Объединенный интерес к традициям охоты сказывается на ее культуре. А вот всякого рода ограничения, наоборот, приводят к умиранию тех самых культурных ценностей, которые и были нам завещаны охотниками прошлых поколений
Грачи на крыле весну принесли аккурат в самый день Герасима Грачевника — 17 марта, рассыпались по деревенскому большаку, радуя взор, открыв весне зеленый свет.
После такой неуравновешенной и капризной на погоду зимы, когда бурные снегопады в одночасье сменялись головокружительными оттепелями и ледяные дожди были столь часты, что к ним успели даже привыкнуть, появление грачей означало конец всей этой зимней лютости. И все же, несмотря на то что вторая половина марта выдалась уж очень активной на тепло, в начале месяца судить о том, что весна будет столь дружной и настойчивой в опережении своих календарных сроков, было нельзя.
Да такой, когда от еще снежного начала апреля до первой листвы на березе и прилета ласточек будет отделять всего лишь три недели! И тепло второго весеннего месяца не даст никакого шанса капризам зимы, так что возврата резких холодов вкупе со снегопадами в апреле так и не состоится. Когда такое было? Впрочем, с оглядкой на прошлые весны, к примеру 2020 года, когда тяга вальдшнепа на Мещере была отмечена в середине марта (весенняя охота в Московской области в тот год была закрыта) можно было бы предположить, что ранние весны на Подмосковной Мещере в последние годы весьма обычное явление. Другое дело — возврат холодов, что, к огромному сожалению, часто приходится на середину месяца в самые сроки открытия охотничьего сезона.
После прошедших обильных дождей конца марта уже к началу апреля снег сошел с полей полностью, и вскрывшиеся ото льда даже самые малые лесные речки-безымянки погнали бурным шумливым потоком вешние воды, переполняясь под самые кромки берегов. И все же обильно выпавший, слежавшийся за зиму снег не спешил таять в лесу, и лесные дороги, практически в первые десять дней апреля были просто непроходимы. Да и по кромкам полей белые снеговые лоскуты пролежали почти всю охотничью десятидневку.
Вослед за разгулявшимся теплом потянулись и перелетные птицы — дрозды певчие, черные и рябинники, зарянки, зяблики, трясогузки… Определить, кто раньше из них вернулся на родину, было трудно. Словно все добирались в родные края в одном «вагоне». Самый пик их прилета и пролета пришелся на интервал с 3 по 8 апреля. И скворчиное мяуканье утром 25 марта явилось настоящим праздником. Видишь скворца — знать, весна у крыльца.
Памятуя о сроках прилета перелетных птиц в прошлые весны, нельзя сказать, что в нынешнюю они были слишком ранние, и уж нем более поздние. Все произошло в обычные для фенологических наблюдений сроки. Одно отличие — прилет был очень дружный и в крайне сжатый временной отрезок, что создавало впечатление его спешности. Весна не просто ото дня ко дню набирала, она спешила так, словно боялась не успеть уложиться в отпущенный ей сезон. Но кто в начале апреля знал, что майское похолодание в первой половине месяца станет своеобразной расплатой за столь стремительный спринт весны-половодья!
Воркование вяхиря на исходе дня и дружная перекличка неясытей в поздневечерье, когда яркая Венера уже в хороводе ранних звезд «обхаживала» изящный лунный серп, под легкий ветерок, вкусно пахнущий сыростью и терпкой прелью оттаявшей земли, были антуражем первого вальдшнепиного вечера, который пришелся на 27 марта.
И как тут не отметить, что уже первые тяги удивили своей изысканностью на количество валешеней. Так, 30 марта было замечено шесть вальдшнепов, а в день открытия охоты 1 апреля — двенадцать. Но уже к 5 апреля интенсивность тяги значительно спала, и за зорю отмечалось не более 3–5 вальдшнепов. Утренние тяги в эти дни, даже в те, которые пришлись на явный «вал», были посредственными в количестве протянувших вальдшнепов и не настраивали на то, что вечером может случиться обратное.
Стоит сказать, что за первой волной валового пролета новой так и не последовало. По крайней мере, постоянное пребывание в угодьях на вечерках указывало на то, что тяга в числе вальдшнепов выровнялась и за результат 2–4 вальдшнепа за зорю не собиралась перешагивать.
Говоря об антураже тяги, о имевшем место хоре тяговых птиц, за весь период охотничьей десятидневки мне так и не удалось услышать столь обычного для вечернего темнозорья бекаса, да и крикливых пируэтов чибисов (на тяге я стою, как правило, на вырубке, поблизости от сенокосного поля), без которых не обходится ни одна вечерка, также не было. Конечно, это казалось странным и не могло пройти без внимания. Объяснений на этот счет мало. Можно предположить, что чибисы, как и бекасы, попросту не «успели» за столь резким потеплением, предпочитая вернуться на родину в положенные сроки, ближе к середине апреля, что и произошло (чибисы появились 12-го, первое блеяние бекаса услышали 14-го).
Не особо торопился с пролетом и гусь. И если первые утиные стайки нарушали покой ночного неба уже в последних числах марта, то гусь пошел с 7 апреля. Самыми обильными на гусиный пролет выдались дни именно с 7 по 14 апреля. Спад пролета не ознаменовался волнами его прекращения, и гусиные караваны можно было видеть и в начале мая.
Из-за долгой и сильной распутицы в охотничий сезон добраться до глухариных токов было невозможно. А когда стало позволительно, глухариные игрища уже явно обеднели» на глухарок, уже не столь активно ставших посещать тока. Одна-две глухарки на переслышке тройки токующих мошников уже были как бы не в счет. Из-за раннего рассвета глухариный слет на землю начинался в четвертом часу утра еще при довольно густых сумерках.
Стабильное дневное тепло уже к началу двадцатых чисел апреля дало первую листву, и голос первой кукушки пришелся на окутанные изумрудом зелени березовые рощи. В сосновых борах и на обочинах лесных дорог неожиданно появились сморчки со строчками, и первые майские жуки в последнюю неделю апреля не давали покоя деревенским котам. Взбалмошность апреля на погоду разыгралась так, что вторая половина месяца стала больше походить на жаркий май, и цвет мать-и-мачехи очень быстро сменился на полянки цветущего одуванчика. К 25 апреля в воздухе почувствовался аромат черемухового цвета — верная примета того, что погодный рубеж преодолен, жди похолодания. И весна, словно задумавшись, оглянулась назад, и спринт был взят.
К началу мая задождило. Застыли цветочные бутоны на яблонях и вишнях, что едва не распустились от волны нахлынувшего апрельского тепла, и не всякая пчела желала в эти дни покинуть улей, предпочитая остаться в тепле.
Порядком затянувшиеся холода, попридержав черемуховый цвет, выдали холодное, с крепкими ночными заморозками начало мая, да такое, что даже майским жукам, заявившим о себе уже в конце апреля, пришлось на время ретироваться.
Тепло пришло после 10 мая. И уже 15-го утренние соловьиные трели мешались со стрижиным гомоном, что напомнило о скором лете …и охоте.
Начало весны не указывало на то, что она будет такой скороспелой, и информация о том, что открытие охоты было воспринято на вальдшнепиной тяге и на токах, запланированное на 1 апреля, не иначе, как первоапрельская шутка. О какой охоте могла быть речь! Снега в угодьях — не пролезть, да и на водоемах с прудами лед от самых берегов!
Последние несколько лет явные неудачи с открытием весеннего сезона на Подмосковной Мещере были вызваны необдуманным решением отнесения данного региона к южным областям, что само по себе изначально казалось странным. Думалось, что в нынешнюю весну те, на ком лежит груз ответственности за открытие охоты, одумаются, и всё приведут в должное соответствие. Но нет. Не одумались. Не помогли и коллективные письма охотников, просящих о переносе сроков охоты.
Понятно, что за веснами не уследишь, и год на год не приходится, и все капризы по поводу открытия охоты «не в сроки», когда в таком положении дела виновата сама весна, тут не принимаются. Но в данном случае такое решение есть дело рук человеческих.
И все-таки как ни круги, у природы, есть свой «регламент» весны, которого она старается придерживаться. И если бы не двухнедельный ее нынешний спринт, о котором, естественно, совсем не помышляли чиновники от охоты, хоть как-то выправивший ситуацию с возможностью выйти в угодья, само проведение охоты было бы окончательно «завалено». В нынешний год сама природа, словно сжалившись над охотниками, «пригрозила» тем, кто не желает считается с их интересами, и перехватила инициативу в свои руки. И начало тяги за несколько дней до открытия охоты хоть немного обнадежило, что она все же состоится. Но как и при каких обстоятельствах, это уже другой вопрос.
Весна вновь показала свою непредсказуемость. Став предметом обсуждений оптимальных сроков охоты, она в который уже раз подтвердила необходимость их увеличения с десяти дней до шестнадцати, или же открытие весенней охоты сделать по белорусскому варианту: охотничий апрель с возможностью выхода в угодья с пятницы по понедельник, с тремя днями покоя со вторника по четверг. И если эти два варианта неприемлемы, то тогда дать возможность регулирования сроков охоты на основании заявлений охотничьих объединений, которые так или иначе следят за погодой лучше любой метеостанции, не говоря уже о чиновниках, многие из которых делают прогнозы о ранней весне лишь по оголившемуся от снега асфальту на дорогах Москвы.
В общем, варианты получения разумных сроков весенней охоты есть. Пусть их немного, но они заслуживают внимания. И компромисс всегда может быть найден. Самое главное — срок открытия весенней охоты должен быть гибким и неформальным, фактически ограничивающим ее до минимальных нескольких дней конца сезона, а также разумным, когда никто не будет в накладе, ни охотник, ни чиновник от охоты, ни природа. Да и открытие охоты на вальдшнепа на вечерней тяге должно быть хоть как-то уравновешено по отношению охоты с подсадной уткой, сроки которой определены на Подмосковной Мещере в 50 дней. Пусть это будет треть от 50 дней — как раз 16.
И еще. Уже в который раз, обращаясь к тем, в чьей власти определять сроки, отмечу, что культура охоты как народная традиция в нашем Отечестве никогда не будет достигнута путем ее закрытия или ограничения, введением санкций и новых запретительных бумаг. Сохранение культуры охоты есть налаживание четкой и организованной работы по воспитанию охотников в охотничьих обществах — цели, для которой они, в сущности, и были в свое время созданы, а еще и сознательной работы чиновничьего аппарата «от охоты».
Объединенный интерес к традициям охоты сказывается на ее культуре. А вот всякого рода ограничения, наоборот, приводят к умиранию тех самых культурных ценностей, которые и были нам завещаны охотниками прошлых поколений.
Отсюда и вывод, что игнорирование обращений охотников, в частности о необходимом переносе сроков охоты, есть не что иное, как пренебрежение этой самой культурой, имеющее далеко идущие последствия. Давайте этого не допускать.
