Он жил у нас дома три месяца. Прошел первую стадию обучения в домашних условиях. Повзрослев, отдал его к гончим в вольер. Там он вместе с ними ходил в лес и учился охотиться. Я много сил ему посвятил, поэтому он был сильным, послушным и преданным. Наставил его на подсадного перепела.
Он сам отправился на поиски болотной и лесной дичи. Работал с классической стойкой. Уток искал особенно усердно, погружаясь в любую воду. Кровавый след вел как по нитке. У него была редкая способность, которую я не встречал у других легавых. Он подлаивал рябчиков. Рябчик взлетит, сядет на дерево, а Барон внизу стоит, смотрит на него и негромко, вежливо, взлаивает. Подходишь к нему, по направлению взгляда находишь притаившуюся птицу в кроне и стреляешь. После выстрела Барон аккуратно подает добычу.
Вместе с гончими выслеживал зайца. Внимательно осматривал все укрытия. Иногда гончие удалялись в зарослях, а я с Бароном обходили перспективные места неторопливо. Барон своим обонянием находил зайца на лежке. Характерным лаем выгонял его немного подальше. Но гончие узнавали голос. Тут же подбегали, брали след и мчались в погоню. А Барон возвращался ко мне.
Я сажусь на лазу. Надеваю поводок Барона на ногу. Жду. Барон сидит рядом и внимательно наблюдает. Зайца видит раньше меня. Но молчит. Натягивает поводок, тогда я смотрю в том же направлении, что собака. Напускаю зайца на выстрел, стреляю и отпускаю Барона. Если заяц подранок, то Барон его догоняет, придавливает и приносит мне. В общем, была мечта, а не собака.
Мне было грустно, когда ему в восемь лет сломалась нога. Диагноз оказался тяжёлым – остеосаркома. Моего Барона больше нет, но память о нём жива в нашей семье.
