Места эти заброшенные, одинокие, особенно зимой, когда в знобком воздухе висит красное солнце, а стеклянные морозы застывают над необъятными просторами водохранилища на недели. Лишь пройдёт в сумраке утра выводок волков из ближайшего мелколесья, пугливо проскачет заяц-беляк в осинник на острове, оставляя на синем снегу кокетливые звёздочки следов.
Фото: Александр Токарев.
Да в разгоревшийся от солнца день пройдёт по тропе местный житель – мочкануть поставленные под лёд сетки.
Это их хлеб и деньги, хоть и называют их браконьерами.
Где деньги взять, если не стало работы с лихих времён, когда над страной ставили эксперименты Гайдары и Чубайсы?..
Летом тут тоже не людно.
Только в сенокос оживление.
Косят траву на островах, тут же сушат и увозят на материк – в волжскую деревню на крутояре.
Острова-то – остатки бывших заливных лугов, которые накрыла вместе с деревнями, кладбищами, лесами и полями волжская вода.
И всегда в таких местах бывают случаи, рассказывают истории, нередко трагические, загадочные.
Места-то пустынные, да и большая вода рядом.
Не зря говорят – «Волга всё спишет».
Остров Чёрного Рыбака
Как обычно, приехал я к Лёне ближе к вечеру, после работы, чтобы взять у старого товарища его дощатую плоскодонную шаланду и дойти до островов, пока не темно. Там переночевать в землянке на острове, а с ранней зарёй выйти на воду, чтобы похлестать спиннингом в волжских протоках.
Здесь, на зоне затопления ГЭС, среди островов много хороших мест, чтобы половить щуку.
Сплошные чапыжники коряжники – бывшие леса, затопленные пришедшей волжской водой. И деревенька, где живёт Лёня, раньше была лишь селением неподалёку от Волги, а теперь сама Волга пришла к деревне.
Фото: Александр Токарев.
И стало селение волжским, высившимся на крутояре, с которого виден даже Козьмодемьянск на другом берегу Волги.
Как положено, встретились с Лёней, поужинали. А потом говорит старый товарищ.
–Ты, Саня, знаю, ночевать будешь на Пузыре, в старой землянке. Пройди мимо, не причаливай. Переночуй лучше у Подковы, на длинном острове.
– А что так? Рыбнадзор? Так у меня только спиннинг. Мочковать сетки мне не к чему. Если не поймаю на железку, сам рыбы дашь. Посмеялись…
– Там, Саня, что-то неладно.
– А что?
– Теперь уже не Пузырём его зовут, а островом Чёрного Рыбака. Кто причалит, особенно в одиночку, нахватается впечатлений. На всю жизнь хватит. Две бабы с нашей деревни пошли на лодке на остров за грибами, так одна до сих пор мычит что-то и людей не узнаёт.
Я зашёлся смехом.
– Ну, Лёня порадовал. Давно я такой чепухи не слышал. Это ж прямо как в ДМБ – чёрный дембель, чёрный гроб с колёсиками из страшных сказок.
– Ну, знаю-знаю, хрень, конечно. Но не один уже оттуда приходит с глазами, словно чёрта зелёного увидел. А всё началось с Сашки, как утонул он по весне, как раз у этого острова.
– Какой Сашка? Не брат Сергея, который у своей бани лося завалил, а потом отсидел за это.
– Он самый. А потом сгинул Серёга где-то по большой воде. За ним и Сашка ушёл. Никого теперь из их семьи не осталось.
– Эх, Сашка… Мы с ним не одну зиму щуку драли по руслу Рутки. Он мне ещё место держал под жерлицы, когда щука шла. Мол, Сани городского место. Не давал занимать.
Так раззадорил меня Лёня, что я заторопился. Отцепил его лодку от старой липы и пошёл к островам, налегая на тяжёлые вёсла. Направление взял на Пузырь. Надо ж своими глазами увидеть, что там происходит. А с утра – на воду. Оттуда и начну спиннингом махать. Как раз коряжник у острова.
Фото: Александр Токарев.
Причалил к Пузырю уже в сумерках. Прихватил цепь за дерево и вышел на берег. Смотрю, землянка вся развалилась. Давно в ней никто не ночевал. А без печного тепла быстро гниёт дерево. Ладно, у костра переночую. Притащил три бревна по костёр-нодью, набрал мелкого сушняка-топляка, выбеленного ветрами и высушенного до звона. На костёр хватит. Всё равно рано вставать.
Пока возился с ночлегом, пришла ночь. Разжёг костёр, прилёг на лежанке из папоротника и задремал. Проснулся от какого-то странного чувства, словно кто-то рядом стоит и смотрит. Взглянул на часы – полночь… Что-то мураши по спине побежали. Сердце ёкнуло и провалилось в пятки. Вроде не из пугливых, а как-то не по себе стало. Взглянул туда, откуда ощущался тяжёлый взгляд, а там, у дерева, – чёрная фигура. Хоть и по-летнему времени светать уже начинает на востоке, а не разберу, кто это?
Нет, не испугаешь. Всего уже навидался в жизни. Пошёл к человеку. Вроде Сашка? Но тот медленно удалялся от меня, не переступая ногами.
– Саня, ты что ли?
Человек присел у дерева, обхватил голову и, словно зашёлся глухим рыданием. Без звука. Потом поднял голову без лица и пристально взглянул на меня, как будто чего-то ждал.
И я понял. Ушёл Сашка, а помянуть его некому было. Последний был он из семьи. Выпить любил. А на сухую мается, без помина. Достал я свой запас. Помянул Сашку, пожелал ему, как водится, Царствия Небесного, земли пухом, прочёл, что помнил из молитв. Принял стакан водки и присел у огня.
Сашка постоял у дерева и медленно пошёл в лес. Обернулся и махнул рукой.
Как потом рассказывали, не было больше на острове ничего необычного с того времени.
Кресты в Отарах
Отарский залив неподалёку от выселка Дубовского можно назвать самой широкой частью Чебоксарского рукотворного моря. Если взглянуть на воду в серый день без яркого солнца, то противоположный берег Волги в этом месте можно и не увидеть. А в ясную погоду уступы правого берега кажутся тонкой линией.
В районе залива когда-то была деревня Отары, теперь затопленная вместе с избами, дворами, огородами и старыми погостами. Говорят, иногда в тихую погоду, когда Волга зеркально неподвижна, можно услышать из-под воды тихое пение и голоса, как раз в районе затопленного кладбища.
Это, конечно, сказки, но после ночёвки в доме Михалыча, который до полуночи рассказывал мне разные страшные истории про эти места, где-то в душе осталось какое-то тревожное чувство. Вероятно, от ощущения непрочности привычной жизни и бренности всего сущего, когда веками в этих местах голосили петухи на заре, мычали коровы, люди любились, миловались в высокой луговой траве.
В избах текла размеренная жизнь, смеялись дети. Тихо уходили старики и находили покой на таких же тихих погостах среди шумящих на ветрах берёзовых рощ в окружении лугов, пахнущих цветами, мёдом и насыщенных гудением пчёл. А вечера и тёплые летние ночи были наполнены стрекотанием цикад, которое нарушали теплоходные гудки с Волги и бормотание дизелей барж и буксиров.
Михалыч купил по дешёвке дом в бывшем посёлке Дубовский, как и многие другие рыболовы, дачники, бродяги. Кто-то просто занял пустующие дома. Этот выселок рыбаки попросту называют Дубовой. Теперь, когда уровень водохранилища, кажется, не будут поднимать, многие обосновались здесь вполне крепко: с причалами, катерами, новыми домами.
Переночевав у Михалыча, выпив «беленькой» под моё самодельное сало и хрусткую квашенную капустку хозяина, мы наслушались с Сергеем всяких россказней и страшилок, на которые Михалыч был мастер, особенно когда «примет».
А утром двинулись на «Ниве» в Отарский залив. День хлестали с лодок спиннингами сонную воду залива, в которой то и дело закипали окунёвые и жереховые «котлы». Отвели душу в ловле хищника на спиннинг.
Фото: Александр Токарев.
А потом вдруг пошёл с Волги свежий ветер, который быстро нагнал волну. И мы взяли курс на берег. Здесь, за изгибом береговой линии, нашли относительно тихое место у полосы роголистника и кувшинок. На простые колебалки «Атом» поймали по щуке, и направились к берегу на ночлег. Пора и честь знать. Рыбы достаточно поймано.
Закат отгорел. Пришли сумерки, а мы сидели у костра и делились впечатлениями. Дров набрали немного. У поляны, где мы решили заночевать, уже выбрали все дрова. Место было бойкое, посещаемое. Но мы решили, если прихватит ночным холодком, уйти в машину.
Сидели у мерцающих углей, отдыхали душой, закусывали отварной рыбой по-простому и солёными огурчиками, слушали тихую музыку по приёмнику. Хорошо!.. Так и задремали у догорающего костра.
Фото: Александр Токарев.
Проснулся я от холода к полуночи. Костёр даже не тлел, угли погасли. Но зато поляна и лес вокруг были залиты светом полнолуния. Решил не будить Сергея, а набрать дров да развести костёр.
По краю поляны дров не нашёл и решил зайти подальше в лес. Выбрался с треском на какую-то проплешину среди сырого лиственного леса, где стояли… могильные кресты, серебрясь в лунном свете. Вот тебе раз!.. А ещё мне показалось, что из-за крестов тянутся ко мне иссохшие руки!..
Видимо, сказался синдром алкогольного голодания клеток, и россказни Михалыча сделали своё дело. Лес трещал под моими сапогами, а мне казалось, что это обитатели кладбища догоняют меня…
Долго же ржал Михалыч, лешак, слушая мою страшную историю про кресты в Отарах. Оказывается, их, кресты, вынесли с погоста перед затоплением. Так и стояли они в одиночестве посреди леса.
