в город.
Посовещались, поспорили и решили, что потихоньку проберемся к плесу и разведаем обстановку, есть ли там гуси или они «разбрелись» по ределям. Если все же они остались на самом плесе, то может, нам удастся по ним бабахнуть, тем более что ветер дул не от нас, могут нас и не услышать. Однако попробуй все сделать «потихоньку», бредя почти по «это самое» во взвеси воды и грязи, да еще таща за собой лодки! Но, видимо, шум камышей от довольно сильного ветра послужил нам неплохой маскировкой.
Выбравшись в кромешной темноте на край плеса, мы не обнаружили на нем ни единого гуся. Но и всплесков с гоготом распуганной птицы не услышали. Конечно, зачем им болтаться на довольно приличных волнах и бороться с порывами ветра, когда можно спокойно укрыться на ночевку в ределях, а сам плес использовать лишь в качестве взлетно-посадочной полосы? Это открытие нас обнадежило. Твердо решили затабориться в своих лодках на ночевку и дождаться утреннего взлета гусей.
План был авантюрный, но других предложений не поступило. Наметили для ночевки пришвартоваться на приличную по размерам ондатровую хатку, уже известную мне по трагикомическим событиям прошлых лет. На ней и наши лодки уместятся, да и снизу будет не так холодно, все же не на ледяной воде под ветром болтаться. А самое главное, ветер дул почти в спину, а значит, «потенциально» гусь будет взлетать на нас и через весь плес.
Со всевозможными предосторожностями, памятуя о прошлых «купаниях» при попытке форсировать эту приснопамятную хатку, взгромоздили мы на нее свои плавсредства, заякорились, прислушались, не потревожили ли чуткий сон гусей, и, убедившись в отсутствии какой-либо с их стороны паники, поужинали чем бог послал — тем, что с собой прихватили. Укрылись взятыми с собой камуфляжными сетками, попытались вздремнуть. Но какой сон! Пробовал ли кто из вас сделать безуспешную попытку заснуть на довольно свежем октябрьском воздухе, когда вас обдувает такой же свежий ветерок, укрытие от которого — крупноячейная сеть с кое-где пришпандоренными к ней пучками ветоши? Когда вы лежите не на мягкой перине, а на не сухом и тоненьком дне резиновой лодки? Я пробовал и никому не рекомендую.
Проворочались мы с напарником всю долгую осеннюю ночь, изрядно задубев к утру. Слабо согревала лишь одна мысль: а вдруг получится? Еще в густых сумерках мы кое-как задрапировали свой импровизированный скрадок, с большим трудом разобрав камуфляжные сетки закоченевшими пальцами. Решили не разбредаться по плесу, а стать рядом, «плечом к плечу», чтоб ненароком не подшуметь спящих гусей. Зарядили ружья «нулевочкой» и замерли в ожидании, из последних сил пытаясь унять дрожь, донимавшую нас то ли от холода, то ли от волнения.
Наконец восток понемногу стал светлеть. Ветер усилился, холод тоже. На плес выплыла небольшая стайка лысух — слабое утешение за перенесенные лишения, но хоть что-то! И вот лысухи, доселе безмятежно снующие в дальнем конце плеса, вдруг стали сплываться в кучу, а затем, тревожно тек-текая и озираясь на ближние камышовые курни, направились в нашу сторону.
И тут же из тех курней выплыли гуси. Десяток, не больше. И почти без «раздумий», очутившись на глади плеса, одновременно забили крыльями и пошли на подъем в нашу сторону. На удивление, мы восприняли это без особых эмоций, хладнокровно в прямом и переносном смысле слова (замерзли же, как цуцики). Подпустили их метров на 25–30, одновременно ударили всего по одному разу, выбив пару…
После наших выстрелов закипела вода в ближних и дальних ределях, и с истошным гоготом в воздух стали подниматься не обнаруженные нами гуси. В суматохе еще несколько гусей налетело на нас, и тут уж мы, распуляв оставшиеся в магазинах патроны, «опрокинули» еще пару гусей, которые пушечными ядрами рухнули в редкие камышовые заросли почти нам под ноги. Это была истинная и выстраданная удача.
Возвращение наше оказалось по-настоящему триумфальным, несмотря на то что пришлось сделать две ходки до оставленной машины: ноши-то прибавилось. Но разве это могло хоть на йоту умалить нашу радость? Перетащили весь свой скарб и в процессе даже согрелись. А выпив «на крови» по стаканчику все еще не остывшего чая, мы совсем ожили и окончательно развеселились, и вскоре устроили фотосессию с заслуженными и трудно доставшимися нам трофеями. И только после этого отправились к заждавшимся нас компаньонам, чтоб продолжить свой фартовый день охотой с гончими.
P.S. Как оказалось, это была моя последняя охота на малой родине. Следующие два года жизнь мотала меня по всему Алтаю, и наконец я навсегда его покинул. Так что эта поездка стала для меня прощальным, щедрым подарком, запомнившимся на всю оставшуюся жизнь.
