На озере мы оказались отнюдь не первыми. Не меньше десятка рыбаков уже сидели у заветных лунок. А около некоторых лежали одна-две рыбешки. Наше привычное место — метрах в двадцати напротив продолговатого мыса, глубоко вдающегося в озеро, было занято.
Фото: Анатолий Маилков.
Высокий парень в ондатровой шапке по полукругу, огибавшему мыс, поставил восемь жерлиц, располагавшихся в метрах в двадцати друг от друга.
И нам ничего не оставалось, как устроиться неподалеку.
Просверлили лунки, опустили в воду мормышки с наживкой, ждем поклевок.
Вскоре парень в ондатровой шапке снял с двух жерлиц по небольшому окуню.
Через полчаса еще одного, затем еще и еще.
На какое-то время клев у него прекратился, а когда возобновился, он с ближайшей жерлицы принес килограммовую щуку.
И к полудню у него около ящика красовалась, хотя и небольшая, но все-таки горка рыбы.
У нас — полтора десятка мизинчиковых ершей и окушков.
От созерцания чужого улова меня отвлек приятель…
— Саша, — тихо позвал он, — смотри, — и показал рукой на мыс.
Я глядел туда, однако ничего особенного не увидел: высокие сугробы, кое-где на взгорке пожухлая трава, придавленная снегом, деревья, ощетинившиеся голыми сучьями, запорошенные кусты. Я вопросительно уставился на приятеля: «Мол, в чем дело?»
— Видишь наклонившуюся берёзу, — спросил он, а когда я кивнул, сказал, — так, чуть левее…
Пристально вгляделся в то место, о котором он говорил, и мне показалось, что там, на белом фоне, промелькнуло что-то ярко-рыжее. Вновь вопросительно посмотрел на приятеля.
— Там прячется Патрикеевна, — улыбнулся он, — она явно что-то затевает.
… Лиса долго ничем себя не проявляла. Наконец, высунув голову из-за невысокого, увенчанного снежной шапкой пня, осмотрелась и крадучись перебралась ближе к границе озера и суши. И спряталась за бугорком.
Но там она не задержалась и, то и дело принюхиваясь и озираясь, осторожно выбралась на озеро, укрывшись за кучкой льда. Уже оттуда наблюдала за всем, что происходило вокруг.
И хотя она постоянно оглядывалась по сторонам, было совершенно очевидно, что особое внимание было направлено прямо перед ней — на горку рыбы парня в ондатровой шапке. А он в это время находился у предпоследней лунки справа, проверяя очередную жерлицу.
Лиса зорко следила за ним и явно выжидала.
Как только он повернулся к ней спиной, направляясь к самой дальней лунке, огненно-рыжая красавица выскочила из засады, молнией метнулась к горке рыбы, схватила ту самую килограммовую щуку и опрометью бросилась к берегу.
Мы, как завороженные, следили за ее проделками и даже не успели среагировать, как другой рыбак, заметивший лису с добычей, крикнул:
– Держи воровку!
Лиса на мгновение остановилась, выронила рыбину, но тут же подобрала ее и еще сильнее припустилась к берегу.
Услышав крик, парень в ондатровой шапке оглянулся и, увидев, что его самый большой трофей ускользает, бросился наперерез.
Но добравшись до мыса, сразу по пояс увяз в снегу. Гнаться за лисой по огромным сугробам не имело никакого смысла и он, чертыхаясь, вернулся к лункам.
— Пусть подкормится, мне не жалко… — посетовал он и все-таки уложил остальную рыбу в сумку и спрятал в ящик. Так надежнее!
Мы же, подивились сообразительности Патрикеевны, выбравшей из всего улова самую крупную рыбу, и не колючих окуней, а неколючую щуку.
Судя по карканью ворон, сопровождавших добытчицу и надеявшихся поживиться остатками лисьего стола, она направилась в непролазную чащобу в глубине мыса.
