Рассматривая охотничью коллекцию, собранную другом, я обратил внимание на незнакомый мне винтовочный патрон с тонкой длинной пулей.
— Это же японский, от арисаки. Откуда он у тебя?
— Точно, от японской винтовки. Тесть с войны привез.
Он знатно с ней зверовал, больше всех в промхозе мяса сдавал. А потом патроны кончились, винтовка где-то спрятана, а тестя давно на свете нет.
Оказалось, что хозяина японской винтовки с уважением вспоминают многие из уходящего поколения: личностью он был исключительной.
Дмитрий Акимович Спаскин родился 8 ноября 1925 года в крошечной деревне Буредай, что в Качугском районе Иркутской области.
По данным землеустройства 1927 года, в Буредае насчитывалось дворов — 26, едоков —141.
Народ в таких деревнях жил за счет самообеспечения: сеяли хлеб, держали домашний скот, охотились и рыбачили.
В Сибирь русские переселялись в поисках земли и воли.
Жили в постоянной работе, небогато, но сытно. Для дополнительного заработка в Верхоленье одни охотились, другие водили зимой обозы или сплавляли летом грузы на карбазах по Лене до Якутска. Спаскины в основном охотились. Дима стал охотником с детства.
Взрослеть пришлось быстро. В 1941 году отец Димы возглавил охотничью бригаду, добывавшую пушнину, мясо и рыбу для иркутских госпиталей. Дима в 15–16 лет трудился в этой бригаде наравне со взрослыми опытными охотниками.
Лучших промысловиков на фронт не брали, их труд в тылу был для страны нужнее. Вероятно, Дмитрий Спаскин, умелый и удачливый охотник, тоже мог получить бронь, но в 17 лет ушел на фронт добровольцем.
В 1943-м стал ефрейтором со специальностью связиста. Но когда перед строем необстрелянных еще сибиряков вызвали желающих стать разведчиками, сделал два шага вперед. Ведь все, что необходимо разведчику, у него было.
Медведя в одиночку уже добывал, а значит, имелись смелость и способность одолеть смертельно опасного противника. А кроме этого, у парня были сила, выносливость, наблюдательность, находчивость, умение быстро и метко стрелять, и все это в сочетании с огромной любовью к Родине.
Первым боевым заданием Дмитрия стала охота за немецким снайпером. Часть стояла в обороне; на нейтральной полосе между нашими и вражескими позициями действовали разведчики, снайперы и саперы с обеих сторон фронта. Немецкий снайпер был опытным, от его выстрелов гибли наши бойцы и офицеры.
Он действовал очень профессионально, стрелял точно. Но поединок с молодым сибирским охотником проиграл. Как все происходило, можно только предполагать. Дмитрий Спаскин много лет спустя напарнику своему таежному в сороку стрелять не позволил, сказал, что сам их не бьет, ведь они ему немецкого снайпера выдали.
Вероятно, охотник вычислил место, в котором замаскировался опасный враг, по сорочьему крику, а потом скрал немецкого снайпера, как зверя, и сумел обнаружить его первым… С первого боевого задания разведчик вернулся с немецкой снайперской винтовкой. Опробовал трофей и выяснил, что с оптическим прицелом точность стрельбы выше, особенно на больших дистанциях.
Сплав грузов по реке занимал все лето, зато зимой позволял охотиться. ФОТО WIKIMEDIA.ORG
С этим трофеем разведчик не расставался до Победы. Немецкий маузер не раз обеспечивал успех действия всей разведгруппы. Точный выстрел помогал и языка брать, например офицера из штабного автомобиля, и от погони избавиться.
Немецкие автоматчики очень опасные противники, но по сравнению с косулями медлительны и неповоротливы, а Дима косуль в бег из нарезной берданки еще мальчишкой успешно стрелял.
Но самыми сложными были дуэли с пулеметчиками, когда разведгруппа на нейтралке огнем к земле прижата. В момент, когда очередь только что прошла над спиной, нужно привстать и попасть в голову пулеметчику, что из вражеской траншеи с трехсот метров бьет. Диме такие выстрелы удавались, и это спасало всю разведгруппу.
Напряженные боевые будни разведчика прерывались ранениями, после госпиталей он возвращался в свою часть, в родной разведвзвод. Долгожданную Победу сибиряк встретил опытным бойцом, награжденным двумя орденами Славы и другими боевыми наградами, а главное — живым и здоровым.
Разжился и трофеем, еще одной немецкой снайперской винтовкой, которая вообще без разброса пуль била. Ее он хотел домой привезти, а в придачу к ней — два цинка патронов. Приклад снял, ведь все, что из дерева, можно дома самому сделать. Но после Победы домой не отпустили: в июне часть погрузили в эшелоны и повезли на восток.
Разведвзвод ехал в отдельной теплушке, каждый вез трофеи. Молодые парни, те самые, которые «пол-Европы по-пластунски пропахали», ехали весело. Было понятно, что впереди их ждут бои с японцами, но все были уверены, что главный противник в этой войне уже повержен, остались мелочи. В Иркутске эшелон с теплушкой разведчиков поставили на запасные пути.
Командир разведвзвода, лейтенант из Иркутска, предложил Диме в самоволку сбегать, трофеи к нему домой отнести, чтобы не возить их туда-сюда по всей стране. Разведчики, конечно, нарушали воинскую дисциплину, но знали, что эшелон не уйдет: лейтенант жил недалеко от вокзала, в предместье Глазково. Сходили удачно, патрулям на глаза не попались, а родным лейтенанта доставили огромную и неожиданную радость. Диме, чтобы тоже порадовать своих родных, оставалось победить Японию.
Профессия штатного охотника, уважаемая в советское время, позволяла человеку заниматься любимым делом постоянно. ФОТО ВИКТОРА СТЕПАНЕНКО
Война с японцами действительно оказалась короткой, но самой настоящей. В первом же бою лейтенанта, Диминого командира, нашла пуля. Вошла точно между глаз. Потери в разведвзводе случались и раньше, но смерть земляка, фронтового брата, с которым много раз рисковали жизнью, казалась особенно нелепой.
Сам Дмитрий долг исполнял честно и в эту войну остался невредимым. Дослуживал до демобилизации в Порт-Артуре аж до 1949 года. Он знал, что не пойдет за своей немецкой снайперской винтовкой к родным погибшего командира.
Охотник выбрал себе очень точную японскую винтовку и привез ее домой вместе с солидным запасом патронов. С ее помощью он весь разведвзвод в Порт-Артуре свининой свежей кормил.
Китайские свиньи паслись вольно, в трехстах шагах от порта и расположения части. Выстрел хрюшке в голову совпадал с грохотом пушечного выстрела, отмечавшего время. Разведчики потом незаметно приносили тушу. Визга, подранков, а тем более промахов никогда не было…
В колхоз Дмитрий вступать не стал. Себе и своим близким такой жизни не хотел. Разведчик освоил новую профессию: стал сплавлять связки карбазов с грузами по реке Лене от Качуга до Якутска.
Эта работа, сложная и ответственная, позволяла сохранять независимость и зимой заниматься любимым делом — охотой. Сплав занимал все лето, уходили вниз в мае, возвращались домой к сентябрю или даже в октябре, сначала пароходом до Жигалово, а дальше как придется. И сразу в тайгу, сначала в орешник, потом за пушниной.
Завел семью, но дома жил совсем мало. Людмила Дмитриевна, дочка разведчика, охотника и лоцмана, в детстве дважды вместе со своими родителями сплавлялась до Якутска. По ее рассказам, связка карбазов к берегу почти не приставала, шли день и ночь. Река огромная, на берегах скалы красивые.
Родители управляли сплавом, отчерпывали воду из суденышек, а отец еще и рыбачить успевал. Запомнила, как он огромную, в рост человека, рыбину к борту подвел и сначала из тозовки застрелил, а только потом вытащил.
Вероятно, это был таймень, пойманный на живца. В Якутске отец грузы сдавал, а мама на базаре орехи кедровые продавала. Маленькая Люда себе сладости и игрушки потом покупала. Семья жила очень дружно.
Мягкое золото страны — валюта, которую ценили за рубежом. ФОТО SHUTTERSTOCK
Когда грузы в Якутию стали возить через Усть-Кут и сплавы из Качуга прекратились, в Качугском районе организовали Государственное ондатровое хозяйство (ГОХ). Дмитрий Спаскин стал его штатным охотником.
Обилие ондатры быстро кончилось, но восстановилась численность соболя. В коопзверопромхозе, сменившем ГОХ, Дмитрий Акимович трудился до выхода на пенсию и постоянно удерживал звание лучшего штатного охотника.
Японскую винтовку арисаку, когда патроны к ней кончились, сменила наша трехлинейка. Дома охотник жил по-прежнему мало. Осенью добывал или орехи, или рыбу на самых дальних озерах и реках района, зимой — дикое мясо и пушнину, весной и летом готовился к следующему сезону.
А для этого надо и тропы прочистить, и зимовья построить или подправить, и лодку новую сделать, и лыжи, и много чего еще. Все это происходило тогда, когда еще не было снегоходов и современных средств связи, а образ жизни таежников почти не отличался от такового у землепроходцев.
Оружие стало современнее, печки железные появились, а вот все остальное — морозы, огромные расстояния, топор с пилой, самодельные лодки без моторов, лошади — те же самые. Причем землепроходцы всегда действовали отрядами или артелями, а промысловики — в одиночку.
Спаскин первым в Иркутской области поймал сотню соболей за сезон. А лучшим зверовым охотником он оставался всегда. К боевым наградам добавилась медаль «За трудовую доблесть».
Она оказалась ценной в буквальном смысле слова: давала ежемесячную прибавку к зарплате — пятьдесят рублей, сравнимую с зарплатой в колхозах того времени. Но и работал Дмитрий Акимович так, что более молодые охотники говорили: «За Дмитром не угонишься».
Своим богатым опытом охотник делился всегда. Вот выдержка из воспоминаний Сергея Николаевича Линейцева, когда он был студентом на производственной практике.
ФОТО SHUTTERSTOCK
«Спаскин встретил меня вполне приветливо, согласился взять на путик. Утром он заменил мою ватную телогрейку на длинную куртку из шинельного сукна, с сомнением посмотрел на мои тяжелые лыжи, его были оббиты оленьим камусом, и на рассвете мы тронулись в путь. Он шел очень быстро, почти переходя на бег, в два раза быстрее, чем обычно двигались мы.
Я едва поспевал за ним, боясь показаться «слабаком» и надеясь, что темп когда-то снизится. Однако охотник бежал в одном ритме, издалека осматривая и показывая мне места установки капканов. Прошло больше часа, когда он наконец остановился, чтобы переставить засыпанный снегом капкан, и я смог отдышаться.
Мороз был градусов сорок, наши шапки и воротники покрылись густым инеем… Продолжительный бег перемежался короткими остановками: охотник поправил два-три капкана и снял трех соболей… Переставляя капканы, он позволял мне подойти ближе, показывал их установку и пояснял выбор места…
— Много еще капканов? — замаскировал я волнующий меня вопрос, который он, конечно, понял.
— Ровно полпутика, километров двадцать. Дальше легче будет, больше под горку. И соболей меньше: хорошо, если одного снимем…
Опытный охотник — готовый разведчик и меткий стрелок. ФОТО SHUTTERSTOCK
К зимовью пришли в сумерках. Нарочито неторопливо я снял лыжи, отряхнул их от снега, поставил к стенке и вошел внутрь после охотника. Он начал разжигать печь, а я сел на лежанку, не снимая верхней одежды.
— Едва дошел, — признался я.
— Путики длинные, тяжело с непривычки. После хорошего снега два-три дня топчу один путик, вкруговую можно пробежать только по чистой лыжне.
— Каждый день ходишь?
— Четыре путика — четыре дня. Потом два дня обрабатываю соболей, топлю баньку, занимаюсь по дому, можно сказать, отдыхаю.
— А где ребята метят соболей?
— У следующей избушки, там подкормочный путик без капканов. Хочешь, пойдем завтра?
— Не пойду. Что надо, я посмотрел. Спасибо за науку.
— Для науки надо раз десять ошибиться, тогда дойдешь. Хорошо под порошку ставить: следы присыпает, зверек меньше боится…
Дорога домой — двадцать километров! — показалась мне прогулкой…
А для фронтовика Спаскина, которому тогда было уже под сорок, такой темп был естественным. Он всегда жил с полной самоотдачей. Из технических новшеств Дмитрий Акимович освоил только бензопилу с лодочным мотором, а снегоход приобретать не стал.
Охотился по старинке, пушнину добывал сначала с лайками, потом пробивал и всю зиму обслуживал лыжные путики. План по добыче копытных выполнял тоже в основном пешком, но за косулями в окрестностях родной деревни ездил верхом.
Жил в темпе, делая свою работу только отлично, радуясь удачам и не обращая внимания на трудности. Но когда вышел на пенсию и сбавил нагрузки, сразу же начались болезни и сказались былые ранения.
В результате не дожил даже до шестидесяти трех. Прожил свою жизнь охотник ярко и правильно. Все, кто хотя бы короткое время общался с ним, говорят, что сейчас таких охотников уже нет…
Жизнь продолжается, и хотя маленьких деревень и поселков уже нет, потомки их жителей помнят свои корни. ФОТО SHUTTERSTOCK
Время летит, уже состарились дети таежника, но выросли внуки и подрастают правнуки. Их стараниями фотография Дмитрия Акимовича Спаскина размещена на сайте «Бессмертный полк».
На этом фото, сделанном в 70-е прошлого века, на груди у фронтовика много боевых медалей и орден Славы II степени. А орден Славы III степени «заиграли» дети.
Спаскин, как и большинство фронтовиков-победителей, о войне рассказывать не любил и награды свои чем-то особенным не считал и потому не берег. Очень вероятно, что снайперская немецкая винтовка с патронами, оставленная летом победного года у родных фронтового друга, тоже нашла себе хозяина. Ведь в Иркутске почти в каждой семье или в кругу знакомых есть охотники…
Тайга, где Дмитрий Акимович охотился, частично прорезана лесовозными дорогами, но самая дальняя стала заповедной. А вот деревня Буредай, что на речке Малая Анга в Качугском районе, практически исчезла.
Там давно никто не живет, немногие сохранившиеся усадьбы используются в сенокос да в сезон охоты. Деревень таких исчезло множество, а ведь именно они составляли силу России, давая ей неутомимых работяг и непобедимых бойцов, таких как Дмитрий Акимович Спаскин. Счастлива страна, у которой есть такие труженики и защитники.
