За налимом после нереста (посвящается Анатолию Маилкову)

Изображение За налимом после нереста (посвящается Анатолию Маилкову)
Фото: Токарева Александра.

Отзвенели морозами январские дни, отгорели румяные зори с треском деревьев по берегам. И пришёл февраль с тёплыми ветрами, идущими вдоль русла реки. А где-то уже слышна капель. Птицы, словно перекатывают в своих маленьких горлышках хрустальные шарики. «Тенькают» уже по-весеннему синицы.

На реке из-под пухлых сугробов чёрным опасным глазком, нет-нет, да и проглянет первая промоина. Малые реки коварны. Можно завалиться на лыжах под самым берегом в такую вот промоину даже в середине зимы. Словно сильной рукой потянуло меня однажды при подъёме на берег обратно к реке, а точнее в реку, прямо под лёд. Забарахтался в прибрежных камышах. Ладно, лыжи успел скинуть и выползти на берег.


А в феврале лучше вообще по руслу не ходить. Промоина может ждать и на мелководье, и на яме, где летом вода ходит кругом. Но если место хожено и есть лыжня, то можно смело, но до поры до времени, идти по льду. Течение нередко промывает лёд под самую лыжню. Но она, словно стеклянная, держит. Стекло то калёное морозами.

На разведку

Всё… Зима повернула к весне. Закончился нерестовый запрет на ловлю налима. Решил я проверить нашу малую речку неподалёку от дома. По лугам на лыжах до неё минут двадцать пять по насту. А луга начинаются сразу за деревянным «частником» и шоссейной дорогой.

Дальше виден лесок. В нём и вьётся русло речки, над которым, случается, только чёрный ворон раскинет крылья, треснет на берегу сухостоина, пройдёт по руслу заяц беляк, оставляя следы-звёздочки. А потом вдруг примется «чесать» на махах. Значит, лиса вспугнула. Всё это зверьё водится буквально под боком, за окраиной города. Пустынны эти места даже летом. Бережёт их отсутствие дорог, а на берегах – злая крапива и колючий шиповник.

Поэтому на «моём» бережке не бывает пустых бутылок и прочего мусора. Своим его называю за то, что к нему трудно подобраться, если не знать путь среди бурелома и мелколесья. Поэтому на нём редко кто бывает. Только – я. Зимой, конечно, проще. Можно по льду подойти.

Итак, утром я уже на лугах и тороплюсь к реке. Моя задача – найти где-нибудь в заливчике под берегом стайку плотвичек и наловить живцов. Есть у меня в запасе и черви, и свежая тюлька, но всё равно на живца попадаются более крупные налимы. Крупные, конечно, условно. Измельчал налим в реке, как и другая рыба.

Изображение Фото: Токарева Александра.
Фото: Токарева Александра. 

А всё началось с летнего замора, когда после долгих дождей вода залила берега, как весной. А потом в жару начала гнить прибрежная растительность. По другой версии в реку ушли удобрения, хранящиеся в дырявых складах недалеко от реки. Но с того лета хуже стало в реке с рыбой. А не так давно и ехать то никуда не надо было. Сорога брала на кукурузу «Бондюэль» такая, что и для Волги сгодилась бы по размеру и весу. На фидер попадались вполне кондиционные подлещики. Карпы временами утаскивали удилища.

Вот и лесок, а в нём летом была тропинка. По ней и пойду напрямую. Но прямой путь не всегда лучший. Снег в лесу рыхлый, не как на лугах. Там по насту, словно по асфальту, добежишь до места. Особенно поутру, по морозцу. Но ничего, накатаю лыжню, и обратно идти уже будет легче. «Давай-давай! Не ворчи, старина!» – зло-весело приказываю себе, ускоряя шаг. Но лыжи проваливаются, хоть и широкие.

Изображение Фото: Токарева Александра.
Фото: Токарева Александра. 

Вышел из леска и, словно другой мир открылся, светлый, прозрачный. Под ногами твёрдый наст. По нему я быстро дошёл до «моего» бережка. Расположился, уже чувствуя азарт, как обычно бывает перед рыбалкой. Пробурил пару лунок за поворотом реки, где течение было слабым и обратным. Самое место. Здесь наловлю сорожек – пришла уверенность. Но просидел полчаса впустую.

– Ну, как успехи? – слышу позади. Вот тебе и пустынная река. Оглядываюсь. Рыбак постарше меня. Похоже, местный. С бородой, в чунях времён СССР, ну, от солдатского костюма химзащиты. А в руках… пакет сорожки.

– Плохие успехи. Даже живца наловить не могу. Лунки закормил, место хорошее, бровка и обратное течение, но, как вымерло всё подо льдом.

– А на что ловишь?

– Так на мотыля, как обычно. И мотыль свежий, сам бы ел.

– Ну, так ешь, но не лови на него. На, возьми. Вот насадка. С рыбой будешь.

Рыбак протянул мне комок ржаного хлеба.

– Хлеб зимой, – сомневаюсь я. Ладно бы весной хотя бы. На последнем льду.

– Бери-бери. На него я и наловил сороги. У нас в деревне никто с мотылём на реку не ходит. Хлеб у нас свой. Им прикармливаем, на него ловим. Рыба и привыкла. Садись вон у того куста. Там я умятого хлеба накидал. А я пойду.

– Спасибо вам, – кидаю вдогонку, в общем-то, не веря в успех.

– Ни хвоста, ни чешуи…

Удивительно. Насадил комочек хлеба на крючок, привязанный выше мормышки, и заклевало. Заклевало ведь!.. Сорожка брала разнокалиберная: от живцовой с половину ладони до вполне увесистой плотвы с ладонь и больше. Вскоре в кане плескались самые маленькие сорожки. С полтора десятка. Хватит, чтобы насадить на тройники жерлиц.

Так… Жерлицы на налима ставить рано, то есть опускать живца на дно.  Но вполводы погонять живцов надо. Щука здесь есть, но капризная. Надо проверить, каков у неё сегодня аппетит. Жерлицы выставляю там, где планирую их «зарядить» на ночь. Налим ведь ночной хищник.

Прежде, чем устанавливать снасть, промеряю глубину отцепом, нащупывая бровку. Здесь она находится между тремя и пятью метрами глубины. Речка-невеличка всего шириной 20-30 метров, но глубина на ямах есть. Жерлиц у меня всего пять. Это специальные жерлицы: для ловли налима и судака, с тонкой леской и без металлических поводков.

Для ловли «клыкастого» я приспособил их вместо ставных «махалок», которые иногда с наживкой из тюльки более эффективны, чем активные приманки в виде вертикальных блёсен, балансиров и раттлинов-вибов. Но вмораживать удилища у лунок как-то нелепо. Кроме того, всё равно крупный судак сдёрнет удочку в лунку, вырвав из её наледи. Конечно, если лунка не закрыта.

Итак, мои пять специальных жерлиц без катушек стоят на бровке и ждут щуку. А я пока продолжаю «дёргать» сорожку на удочку. За эти увлекательным занятием не сразу услышал стук. Между тем он повторялся. Ага! Вижу, как пластиковый флажок от рывков рыбы нервно качается в креплениях.

Подхожу к снасти, берусь за леску и чувствую её движение, словно кто-то щиплет живца. Вот уже более уверенные толчки. Пора! Подсекаю и вываживаю небольшую щучку. Ну ладно, речка-то маленькая. И это для зимы неплохо.

Изображение Фото: Токарева Александра.
Фото: Токарева Александра. 

Вдохновлённый и уже уверенный в похожем развитии событий, я просидел до четырёх часов, до шестнадцати, если быть точным. Щука больше не брала. Ладно, пора и снасти на налима устанавливать. Для этого отстёгиваю на каждой жерлице мотовило с оснасткой, подвешиваю его на палке, опускаю в лунку, накрываю подставкой от жерлицы и засыпаю сверху снегом. Так и лунка не промёрзнет, и снасть будет закрыта от любопытных глаз. Предварительно опускаю живцов на дно. Налим берёт только с него, дна.

Утро на реке

Затемно ещё выхожу на луга. Встаю на свою лыжню и – вперёд с шуршанием снега под лыжами, а где-то с лёгким грохотом, когда наледь встретится в низине. На лугах хватает воды. Не зря их осушают канавами. Справа уже брезжит мутный рассвет. День будет пасмурный. Слева – чёрный и хмурый поутру лес. Чёрная точка движется по краю оросительной канавы. То ли собака, то ли лиса.

Вот я и на реке. У холмиков снега, под которыми спрятаны жерлицы, много следов. Лиса топталась, норка учуяла рыбу и тоже кружила рядом. Ржаные корки от бутербродов все съедены, шкурки от сала – тоже. Чего-чего, но это всё можно смело бросать на снег в лесу и на реке. Это не целлофановые пакеты и пластиковые бутылки. Всё съестное будет быстро утилизировано.

Раскопал первый холмик с жерлицей, поднял подставку, взялся за леску. Оп-па! Что-то сопротивляется. Тут у меня была насажена сорожка с половину ладошки. Есть! Налимчик, ледяной, пятнистый, скользкий. Изгибается, ползёт по снегу, как змея. Некрупный, конечно, но пойдёт на уху.

Изображение Фото: Токарева Александра.
Фото: Токарева Александра. 

У весеннего налима печёнка крупная и белая. Отварная в ухе, она нежная и буквально тает во рту. У осенней рыбы она, словно ужата, и какого-то серого цвета. Очевидно, налиму приходится так готовить место под икру. Но это только предположение.

Странная рыба, одинокая. Все родственники у налима живут за границей, в ледяных норвежских фьордах, начиная с трески и заканчивая банальной путассу. Это единственный из тресковых в пресноводных водоёмах России.

На крючках двух следующих жерлиц сидели «головастики». Так называют небольших налимов. Но ничего, на уху набралось. Да и промялся, глядишь, по лугам на лыжах, а то засиделся у компьютера. Надышался студёного воздуха, поглядел на следы, послушал сухое сдержанное «крун-крун» ворона и его верной подруги, поймал немного рыбы.

Не пустой. Вот они, простые радости, которые мы иногда не ценим в суете нынешней торопливой жизни.


Источник