Фото Анатолия Маилкова
Петрович, по кличке «Академик», методично взмахивал удильником над лункой. Но скорее всего не за методичность он был прозван Академиком в кругу рыбаков.
Темный промозглый, но достаточно теплый день, что несвойственно для января в этих местах, не поднимал настроения. Клева не было с утра, как и все предшествующие дни. Прежде такого не случалось, а на нытье рыбаков по этому поводу Петрович отвечал, что глухозимья не бывает.
Старинный друг Петровича Андреев сидел рядом на льду и по обыкновению пробовал разные снасти и насадки.
— Котов, хватит сидеть, рыбу искать надо, — выпалил он вдруг.
— Николай Алексев, — отвечал Петрович, — сиди, видишь, кругом впустую бегают.
Мимо проходили рыболовы, почти все знавшие Петровича.
— Петрович, чего расселся, пошли на затоп, — говорили некоторые.
Но тот только молча отмахивался. Из приглушенных от отходящих разговоров до него вдруг донеслась фраза, сильно задевшая сознание: «Постарел Петрович…»
— Сам-то молодой? — с досады буркнул он.
Но капельки яда, попавшего душу, начали свое действие: «А ведь они правы»,— подумал он, вспомнив, как в последние дни прихватывало сердечко и подводили ноги. А прежде сколько наматывал километров по водоему и бурил лунок. Воочию предстала картинка последних возвращений с рыбалки, когда жена Соня ласково, но снисходительно говорила: «Слав, зря, наверное, поехал, погода-то какая». Петрович молча раздевался и шел в ванную.
Балансир после падения согнул сторожок, но назад тот не отработал. Петрович автоматически подсек, но руку застопорила глухая тяжесть. «Только этого не хватало», — подумал он.
— Что там у тебя? — спросил Андреев.
— Зацеп, кажется, — ответил Петрович, держа в напряжении снасть.
Досаднее всего было потерять этот балансир, который долгие годы служил словно талисман. Вспомнилось, как в иные годы удавалось попасть с ним на ход судака, и тогда начиналось невообразимое. Первое же опускание балансира вызывало поклевку и хороший судак оказывался на льду, затем еще. Дальше инстинкт сам подсказывал направление, в котором следует бурить лунки. Мгновенно образовывалась толпа рыбаков, подобно шлейфу, движущемуся по водоему. Возможно, с высоты полета, это напоминало стаю птиц, где вожаком оказывался Петрович. Попытки отдельных рыбаков уйти в сторону не увенчивались успехом и они возвращались в эту странную стаю, получая от добычи ничтожную часть, в лучшем случае.
Рука, бывшая в напряжении, ощутила еще большую тяжесть, как будто к снасти прибавили груза. «Что это?» — подумал Петрович. Впервые за долгие рыбацкие годы он ощутил нечто неизвестное прежде. Затем произошел мягкий рывок, вернее, потяжка, что с невероятной частотой заставило биться сердце рыбака. «Неужели рыба?» Сомнения отпали, когда рывки участились. Рыбак попробовал выбирать леску, но это оказалось невозможным. На летних удочках в таких случаях ослабляют фрикцион, но как сделать это на примитивной зимней удочке с маленькой катушкой и тормозом. А леска-то всего 0,22. «Помоги, Господи!» — пришло вдруг на ум и повторялось им затем многократно про себя.
Молитва ли возымела действие или невидимый противник на другой стороне снасти дал слабинку, но удалось по крохам сдвинуть рыбу метра на полтора. Но это было лишь мгновением в предстоящей борьбе. Все вернулось к прежнему положению.
Андреев уже стоял рядом с другом. Он ничего не спрашивал, понимая, что произошло. Ситуация была явно отлична от той, когда рыбаки дурашливо кричат: «Сорвись, сорвись!»
Следующая попытка принесла более значительные результаты: рыбу удалось приподнять метра на три, но снова последовал рывок, и леска, обжигая пальцы, устремилась вниз.
Повторяя одну и ту же процедуру, Петрович потерял счет времени. Мозг и тело его находились в огромном напряжении. Он понял, что начал уставать, но продолжал борьбу. К исходу получаса или больше он наконец увидел рыбу, приближающуюся к поверхности, чему способствовал нетолстый пятнадцатисантиметровый, почти без снега, лед. Это была огромная щука. У Петровича похолодело в груди: «Балансир, да еще и без поводка. Это конец…»
Усилившийся свет отпугнул рыбу и прибавил сил. Вырывая из рук леску, она снова устремилась вниз. С какой-то безысходностью рыбак заново начал вываживание, и когда наконец подвел к самой лунке, со странным спокойствием сказал:
— Николай Алексев, багор давай.
Но это было лишним, инструмент давно наготове.
— Держи, держи ее, — говорил Андреев, опуская багор в лунку и говоря себе под руку, — нет, такая не пройдет.
— Да цепляй же наконец! — выпалил Петрович.
— Есть, кажется.
Очевидно, почувствовав страшную боль от острого крюка, рыба вдруг сделала мощное движение хвостом так, что столб брызг вырвался из лунки, и резко пошла на глубину. Обданного водяной струей Андреева со сломанным в руке черенком, словно от взрыва, отбросило и повалило на лед. «Всё…» — подумал Петрович, не чувствуя в руке лесы. Дрожащей рукой он нащупал ее в лунке и, не ощутив тяжести, с отчаянием повторил:
— Всё…
Взгляды друзей встретились. Они думали об одном: «Жаль, но что поделаешь, такая рыбацкая судьба».
Петрович все еще дрожащими руками скручивал леску, сожалея о потерянной рыбе, а может быть, даже больше о балансире, как вдруг ощутил рывок. Случилось то самое чудо, о котором часто говорят и в которое верят, но никто и никогда его не видел. Петрович был первым.
Поединок продолжился. Казалось, оставленный в теле щуки крюк только придал ей сил. Пережитый же Петровичем стресс едва ли пошел на пользу. До конца он еще не поверил в случившееся.
Но будучи по характеру страшно упрямым и имея совсем не атлетическое телосложение, был, что называется, необыкновенно жилистым и не собирался уступать сопернику.
Занимаясь в молодости спортом, Петрович особенно преуспевал в лыжах, требующих нечеловеческой выносливости. Сейчас ему отчетливо вспомнился один финиш лыжной гонки. Остается бежать меньше километра, а силы оставили его. Накатившийся сзади «лось» двухметрового роста орет: «Лыжню!» Надо уступать, но лучше умереть. Кровь ударяет в голову, сознание отступает, а руки и ноги несут его по лыжне с неизвестно откуда взявшимися силами. Сознание возвращается на финише. Он первый, а «лось» хрипит еще метрах в ста.
Новый багор был уже найден, когда в очередной раз щука была подведена к лунке. Внешне Андреев был спокоен, опуская его в лунку. Уставший смертельно Петрович вообще казался равнодушным.
— Не рискуй, главное, поддень, два раза багры не ломаются.
— Есть, — сказал Андреев, прижимая хищницу ко льду.
Но мнимое хладнокровие сыграло на этот раз злую шутку. В лунке оказалась не голова, а спина рыбы. Варианта вытащить ее из такого положения не было. Петрович опустил руку в лунку и ощутил мощную спину, обхватить ее было невозможно.
Для рыбы действия рыбаков явились передышкой. Она выполнила тот же мощный кульбит, как в первый раз, уходя вглубь и оставив на багре внутренности. Стало не по себе от такого харакири.
Не рыбу, а стойкого и непреклонного бойца, думая так про себя, выводил теперь Петрович. Другие мысли еще прибавились в сознании рыбака. Про балансир он не вспоминал, он испытывал к рыбе чувства, которые трудно объяснить только жалостью. Но соперник все не сдавался. Шанс перекусить тонкую леску, несмотря на все, оставался очень высоким. Обессиленный физически и душевно, Петрович предельно сконцентрировался, как это может сделать только самый опытный рыболов.
— Багор дай, я сам, – прохрипел он, когда нос щуки оказался в лунке.
Инстинкт борца подсказал ему, что этот последний шанс его, а не кого-либо другого. Только сейчас он увидел свой балансир, держащий рыбину под нижней челюстью на одном крючке. Туда он и направил острие багорика.
Посмотреть на невиданную для Подмосковья трофейную щуку собрались рыбаки едва ли не со всего водоема. Кто-то взвесил ее и объявил:
— Чуть-чуть до десяти килограммов не дотянула.
— А ты кишки-то прибавь.
Компания рыбаков шумела, кто-то смеялся, кто-то чего-то рассказывал. Петрович пребывал как будто во сне над всем этим. Ему хотелось домой, услышать голос жены и полежать в теплой ванне.
Подошли утренние знакомые, звавшие на затоп, и с удивлением констатировали:
— Ну ты, Петрович, даешь!
— Да, задал Академик перцу некоторым, — смеясь, за товарища отвечал Андреев.
Взгляды друзей встретились. Они как всегда поняли друг друга…
