Случай, о котором я хочу рассказать, чистая правда. Все участники этого происшествия живы и здоровы. Я не сторонник придумывать байки. Все мои рассказы — это то, что я испытал сам во время моих странствий
Это случилось в девяностые. Точный год не помню, я вообще не люблю даты. Они напоминают о скоротечности жизни, просто помню времена года, все приключения молодости, кажется, были совсем недавно. Знаю, что осенняя охота в тот год открывалась в пятницу с вечерней зори.
Возможно, охотничье начальство решило провести эксперимент. Обычно многие стрелки уже на месте, приняв на грудь, начинают палить в непуганую утку до открытия, портя другим охотникам праздник.
В эти волшебные угодья Кривандинского охотхозяйства я попал еще юнцом со старшими друзьями-охотниками, еще не имея ни билета, ни оружия. Товарищ брал для меня одностволку 16-го калибра, и счастье мое не имело предела. Станции Туголесье, Воймега очаровывали своими названиями.
Торфяные карьеры и озера восхищали своей красотой. Места эти в то время были глухие, далекие. Все тамошние и приезжие охотники знали друг друга, всегда с нетерпением ждали встреч. Все, что было в рюкзаках, выкладывалось на общак, только часть водки пряталась в заначку на случай, если все закончится, а ты под восторженные крики товарищей достанешь и поставишь на стол бутылочку.
Местной утки и лысухи было очень много. А когда шел пролет, сотенные стаи хохлатой и морской чернети, красноголовика, свиязи и шилохвости наводняли озера Московской Мещеры. Моховые болота покрывались крупной клюквой. В лабиринтах торфяных карьеров вырастало великое множество различных грибов. Везде ловилась щука, карась, окунь, язь.
С первого раза я влюбился в эти сказочные места. Исходил, изучил все карьеры, озера. Знал, где встать на пролет и класть утку на сухо, куда заплыть на лодке, где поднять тетеревов, найти рябчика.
Получив билет, купил вскоре первое ружье, все осенние выходные пропадал в этих угодьях с братьями по страсти. Часто ездил один со своей собакой, наслаждался одиночеством и тишиной. Вдыхал любимые осенние запахи леса, болота и торфа. Наслаждался видами золотых берез на фоне черной неподвижной воды и синего-синего неба.
В тот год на открытие мы собрались вчетвером: я, двоюродный брат Слава и родной Михаил с женой Светой. Она иногда ездила с нами, всегда готовила на стол, даже добывала уток. Не всегда мужская компания приветствовала присутствие женщины. В то время машина была только у меня, довольно крепкая «четверка». Компания собиралась выезжать до обеда, но когда спешишь, обычно возникают срочные дела. Мне удалось приехать за братьями только к двум часам. Пришлось выслушать много «добрых» слов. Делать нечего, надо спешить, есть надежда успеть на открытие.
Пробок тогда в Москве не было. «Четверка» летела на всех парусах, строго соблюдая скорость в населенных пунктах. И вот, наконец, последний отрезок дороги, свернули на Черусти. Около шести часов, солнце стояло высоко, день был безоблачный, надежда попасть на зорю нас не покидала.
Пролетели Воймегу, несколько раз пересекли переезды, проехали через поселок Черусти, оказались на лесной дороге, ведущей к деревне Красная гора. В то время это была жилая живописная деревня, раскинувшаяся на поляне посреди векового леса. Попросив разрешения, мы оставили машину рядом с крайним домом. Быстро переоделись, схватили рюкзаки и двинулись через лес по тракторной дороге к карьерам. Идти до места примерно шесть километров. Мы с Мишкой расчехлили ружья в надежде поднять рябчика. Хвойный лес перешел в смешанный, стала попадаться ольха. Скоро путь через лес должен закончиться. Солнце зашло. Сумрак постепенно охватывал лес, выдавливал свет догорающей зори к верхушкам деревьев. Послышались первые выстрелы. А лес все не кончался.
— Все из-за тебя, Виталик! Опоздали, всю утку разгонят, — зудел Мишка.
— Да успокойся ты! Наша никуда не денется, три зари впереди, — отвечал ему я.
Выстрелы постепенно стихали. Сумрак сгущался. Наконец, мы вышли на край леса. Дорога под небольшим углом уходила в низину. Основная дорога вела влево, на базу торфоразработчиков и конечную станцию узкоколейки, идущей из поселка Туголесский Бор. Примерно на середине этой дороги находилась развилка — направо-прямо до нашего места. Мы стояли на пригорке, созерцая раскинувшуюся перед нами картину. Вся низина была окутана туманом, перемешанным с дымом.
Удушливый запах горящего торфа заполнил округу. Заря еще белела, и можно было разглядеть справа верхушки деревьев, росших в карьерах.
— Может, здесь заночуем? Скоро совсем стемнеет. Как место искать будем? — спросил Слава.
Ночная тьма уже наползала с востока, постепенно поглощая последние отблески зари. Разумнее было остаться здесь, разжечь костер, приготовить ужин и спокойно ждать утра, а с рассветом тронуться в карьеры. Но тут в карьерах раздался дуплет, в тумане звук был глухой, показалось — совсем близко. Тогда мы решили идти до места, чтобы уже там расслабиться и не терять зорьку.
Фонарик был только у меня, старый, квадратный, еще дедовский, с двумя меняющимися стеклами — зеленым и красным. Я достал, проверил. Работает. Мы спустились в туман. По ровной дороге идти было легко, и в сумраке мы без труда различали обочину. Уже должна быть развилка, но ее все не было. Как-то незаметно тьма полностью поглотила нас. Я включил фонарик. Густой туман растворял свет фонаря, лица братьев освещались только с метра, а чтобы разглядеть дорогу, приходилось нагибаться. Но вскоре дорога пропала, как будто ее и не было. Вместо ровной, накатанной дороги, идущей по давным-давно отработанному торфяному полю, поросшему редкими кустиками осоки, мы стояли по щиколотку в пепле.
Если мы прошли или не дошли до развилки, то все равно нам надо идти вправо. Метров через шестьсот мы должны упереться в дренажную канаву, а за ней шли карьеры. Двинулись вправо, хотя никаких ориентиров у нас не было. Мы просто решили, что лес у нас за спиной. Прошли минут двадцать, но ничего не поменялось. По-прежнему шли по пеплу. Тьма стала непроглядной, дышать становилось трудней, а канавы все не было. Обессиленные, мы сбросили рюкзаки и сели отдыхать прямо в пепел.
— Здесь оставаться нельзя, надо что-то делать, — зудел Слава.
Я встал, поднял ружье, выстрелил два раза, сразу перезарядил, сделал еще дуплет.
— Эй-эй, пацаны! Отзовитесь! Куда идти? — орал я во все горло, чередуя крики с выстрелами.
Расстреляв десяток патронов, я замолчал. И сразу гробовая тишина накрыла нас.
— Сегодня открытие, ребята не спят, должны гулять до утра, — не унимался я. — Сейчас ответят.
Но никаких звуков, даже шагов неслышно. Мы со Светой стояли, а братья сидели в золе уставшие, встревоженные неизвестностью. Откуда-то потянуло холодом, он быстро проникал под одежду, заставляя дрожать разогретое ходьбой тело. Туман, холод, пепел. Что делать? Куда идти?
Неприятное чувство паники стало проникать в сознание. И вдруг послышались голоса двух женщин. Они переговаривались между собой и смеялись. О чем — непонятно, но смех был отчетливо слышен. Все приободрились, близость людей успокаивала. Значит, мы почти на месте.
— Кто-то еще на охоту баб взял, — съерничал я.
— А может, это не бабы, а жены, — делая ударение на «жены» сказала Света.
Настроение поднялось.
— Эй, девчонки! — крикнул я. — Как к вам пройти?
Но девчонки словно не слышали моих криков и продолжали болтать и смеяться.
— Наверное, мужики уже готовы, а жены еще гуляют, — съехидничала Светка.
— Ладно, подождите здесь, с девчонками я сам договорюсь, узнаю что где. Вернусь — расскажу, — сказал я и пошел в сторону смеха.
Я шел в кромешной тьме, в густом холодном тумане, еле-еле освещая фонарем пепел под ногами. А разговор и смех не приближались, а наоборот, удалялись, или женщины стали говорить тише. Я прошел метров сто на звук голосов, но ничего не изменилось. Прошел еще, смех не приблизился. Я остановился, не понимая, что происходит. Смех прекратился, разговор перешел на шепот. Казалось, несколько метров отделяют меня от невидимых женщин. Кругом была сплошная темнота, и никаких признаков лагеря для охотников. Промелькнула мысль, что женщины пошли за грибами и заблудились, сейчас сидят без костра, услышали мой голос, испугались и затихли.
— Девчонки, не бойтесь! Мы охотники, с нами женщина. Мы заблудились. Где карьеры?
В ответ зловещая тишина. Вдруг раздался страшный вой вперемешку с визгом. Метров в десяти от меня взметнулся ввысь огромный сноп пламени, словно из-под земли вылетела ракета, на секунду осветив округу. Впереди я разглядел обгоревшие ветки деревьев и дымящуюся землю. Пламя взметнулось вверх и пропало, только искры, кружась, опускались на землю. А там, откуда вылетело пламя, образовалась большая воронка с ярко-красными тлеющими углями.
— Ни хрена себе, девчонки! Надо уматывать! — сказал я вслух и, с трудом различая свой след, бросился назад и чуть не сбил брата, стоящего неподвижно с ружьем наперевес.
Осветив его тусклым светом фонаря, увидел на его лице застывшую маску страха. Рядом на коленях стояли Слава со Светой. Их лица, руки, одежда были перепачканы золой. Славка не переставая, как завороженный повторял одно и то же: «Мы все умрем, мы все умрем». Некогда было расспрашивать и рассказывать.
— Быстро хватаем вещи и валим отсюда! — заорал я.
— Куда? Ничего не видно, дышать тяжело, — ответил Мишка.
— Быстрей за мной, пока фонарь не сдох. По нашим входным следам можем выйти, — сказал я, надевая рюкзак.
Продолжение следует…
