Широкий Дол — так жители села Троицкое, что лежит в Куйбышевской области (ныне Самарская), издревле называют невероятно ровную одноименную долину, которая очень плавно с геоморфологической точки зрения переходит в увалы, расположен на западе в 8–10 километров от села. Это название сохранилось у сельчан и по сей день.
Фото автора.
После завершения институтской учебы я начал охотиться с гончими на зайца-русака.
В иные годы численность его в Широком Долу была настолько высокой, что собаки одновременно поднимали не одного русака, а сразу несколько.
Для охотника такая ситуация была самой неприятной.
Собаки, если они были в смычке (пара гончих собак) или в стае, что еще хуже, начинали гнать каждая своего зайца, которые сразу же разбегались в разные стороны.
Собаки уходили со слуха и возвращались только к вечеру, да и то на трубный зов охотничьего рожка.
Мои собаки были очень паратыми, особенно крупный и сильный на ноги русский выжлец по кличке Туман.
Купил я его еще щенком в Архангельске у одного заводчика в возрасте одного года. Много мне пришлось с ним работать, чтобы он приобрел нужные гончаку качества, которые открылись неожиданно и во всей своей широте.
Когда я с ним начал охотиться в Широком Долу, возраст его составлял почти четыре года.
По экстерьеру Туман был крупным выжлецом. Окрас у него был желтый, переходящий на спине в слабо-бурый цвет, со светлыми подпалинами в пахе, на животе и ногах. Лапка у него всегда была в комочке, отчего он не знал никакой усталости, гоняя зверя до убоя.
Если скалывался на ходу, то быстро выправлял и зайчика продолжал держать, иногда на узерку. Тогда он завывал особым дисконтом. При обычном гоне зайца у него был баритон, как звон тяжелого церковного колокола, а это всегда хорошо ориентировало охотника на направление гона и выбор места, где зайца можно будет добыть.
А вот если он поднимал лисицу, то его голос был тоньше и отдавал он его чаще. По голосу и частоте его отдачи всегда можно было определить, какого зверя он держит и на каком от себя расстоянии.
Полаз его всегда был широким и зигзагообразным, а значит, при поиске зверя он покрывал значительную площадь территории, на которой мог быть зверь. Причем впустую он голос не отдавал, а очень верно подавал его, когда помыкал зверя или находил его после скола, в чем я много раз убеждался.
Это был очень умный гончак, но у него был один и очень существенный недостаток. Он не то что не мог работать в стае, но не терпел работать даже в смычке с выжловкой.
Были случаи, когда он слышал чей-то чужой гонный голос, то немедленно замолкал и вставал на след, догонял собаку и начинал ее трепать до тех пор, пока та не прекращала гон, бросала его и возвращалась к своему хозяину.
Некоторые охотники грозились мне, что в следующий раз при повторении Туманом подобной выходки они его застрелят. Конечно, на этот шаг настоящий охотник никогда не пойдет, но мало ли что может случиться.
Надо отметить, что его слава среди охотников как о гончей собаке с исключительными качествами прокатилась не только по Куйбышевской области, но и в соседних Ульяновской, Пензенской и даже в Саратовской областях.
По этой причине Тумана у меня не однажды крали. Как-то в конце октября мы охотились на зайца-беляка недалеко от деревни Соловчиха Новоспасского района Ульяновской области.
Уже к обеду каждый из нас добыл из-под Тумана по одному беляку, и по охотничьему закону мы отрезали у них пазанки, чем поощряли собаку. Через несколько минут он опять ушел в поиск. День начал переваливать за свою вторую половину. Вдруг выжлец с заливом поднимает зверя.
По его голосу я понял, что Туман вышел на лисицу. Голос собаки уходил все дальше и дальше и, наконец, полностью исчез. Затем мы опять услышали его голос, но подавал он его уже справа от нас, где был пологий склон глубокого оврага.
И когда Туман начал приближаться к нам, неожиданно и обрывисто смолк. Минуты его молчания тянулись, не дожидаясь, я начал звать его в рожок, но Туман и на него не откликнулся. Мы срочно пошли к тому месту, где он смолк, вышли на его гонный след, который поворачивал и уходил через овраг на противоположный склон.
Действительно, Туман гнал лисицу, но мы наткнулись на след человека в валенках, по которому было видно, что он и подцепил собаку, и вышел на хорошо наезженную санную дорогу, ведущую совершенно в противоположную сторону от деревни Соловчиха. Там следы собаки и человека потерялись.
Поздно вечером, когда уже стало темнеть, мы вернулись на железнодорожную станцию. Я надеялся, что Туман объявится на станции. До подхода электрички оставалось минут 30–40. Я снял с груди рожок и начал трубить.
Прошло 20 минут, никаких признаков появления Тумана не было. Через полчаса мы сели на электричку и вернулись домой.
Ночь прошла бессонная.
На следующий день рано утром я в одиночку поехал в те места, где потерял Тумана, но вернулся ни с чем.
С тех пор прошло уже четыре месяца, а я все продолжал искать своего любимца. Каждый раз на заседании секции кровного собаководства в обществе охотников члены ее неизменно возвращались к случаю и разговору по теме исчезновения моего Тумана. Все несли любые сведения и слухи и передавали их мне.
Как-то на одном из заседаний секции кровного собаководства известный на всю Куйбышевскую и соседние области адвокат Валентин Иванович Бочкарев при моей с ним встрече хитро улыбнулся и, глядя на меня, сказал:
— Вот в той самой Соловчихе, где вы с Геной охотились, там и находится твоя собака. С левой стороны седьмой дом от самого края, там всего одна улица. Держат твоего Тумана на привязи в конюшне, они очень боятся, что он убежит. Он сейчас проходит курс адаптации к новому хозяину. Ты завтра же и поезжай туда, там и найдешь своего Тумана.
Накануне вечером я приготовил поводок, небогатую еду и рожок для подзыва Тумана. Все это я положил в рюкзак. На следующее утро я сел на раннюю электричку и выехал до села Новоспасское. Оттуда уже в эту деревню. Я добрался до нее около 10 часов утра.
Сначала я нашел этот дом, теперь осталось решить задачу, как пробраться во двор, далее — в конюшню. Я очень тихо подошел к конюшне, прислушался, внутри было какое-то шевеление и шорох.
С правой стороны конюшни тянулся высокий забор, через который я и планировал проникнуть во двор. Несколько раз я пытался взобраться на него, но доски были покрыты инеем, и мои валенки скользили, не давая мне возможности добраться до верха.
Наконец, я нашел рядом с конюшней какую-то старую оконную раму, подставил ее и довольно легко перемахнул через забор.
Конюшня была не заперта, но щеколда висела наброшенной под замок, которого не было. Я за ручку чуть приподнял дверь и быстро отдернул щеколду и рванул дверь. Она легко открылась, и в глубине конюшни я увидел Тумана; он узнал меня и тут же начал скулить. Я
цыкнул на него и зажал ему морду, отчего он понимающе замолчал. Он был на веревке, которую я быстро перехватил ножом и так же быстро надел ему ошейник. Уличная дверь во дворе была закрыта изнутри на задвижку, дома кто-то был, но пока я ничего не слышал.
Я отодвинул задвижку, открыл калитку и бегом вдоль улицы направился к дороге.
Минут через десять, когда я уже удалился от дома метров на двести, но еще не успел выйти на проезжую часть санной дороги, со двора вышел невысокого роста человек, видимо, хозяин.
Сначала он молча посмотрел в мою сторону, а потом начал что-то кричать и размахивать руками. Я остановился и специально демонстративно начал трепать Тумана по загривку, а потом чуть присел и обхватил его морду руками и поцеловал.
Таким образом, я на этом расстоянии демонстрировал этому мужику, стоящему около дома, что я не кто-нибудь, а хозяин этой собаки…
С Туманом я охотился еще несколько лет подряд. Но, как известно, хорошо работающие собаки живут не более 10–12 лет, к этому времени в суставах на ногах у них появляются отложения солей и вызывают артрит.
Он снижает их работоспособность, собака начинает уставать, теряет силы, часто сходит с гона, возвращается к хозяину, ложится у его ног и лижет свои суставы. Такое как раз и случилась с Туманом на десятом году его жизни.
Оба мы друг перед другом никакой вины в этом не чувствовали, я же, как мог, его подбадривал, поглаживал по спине и почесывал его за ушами, что он особенно любил. Туман умер своей естественной смертью и был мной похоронен в Широком Долу…
