Долго в том году зима к нам подбиралась – первый раз на лед вышли только в середине декабря. Но на Рождество морозы были уже под 20, а крещенские еще больше, за 30 перевалили, да с ветерком…
Фото: tourprom.ru.
Голубое небо стало темно-синим, дышало холодом…
Нахохлившиеся галки, приютившиеся на старом тополе, с тоской заглядывали своими зелеными глазками к нам в окно – им хотелось в сытое тепло.
А мы с дедушкой с такой же тоской смотрели туда, где в промежутках между домами, там, за парком, виднелась Кама, укрытая льдом и снегом.
– И не мечтайте, только через мой труп, – авторитетно заявила бабушка, видя наше томление.
А мы, конечно, мечтали.
В который раз перебирали удочки, мормышки, блесенки – это занятие скрашивало ожидание хорошей погоды.
И тут, долго прокопавшись в чулане, «тещиной комнате», как его все почему-то называли, дедушка вытащил старый-престарый кожаный чемодан.
Чего в нем только не было!
Я с интересом разглядывала старые катушки, обломки удочек и спиннингов, капканы на щук и какие-то самоподсекающие донки.
– Какое богатство! – восхищалась я.
– Да, богатство здесь только вот это, – дедушка извлек из глубины чудо-чемодана коробочку, завернутую в красную бархатную тряпочку. В руках у меня оказалась обыкновенная спиннинговая катушка – похожа на «Невскую», правда, чуть-чуть поменьше и поизящней, да с клеймом «Z-F».
– Что же в ней особенного, дедушка? У тебя, вон, сколько дорогих, фирменных катушек!
– Нет, эта особенная, отцовская! Он ее с войны привез: ордена, медали, нашивки за ранения, часы именные, да катушку эту. Вот, слушай…
– Было это осенью 1942 года в Сталинграде. Немцы почти к Волге прорвались. Каждый дом, как крепость, иногда по несколько из рук в руки переходил. Много товарищей верных потерял отец в битве за город. Но и фашистов положили…
– Вот, как-то отбили дом, офицер их, убитый, сумка рядом. Открыли сумку – вдруг документы какие важные. А там катушка эта, лесы два мотка, да блесны. Опешили сначала наши солдатики, а потом такая злость взяла – это же он, гад, в нашей Волге-матушке рыбачить собирался.
Вот тогда и взял катушку отец и поклялся, если уж живым останется, то на нее, на катушку эту, в Шпрее, да под самым их Берлином порыбачит, да уж не нашу волжскую, а их рыбку половит!..
– Ну и что же, дедушка, что дальше-то было? – сгорала я от нетерпения.
– Тысячи километров прошагал твой прадедушка, мой отец, с этой катушкой в солдатской котомке. Много рек и озер было на его пути. Война ведь не только одни бои, наступления да отступления. Иногда месяцами затишье стояло. А если река или озеро рядом? Тут уж без рыбалки не обходилось.
Правда, с катушкой этой повозиться пришлось. Долго эта «frau» немецкая норов свой проявляла, путала леску, делала «бороды». Товарищи беззлобно посмеивались над отцом:
– Эх, Василий! Солдат ты вроде бы первейший, даже геройский солдат, а вот рыбак из тебя совсем уж пустяшный.
Отец не обижался, пусть пошутят, посмеются. Что на друзей сердиться. А какой он рыбак – все и так знали, иногда на целый взвод умудрялся рыбы наловить.
Да, понимаешь, не удалось ему свою клятву выполнить. Чуть-чуть до Берлина не дошел, их часть под Прагу перебросили, а потом домой сразу. Думал еще и с японцами повоевать придется, но Бог миловал. Домой вернулся – разруха, голод, да нас трое почти сразу один за другим родились, тут не до рыбалки.
Жизнь потихоньку налаживалась. Отец выстроил дом. Мы подрастали. И стал папаня опять рыбачить, да нас с братом к рыбалке приваживать. А мы уж так увлеклись, так полюбили рыбалку, что готовы были выполнить любую работу, порученную отцом или мамой, лишь бы в выходной отец взял нас на речку.
Отец любил рыбачить на удочки и на донки. Со спиннингом вот я его ни разу не видел. Видно, после неудачных попыток охладел к нему. А у меня здорово все получалось.
Оценив мои успехи, отец и подарил мне эту катушку, все про нее рассказав. И спиннинг подарил, титановый, по заказу изготовленный. Такой спиннинг в наше время считался «крутейшим», как теперь выражаются. А с катушкой этой еще одна история связана, но произошла она уже со мной…
Дядя Ваня, маминой сестры муж, рыбак тоже заядлейший, но рек не признавал, рыбачил он только в море. А в море без спиннинга никак, и владел им дядя виртуозно. Меня иногда приглашал с собой. Я, хоть и пацан, но вдвоем в лодке веселей. Море есть море.
Ловили в тот раз мы с дядей судака, сулу, по-нашему. И вдруг моя леска плавно натянулась и пошла. Ни рывков, ни подергиваний, как будто за подводную лодку зацепилась. Но остановить все это невозможно. Я еле-еле спиннинг удерживаю, а дядя Ваня с открытым ртом, как парализованный, только глазами водит.
Леска у меня закончилась, спиннинг в дугу, ладно, успел его в борт упереть, а то бы из рук вылетел. И тут рыбина всплыла на секунду, может, на нас, придурков, взглянуть, что с ней тягаться вздумали… Леса щелкнула тихонько, под самый корешок оборвалась…
Сколько мы простояли, ошалевшие от такого потрясения, и не помню. Придя в себя, спросил у дяди, что же это было.
– Белуга. Белуга, но какая! О такой даже слышать не приходилось. Это царица нашего моря… Как она умудрилась за твои крючки зацепиться?
Но это еще не все. Буквально через день читаю в нашей местной газете, что рыбакам, ловившим тюльку, в сеть попалась огромная белуга. Три часа они боролись, кто кого? Но рыбаки победили.
Чучело этой белуги и сейчас находится в краеведческом музее. А я много раз приходил посмотреть на эту чудо-рыбу и все думал, не ее ли мне посчастливилось на лесе подержать? И как жаль, что она так нелепо попалась.
Вот что это за катушка. И теперь она твоя, храни как память о твоем прадедушке.
А может, случится, что ты выполнишь его клятву и порыбачишь с ней на Шпрее.
