Откровение губернатора Южной Дакоты о том, что она в молодости намеренно застрелила из ружья своего пса, многие называли политическим самоубийством
Как и всегда, Джейк пришел на мой зов, виляя хвостом и поднимая голову для следующей команды. Когда он подошел достаточно близко, я застрелил его из своего охотничьего ружья, пока мой отец убивал двух других собак.
Я не ожидал, что то апрельское утро — или, честно говоря, любое другое утро в моей жизни — сложится именно так. Я был дома на выходные с первого курса колледжа, помогал родителям сортировать и клеймить телят на нашей ферме в северном Миссури. Но была проблема, о которой моя мама рассказала мне пару недель назад по телефону в общежитии в те дни, когда еще не было мобильных телефонов.
По ее словам, что-то убивало наших ягнят днем на пастбище перед домом, пока она была на работе. Но хищник не ел ягнят, а только вспарывал им брюхо и оставлял умирать. Я был так же озадачен, как и она, и как бы плохо мне ни было за овец, мне было еще хуже за маму, потому что все это происходило на ее глазах.
Она одна вела хозяйство, одновременно преподавая английский в средней школе в городке неподалеку. Мой отец устроился на работу в университет, расположенный в пяти часах езды отсюда, и приезжал домой на выходные. Это была середина 1980-х, мрачное время для мелких фермеров по всему Среднему Западу, которые были стеснены высокими процентными ставками и низкими ценами на сырье. Посещая колледж в Айове, я чувствовал свою вину за то, что не могу быть более полезным своим родителям на данный момент в их нелегком деле.
По крайней мере, у моей мамы был Джейк, который составлял ей компанию. Я получил Джейка, щенка бордер-колли, в подарок на выпускной в средней школе. А когда поступил в колледж, то моим родителям осталась моя собака, и они справлялись с ней наилучшим образом. Пока мой отец не ушел на новую работу. Джейк был хорошим псом. Я провел лето перед колледжем, обучая его основам, и, как большинство бордер-колли, он всегда стремился работать на ферме. Он был особенно искусен в отлове крупного рогатого скота и овец.
Наступила осень, и я уехал в колледж. Мои родители, решив, что Джейку нужна компания, приобрели пару приютских собак. Когда они мне об этом сообщили, я сразу вспомнил слова своего соседа: «Одна собака — это просто собака. Двое — это пара. Трое — это стая, и никогда нельзя знать заранее, на что способна эта стая».
У меня было предчувствие, что убийцы ягнят были товарищами Джейка по стае, и до того апрельского утра я надеялся на какое-либо другое объяснение этого кошмара. Но, сидя за кухонным столом в фермерском доме, где я вырос, я наблюдал через окно, как Джейк и его собачьи друзья выбежали на пастбище, загнали ягненка и задушили его. Мои родители не были свидетелями этого эпизода, и мне на мгновение пришло в голову, что если бы я мог отвлечь их от резни, я мог бы спасти Джейка от расправы. Но я не смог. Рассказывая отцу о том, чему я был свидетелем, я уже знал, какими будут его следующие слова.
— Возьми свое ружье. Затем позови свою собаку.
Мои воспоминания об этом утре 30-летней давности перенеслись в настоящее, когда появились новости о том, что губернатор Южной Дакоты Кристи Ноэм намеренно застрелила свою собаку пару десятилетий назад, что поразительно напомнило мне мой собственный опыт.
Ноэм была буквально пригвождена к позорному столбу за то, что рассказала миру о своем решении застрелить свою собаку, пойнтера по кличке Крикет, в книге, которая будет опубликована в ближайшем будущем. Некоторые эксперты предсказывают, что ее раскрытие этой информации равносильно политическому самоубийству, которое дисквалифицирует ее в качестве кандидата в вице-президенты от предполагаемой республиканской партии и бывшего президента Дональда Трампа.
В своей книге Ноэм даже описывает свою ненависть к Крикету, чего я пока не могу понять. Но я понимаю ее вывод о том, что 14-месячный щенок был «не обучаем и бесполезен как охотничья собака» после неудачной охоты на фазана. А когда Крикет напал на соседских кур, убив нескольких птиц, Ноэм пришел к выводу, что никакие меры по исправлению положения с ним не сработают.
Я помню, как безуспешно умолял своего отца. Я согласился, что нам следует застрелить двух других собак, но, возможно, мы могли бы отдать Джейка соседу, или я мог бы найти кого-нибудь в моем колледже, кто забрал бы его.
«Значит, ты отдал бы убийцу домашнего скота кому-то другому, чтобы тот разбирался с ним?» — спросил мой отец.
Я вспомнил, как мой отец однажды убил бродячую собаку, когда я был совсем маленьким, которая до смерти загоняла наших коров, и уже знал, что он плохо переносит убийц домашнего скота. Тогда я почувствовал — и чувствую до сих пор, 30 лет спустя — прилив вины за то, что подвел Джейка. Интересно, эта женщина-губернатор точно так же мучительно отказалась от Крикета? Тоже была невнимательна к его тренировкам? Я должен заметить, что сама собака редко виновата в том, что с ней случается такой конфликт. Скорее это все же вина человека.
Мой отец и, предположительно, Ноэм, тоже выросшая в охотничьем хозяйстве своих родителей в Южной Дакоте, где ведется охота на фазанов, происходят из несентиментальной популяции людей, которые признают, что домашние животные — будь то мясная корова или домашняя собака — существуют главным образом для того, чтобы прислуживать. Это чуждая концепция для многих американских владельцев домашних животных, которые потворствуют всевозможным плохим поступкам, но которым и в голову не придет сурово наказывать их, не говоря уже о том, чтобы покончить с ними, отняв жизнь.
Я унаследовал лишь малую толику этой хладнокровной практичности. В соглашении, которое я заключил со своими лучшими друзьями десять лет назад, каждый из нас согласился усыплять охотничьих собак друг друга, когда придет время, и их здоровье ухудшится настолько, что их придется усыпить. Когда другого выхода не будет. Каждый из нас понимал, что мы не сможем нажать на курок в отношении наших собственных собак, но мы также признали, что отвоз наших любимых собак к ветеринару для последнего акта милосердия часто, особенно в сельской местности, таких как наша, все-таки является казнью. Насколько лучше для собаки провести последние счастливые мгновения в поле, полное запаха и света вокруг. При условии, конечно, что пес не мучается от страшных болей.
Сложные и уродливые вещи
Правда в том, что смерть наших питомцев превратилась в очищенное ритуальное упражнение, которое во многих случаях оказывает большее эмоциональное воздействие на хозяина собаки, чем смерть близких людей. Наши предки сочли бы нас больными. И многие сельские американцы до сих пор так считают. Но не потому, что они меньше дорожат своими собаками, лошадьми или породистыми быками, а потому, что они переживают циклы жизни и смерти, приобретений и потерь гораздо чаще, чем те из нас, для кого потеря домашней собаки может произойти всего дважды или трижды на протяжении жизни человека.
Также стоит отметить, что законы о жестоком обращении с животными во многих штатах, которые запрещают бессмысленное насилие в отношении домашних животных, допускают ликвидацию собак, убивающих домашний скот.
После того как Ноэм застрелила своего Крикета, она, как сообщается в СМИ, выбросила его тело в гравийную яму, что является особенно несентиментальным концом этой истории, который вызвал еще больше злобных насмешек в ее адрес. Усугубляя причину содрогания читателей ее книги, Ноэм написала, что бросила тело Крикета в яму с мертвым козлом, которого она ранее также застрелила — после того, как козел начал гоняться за ее детьми, сбивая их с ног и ведя себя крайне агрессивно.
Насколько я могу понять Ноэм в те моменты ее жизни с собакой и козлом, я все же не могу простить ей то, что, по-видимому, вся эта история является ее политическим ухищрением, когда она намеренно привлекла к этому внимание избирателя. Ее книга «Пути назад нет: правда о том, что не так с политикой и как мы продвигаем Америку вперед» написана так, чтобы улучшить ее политический имидж и привлечь внимание национальных СМИ. Предположу также, что упоминание Ноэм о Крикете и его судьбе в книге призвано проиллюстрировать ее мысль о том, что иногда американцам приходится совершать трудные, даже грязные и уродливые поступки, чтобы двигаться вперед.
Что касается меня, то после тех страшных ружейных выстрелов по нашим собакам, а затем клеймения и сортировки телят в тот апрельский день я долгое время в одиночестве копал могилу для Джейка на опушке леса. С тех пор прошло много лет, и мы давно продали нашу семейную ферму, и у меня были другие собаки в других местах проживания, но каждый год примерно в это время я задаюсь вопросом, лежит ли ошейник Джейка все еще под камнем, который я прикатил по земле Миссури к его могиле.
