Наша геологическая экспедиция проводила исследования в предгорьях Заилийского Алатау. Проводником у нас был хорошо знавший эти места казах с труднопроизносимым именем Есмагамбет. Он плохо говорил по-русски, зато был непревзойденным охотником и следопытом
Начальник экспедиции знал несколько слов по-казахски, так что с помощью жестов, но не без труда оба понимали друг друга. Кроме прямых обязанностей, проводник занимался «тягловой» силой экспедиции. Наша тягловая сила — четыре ишака. Ишак тот же осел, только более мелкий и беспородный. Ни одна лошадь не может сравниться с ишаками по выносливости и грузоподъемности. Они не боятся крутых склонов, каменистых осыпей; спокойно проходят по опасным оврингам, по которым не пройдет ни одна лошадь. Но…
Кто не знает известной поговорки: «Упрямый, как осел»! В полной мере этим незавидным качеством обладали и наши ишаки. Невозможно предсказать, как поведет себя это животное в конкретной ситуации.
Вот переходим мы ручей, в котором воды по щиколотку. И вдруг один из ишаков встает, и ни с места. Ни уговоры, ни колючая плетка не помогают. И даже когда с помощью подвернувшегося трактора мы вытащили упрямца на берег, он, как только его отпустили, вернулся на прежнее место в ручье.
А когда мы переходили болото, другой ишак улегся в грязь вместе с поклажей; а в ней продукты, документы. Нередко проблемы возникали при попытке навьючить животное. Ишак начинал яростно брыкаться, не подпуская никого к себе и круша все подряд… Нет, дома, конечно же, они слушались хозяев, однако категорически отказывались подчиняться нам.
Справиться с ними мог только проводник. Он подходил к строптивому животному и, поглаживая его по шее, тихо что-то говорил по-казахски. И удивительно: каждый раз ишаки делали то, что хотел от них хозяин.
Однажды наша экспедиция остановилась на несколько дней на берегу горного озера. Ранним утром Есмагамбет повел ишаков на водопой в небольшую заводь. Оставшиеся в лагере неспешно готовились к выходу на маршруты. Неожиданно они увидели, как, размахивая руками, бежит к лагерю проводник. Что-то бормоча по-казахски, он буквально влетел в палатку, схватил ружье и уже на ходу крикнул:
— Аю! Аю!
Я вопросительно посмотрел на начальника экспедиции, ожидая разъяснения.
— Медведь, — сказал он.
Для нас этот зверь — сигнал тревоги: ишаков надо беречь, защищать. Поэтому я взял ружье, патроны и помчался следом за проводником. Видим, ночью косолапый бродил по берегу озера, а утром оказался вблизи затона. Зверь стоял на пригорке и с вожделением смотрел на ишаков, столпившихся у воды.
Увидев вооруженных людей, медведь бросился наутек. И пока мы с проводником добежали до затона, зверь по довольно крутому склону забрался на большую скалу. Поскольку он был хорошо виден, мы палили по нему из двух ружей. Возможно, кто-то из нас задел его пулей, потому что, оглушительно рявкнув, зверь быстро скрылся в зарослях кустарника.
Я перезарядил ружье и осторожно двинулся за ним. Проводник следил за мной. Постепенно поднимаясь, я вышел на гребень скалы и стал осматривать кустарник. И метрах в двадцати среди переплетенных ветвей увидел что-то черное, большое. Мне даже показалось, будто оно копошится. Прицелился. В это время проводник что-то крикнул. В азарте я не обратил на него внимания и выстрелил сначала из одного ствола, затем, для верности, из второго. Удивительно, но медведь даже не шевельнулся. Перезарядившись, я, крадучись, приблизился к зарослям и от неожиданности охнул. Стрелял-то я в большой камень.
Настоящий медведь, сопровождаемый треском обломанных веток, скрылся в таком буреломе, где его и днем с огнем не сыщешь.
Когда мы вернулись в лагерь я спросил начальника, что кричал мне проводник. Он с улыбкой посмотрел на меня и выдал:
— Он хотел предупредить, что в кустах перед тобой камень…
Члены экспедиции долго подшучивали по поводу моей стрельбы вместо медведя в камень.
И поделом мне: не пали куда попало!
