Фото автора
Несмотря на бытующее мнение, мол, ловля налима примитивна и скучна, для меня она стала одной из главных ранней весной, поздней осенью и зимними ночами, когда гукает филин, воют волки на горельниках и царит кругом звенящая тишина, залитая лунным светом. Именно ночью, «когда силы зла властвуют безраздельно», так увлекательна и загадочна эта рыбалка.
Весенним вечером мы готовим ночлег. На снежных берегах еще лежит алый свет заката, но мы ставим палатку, чтобы не возиться с ней в темноте. Натянув ее, брезентовую, на тычки, втоптанные и вмороженные в снег, устанавливаем у входа маленькую печку. Хорошо что мы сохранили палатку-«брезентуху» советских еще времен. В потолке прорезали отверстие, вшили туда металлический круг, а попросту знак, валявшийся на обочине и подобранный запасливым товарищем. Проложили края этого круга асбестовым шнуром. Всё… Теперь в отверстие, вырезанное в бывшем знаке, можно вставлять трубу печки. Не затлеет брезент от раскаленной трубы. Вряд ли согласился я бы резать новую палатку из современных материалов. Да и не выдержала бы она, скорее всего, жара печки, оплавилась. И как только мы терпим?… Но в сильный морозец, когда в лесу трещат деревья, хорошо вернуться в густое тепло палатки и попить горячего чаю из пыхтящего чайника с печки.
Под днище палатки и осенью и зимой обычно подкладываем вначале жерди, а потом еловый или сосновый лапник. Образуется воздушная подушка между промерзшей землей и нашими телами, а лапник еще и пружинит, как кроватный матрас. На него еще — коврик туристический, а лучше душистого сенца или сухой травы-камыша с берега.
Но со временем днище у палатки пришлось убрать. Как ни уберегай пол от раскаленных углей, все равно какой-нибудь норовит выпасть из печки, словно отстрелянный. И тут есть вероятность, что проснешься уже в дыму и пожаре. Так и рассталась многострадальная палатка с днищем. Но и без него настил из жердей и лапника был уютным и теплым полом.
После всех основных хлопот с палаткой остается последний штрих — забросать ее края снегом, чтобы не пробрался холод снизу. Теперь в жилье будет тепло и уютно.
Всё… Палатка стоит, в ней уже гудит печка, звонко похрустывая сосновыми полешками-отколышами. Они короткие, по размеру печки. Быстро прогорают, но так же быстро дают жар. Потом уже подкладываем сырую березу. Она высыхает и горит медленным жарким огнем. В палатке пока дымно и холодно, не нагрелась. И мы сидим на расчищенной полянке перед палаткой. Здесь развели костер под чай, картошку с тушенкой и просто для веселого огня у жилья и для общения.
Попив чайку, заглядываю в канну с живцами. Некоторые еще живы и бодры, но поскольку их слишком много для объема канны, часть их всплыла кверху брюхом. Днем наловили мы под кустами в омуте мелкой плотвы и ершей. Сорожек-плотвичек насадили на тройники жерлиц. А к девяти утра уже алели первые флажки. Щука брала на плесе сразу за поворотом. Струя била в противоположный берег, а под нашим, песчаным, течение было обратным и широким. Здесь и держалась щука. За день мы поймали четыре рыбины на полтора-два килограмма.
То, что живец снулый — не беда. Главное, имеет свежий еще запах. А налим охотно берет и на снулую рыбку, и на резаную дольками. Но капризен к рыбке, вылежавшейся в морозильнике до состояния тряпки, пахнущей холодильником, то есть чем угодно, но не рыбой…
— Ну что, Сергей, на лед? — берусь за канну.
— Пойдем, стемнеет скоро, — неохотно отвечает товарищ, пригревшийся у костра.
Мы, проваливаясь в снежном сугробе под берегом, выходим на лед. Небо уже опустилось на лес. Только слабый свет вечерней зари был виден за кромкой елей. Бр-р, — неуютно посреди стылой ночной реки, но оглянешься назад — сполохи огня на снегу и теплый свет самодельной «коптилки» сквозь тонкий брезент палатки. И от этого небольшого огонька пламени, подчеркивающего подлинность жилья, тоже теплеет на душе. Есть куда вернуться с морозца, который к вечеру дал о себе знать. Днем стояла тихая оттепель с неярким солнцем и, казалось, что холода уже не придут. Но весна — контрастное время, когда на утренней заре может быть за минус двадцать пять, а днем уже — три с плюсом. И теперь уже надо смотреть в оба: на перекатах и в некоторых местах с обратным течением появились промоины.
Пока возились с промерзшими лунками, стало вдруг светло на льду. Наконец-то… Краешек луны показался над зубцами сумрачного ельника, и этого оказалось достаточно, чтобы все вокруг залило неярким пока, призрачным светом. Не надо будет ставить коптилки-светильники у лунок для подсветки снастей. Без зрительного восприятия поклевки как-то скучно просто ждать, а потом идти наугад и проверять жерлицы. Поэтому мы часть самых ходовых жерлиц, где, видимо, проходит налимья тропа, подсвечиваем светильниками из аптечных пузырьков, куда налита солярка с солью. Для чего соль? Знающие люди посоветовали, мол, так горит безопаснее, не взорвется. Не знаю, в чем тут соль и нужна ли соль, но взрывов соляры, действительно, ни разу не было. Чтобы огонек не гасило ветерком, накрываем светильники колпаками из обрезанных пластиковых бутылок. Они хоть и оплавляются и чернеют, но не сразу.
Но сегодня все видно и при луне. Конечно, от палатки вряд ли будет заметен подъем флажка на дальних жерлицах, но на них мы ставим небольшие колокольчики, которые крепим к пружине флажка. Щелчок-вскид пружины, рывок, и тоненько, но звонко в ночной тишине слышен колокольчик. Теперь уже не будешь искать аналогию с голосом ночной птички. Сейчас они молчат…
Так… Щучьи хватки закончились часа в два дня, но видно, что флажок одной из жерлиц поднят и покачивается на жерлице от движений под лункой. Для налима еще рановато по времени. Кто же там атаковал живца?
Подходим осторожно к лунке. Катушка пустая. Ни витка лески на ней не осталось. Можно смело проверять. Хватка, видимо, была давно. В хлопотах с палаткой не видели подъема флажка.
Отрываю от дна живую тяжесть и вываживаю рыбину, упирающуюся подо льдом. Есть! Выбрасываю без багра небольшую щучку. Она крутится на снегу и свивается в пружинистое кольцо. Потом резко и зло начинает расшвыривать сырой снег вокруг себя, шелестя хлестким хвостом.
— Саша, а ведь она на дохлую сорожку взяла, — вспоминает Сергей. — Ты на эту жерлицу ставил специально для налима снулую рыбку. Я помню, точно на эту жерлицу. Вон по той березе на берегу ориентир.
— Вроде не любитель она падалью питаться. А-а, понял… Здесь как раз кромка ямы, течение не обратное, а струей тянет вдоль плеса. Она и заиграла на течении.
Иначе не объяснить. Но на этой лесной реке случается всякое. Помнится, в одну из весен обычная закидушка стала ходовой донкой, на крючке которой была снулая сорожка. Щука хватала неживых рыбок, едва я начинал выбирать леску закидушки на берег. И так раз за разом. Здесь, видимо, та же история.
Почистили лунки, на которых стояли жерлицы, от наросшего молодого ледка и пошли к палатке — пить чай и готовить поставухи. Это совсем простая снасть. Палка поперек лунки, а к ней привязана основная леска, на конце которой находится грузило и пара поводков привязана с крючками или двойниками, смотря для какой наживки. На крупный одинарный крючок обычно нанизываем мочку червей, а на двойник лучше нацепить живца, снулую рыбку или резку — ту же рыбку, но нарезанную дольками. Поставухи обычно ставим там, где совсем не видно снастей или вообще на соседнем плесе, за поворотом. Это, так сказать, для усиления контингента снастей, для большей добычливости. А иногда на одном плесе двум рыболовам просто не уместиться со своими снастями, тем более если компанией приехали за налимом. Но так бывает не часто. Не всех привлекает романтика ночной рыбалки…
Наконец все снасти наготове. Можно пока вернуться к теплой палатке, попить чайку и послушать новости из приемника. Хотя лучше музыку, чем такие новости… До выхода налима еще есть время. Раньше девяти часов вечера можно и не ждать, а сейчас только восемь, успеем погреться и понежиться в тепле у печки. Только собрались уходить, а рядом с нами мягко вскинулся флажок и закачался в серебряном свете луны… Красная, а сейчас, ночью, черная половинка катушки повернулась и тихо закрутилась, чуть останавливаясь и двигаясь дальше.
Мы ждем. Если это налим, то надо дать ему время, чтобы надежно взял. Вскоре катушка остановилась. Лески на ней меньше сейчас, чем для щуки. Я ограничил ее длину резинкой, надетой на катушку. Иначе в коряги заведет, усатый.
Подходим к жерлице. Берусь за леску и чувствую упористую тяжесть, неохотно отрывающуюся от дна. Подсекаю на всякий случай и вытягиваю черного в свете луны налима и отбрасываю его от лунки, но рыбина, извиваясь змеей, заскользила обратно, точно по направлению к лунке. Хорош, пусть и не великан! В руках не удержать. Упругие мышцы словно раздвигают ладони, а скользкое тело запросто выскальзывает, как ни сжимай рыбу в руках. Первый этим вечером, рано вышел. Видимо, изголодался во время своего зимнего нереста…
Ночь тянулось тихо и сонно, прерываемая то едва слышимым звонком колокольчика, то нашим азартным порывом сходить к жерлицам и поставухам. Налимы брали до пяти часов утра, а потом, видимо, забились под коряги — отсыпаться…
