Большая красная лопата хвоста в твоих руках — это и есть счастье рыбака.
«Жив, жив Феллини! — наперебой галдели мужики. — А клюнул, как солидный таймень. Крепко взял. Разве что свечек не давал. И чуть не сорвался. Килограммов на семьдесят потянет таймешок. Да нет, в мокрой одежде поболе будет. Ну что с ним? Коптить, солить? А кто шкерить будет?»
Эйфория постепенно улеглась. Нервное напряжение спало. Меня начал колотить озноб. Кто-то предложил:
— Может, глотнешь?
— Да он не пьет. Термос дайте с чаем!
Глоток кипятка, и я был в порядке. Взял в руки камеру. Мужики приготовились прыгать на катамаранах первый водопад. Лучше снимать их снизу, пусть уж падают прямо в объектив.
Над сливом завис первый экипаж и обрушился в пенный котел. Все исчезло на несколько секунд. Для тех, кто был на страховке, это показалось вечностью. И вдруг, подобно двум китам в синхронном плавании, катамаран выпрыгнул вверх. Экипаж горохом посыпался в воду. Взлетели веревки. Камера хладнокровно сняла эпизод. Всех четверых вытянули на берег. А пустой катамаран сам, без спроса, вошел во второй водопад, благополучно его миновал и тихонечко забился в суводь к нашему берегу.
— Мужики! А без вас у него лучше получается. Может, пойдете по берегу, не будете ему мешать?
— Феллини! Тьфу, Зеленый! Ты хоть снял?
К сожалению, многие забывают, что снять фильм и снять штаны — вещи разные.
— Еще дублик, пожалуйста!
И было еще два дубля, таких же неудачных, но очень кинематографичных. Один экипаж перевернулся через корму, другой лихо пронырнул и всплыл на ровном киле, но не успел зачалиться и ввалился во второй водопад, где благополучно и лег. Но все обошлось. Закидали веревками и доставили на берег всех.
«Белая вода», или white water, или просто порог за порогом. Риск, ужас, восторг, удовольствие — все в одной упаковке.
Наелись мы в тот день досыта и вспомнили, что необносимых порогов нет. Решили обнести вещи и поставить базовый лагерь ниже Непрохода, а там видно будет. Утро вечера мудренее!
Дневка — это когда стоишь на одном месте и ничего не делаешь. Еще бы! После вчерашнего массового нереста хотелось прийти в себя.
— А где наш главный рыбачок?
— Свинтил куда-то.
— Зеленый, глянь через трансфокатор, чего он там делает.
Я пристроил «Красногорск» на штатив, как пулемет на сошки, и провел вертикальную панораму Непрохода. В том месте, где река представляла собой совсем гиблую каменоломню (неужели мы туда завтра полезем?), я увидел фигурку с удочкой в руках. Там, внизу, шла яростная и азартная борьба.
— Парни, он тащит рыбу! Ой, еще одну!
— Мужики, в ружье!
Рискуя свернуть шеи, ватагой горных козлов мы ссыпались по крутой осыпи.
— А позвать нельзя было?
— Ребята, я сам такого не ожидал.
Несколько крупных валунов отделили от общего русла буйной реки некое подобие бассейна, где вода плавно ходила кругами. Из-под каждого камня торчали рыбьи хвосты. Ленки выплывали из своих укрытий и менялись местами с соседями. Картина непередаваемая! Аквариум, да и только! В воду полетели всевозможные блесны.
— Парни, уберите свой металлолом! Ему мушка нужна сейчас. Причем лучше потемнее.
В такой тоннель может спокойно проскочить и ленок, и таймень килограммов на пять или более. А мы их ловим на вертушку или мыша, или даже на мушку. Вот она, жадность!
А мушек в наличии было мало. Принялись вязать из того, что росло на нас. У рыбачка клевало один за другим, а у бойцов так себе, через десятый раз.
— У тебя из чего мушка?
— Да у Зеленого из бороды срезал. Там и цвет, и фактура подходящие.
— Ну-ка, Феллини… тьфу, Зеленый!..
— Мужики, только не всю!
— Да ладно! У нас отрастет — отдадим. В Москве.
И ведь отдали. На «гусятнике» (это посиделка такая после похода) мне вручили банку из-под пленки. Думал, кино поснимаю, а там их бороды.
В общем, обкорнали они меня. И началось! Мушки аккуратно опускались на поверхность, проводились метра два, ленки медленно всплывали, разглядывали мушку, совещались, бросали жребий. Кому выпадало, тот незамедлительно садился на крючок. В общем, первый голод мужики утолили быстро. Но азарт есть азарт: началась игра. Ничего не подозревающие ленки были разобраны по хозяевам: этот — мой, тот — твой, а вон хвост торчит — его. Каждый пытался поймать свою рыбу, уводя мушку в сторону, если на нее зарился чужак. Моя камера мотала метры пленки. На берегу быстро росла куча калиброванных, от килограмма до полутора, словно пропущенных через сито, ленков.
И был рыбный день. И было обжорство. Ленковая юшка — чудесный золотистый напиток. А тушки, жаренные в грибах? А копченая рыба с жимолостью? А копченая с диким луком, просто копченая, просто соленая? Рыба, рыба, рыба — много рыбы!
Наутро решили, что мы слишком «тяжелы», чтобы идти такой опасный каньон. Лучше преодолеть его крайне левым вариантом, к тому же тропа уже разведана…
Последний сложный порог Хайверги решили пройти со вкусом и поснимать с разных точек и ракурсов. Каждый экипаж наметил свою индивидуальную линию движения. Выставили страховку. Я наладил оптику. Прокатились катамараны, встали на страховку. Настала моя очередь. Доверенному лицу я объяснил, в какой момент лучше нажать кнопку на камере, и нырнул в порог. И надо же такому случиться! И порог-то не самый сложный, а я лег в первой ступени. И понесло меня головой вниз. Нет, подумал, не дам мужикам повода посмеяться над мелкой посудой. И сделал все, как учили, встал на ровный киль. Но успел заметить, что никто в мою сторону не смотрел: ни страховка на воде, ни те, кто на берегу. И ввалился я в очередной слив, надо сказать, не совсем удачно. Лагом въехал. Меня зажевало, и я опять пошел на «нерест». Встал! Ура! Можем!
А народу было не до меня. Экипаж катамарана, стоящего ниже самого мощного слива, должен был меня ловить, если произойдет что-нибудь непонятное. Однако все были заняты более важным делом, чем страховать товарища. Доверенное лицо навело объектив камеры не на мой доблестный каяк, а на спасателей…
Таймень стиснул челюсти. Это был опытный боец. Он знал, что нужно делать в таких ситуациях. Еще немного — и крючок сломается. Дохлые у них крючки! А для пущей верности можно прыгнуть вверх по струе, через слив. Вот только пропущу этот непонятный предмет и сразу ломанусь, думал он…
Падая в кульминацию порога, я понял, что надеяться нужно только на себя. Влипли мои мужики…
Трое, подруливая веслами, удерживали катамаран против течения. Леска тонко пела под напором воды. Наш рыбачок стоял в полный рост на баллонах. Его глаза не могли моргать, их заклинило.
Последний день на реке. Вертолет или ГТТ забирает группу с маршрута. Интересно, почему первые мысли о рыбалке в следующем году приходят именно в этот день?
Я сделал глубокий вдох, понимая, что колбасить меня в этой бочке («бочка» на жаргоне водников — пенная яма за водосливом) будет серьезно, и ринулся в пропасть.
Большая красная лопата хвоста всего лишь мгновение «соображала», в какую сторону хлопнуть, и… Леска, вздохнув с облегчением, перестала петь. Катамаран в тишине медленно стекал вниз. Я изловчился и сделал эскимосский переворот прямо в пенной яме слива. Встал!
— Ну, ты Зеленый, ныряешь! — удрученно-индифферентно сказали мужики.
Стих ветер, умолкла вода. В немой паузе река медленно несла наши суда…
Мы обнесли одну изюминку, упустили другую. Но поход получился. Мы вспоминаем его и по сей день, а когда кто-нибудь из команды заходит ко мне на огонек, всегда приветствует:
— Здорово, Зеленый! — и обязательно проводит рукой по памятной отметине на абажуре.
Мой шлем зимует на настольной лампе.
А что? Тепло…
