Воды было много. Она стояла вровень с берегами. Именно стояла. Брошенная Славкой в воду сухая веточка лениво покружилась вместе с хвоинками и прочим смытым с берегов мусором, да и двинулась потихоньку вверх по течению…
– Ну, чего киснуть-то, – говорю. – Будем пробовать ловить, раз приехали. Вода, конечно, большая. Но с другой стороны, оно, может, и неплохо. По такой воде сюда сейчас и лещ, а может, и судак зайдет. Ты удочки-то взял или только за «килькой» ехал? – повернулся я к Славке.
– Успеешь и в июне уклейки наловить, а сейчас давай пробовать что-нибудь посерьезнее поймать.
– Давай, Борис Иваныч, червяков-то твоих. А то всю дорогу хвастался, что целую банку накопал, вот они и пригодятся, – говорю Борису.
Мы со Славкой устроились у старого кострища, под большим сухим дубом, а отец с Борисом чуть выше подались, где у изгиба плеса, совсем как в пруду, тишина. И глубина поменьше, чем у дубов.
Пока я удочки забрасывал, Слава костерок сообразил, котелок над ним подвесили, и так приятно на душе стало. Дымком пахнет, ветерок майский в кустах и сучьях дубов посвистывает. Благодать, да и только! Слава тоже перестал огорчаться.
– Хрен с ней, с уклейкой-то, – говорит, – может, хоть окунишки или ершишки поклюют. На уху-то все одно поймаем…
– Конечно, поймаем, – говорю, – вон, смотри, у тебя кто-то уже червяка теребит – поплавок-то вздрагивает…
– А, пускай теребит, – улыбается он, – ведь с прошлого лета поклевки-то не видел.
Но поплавок повел себя странно: подрожал, подрожал, да и всплыл весь наверх.
– Слушай, Славка, а ведь это, похоже, лещ берет!
Бросил он костерок, к удочке подсел, а поплавок тем временем, пуская усы, потихоньку от берега поплыл. Заторопился Слава, дернул сгоряча, да не рассчитал. Рыба-то приличная взяла. Удилище в дугу согнулось, а рыба ни с места. А потом как потянет! Он к себе тянет, а рыба от берега, в глубину. Ну, понятно, леска не выдержала. Лопнула.
Что тут скажешь? Тут у человека и так переживаний хватает. А тут еще Борис встрял. Увидел, как Славка рыбу тащил, и кричит ему:
– Эх ты! Да разве так большого леща выводят?! Тоже мне, рыбак! Тебе только кильку пауком черпать!
– Да пошел ты, советчик! – так и взвился Славка.
Мы с отцом едва успокоили не на шутку разругавшихся приятелей.
– Леску проверь, Слава, – посоветовал отец расстроившемуся Славке. – Что-то она у тебя больно слаба. Посмотри, нет ли заусенцев. Наверное, вся в задирах да заусенцах с прошлого года?
Леска на Славкиной удочке действительно оказалась вся в заусенцах. Отложил он ее, на мою ловить начал.
И ведь вот что значит – новичкам везет. Рядом сидим. У меня – ни поклевки, а у него не прошло и двух минут, как поплавок опять сначала «приседать» начал, а потом лег на бок и от берега в глубину пошел. Подсек Слава на этот раз аккуратнее, а лещ в глубине упирается так, что того и гляди удилище сломается или опять леска не выдержит.
– Помогай! – кричит. – А то ведь и этот уйдет!
Я схватил лежавший у машины подсачек, к самой воде спустился, а Славка тем временем леща к берегу подвел. Тут я его и подхватил, к костру, на берег, подальше от воды выкинул. Ворочается он в траве широченный, как поднос, чешуя золотом отливает, плавники темно-сизые… Настоящий «черемушник».
Мне, признаюсь, даже досадно стало. Ведь лещей-то он на моем месте ловил, моей удочкой! А у меня ни поклевки! И у отца с Борисом – тоже ни поклевки. Зато Славка так и сияет со своим лещом…
И хоть знаю, что стоит на рыбалке позавидовать чужой удаче – все, считай, весь день пустой будешь, а червячок зависти так и точит…
Ушел от соблазна шагов на десять от Славки, туда, где кусты к самой воде склонились. – Ладно, – думаю, – раз уж лещ ему попался, значит, стая где-то рядом. Не ходит ведь он по одному.
Пока рассуждал так, да сам себя успокаивал, гляжу – поплавок точно так же, как у Славки, заерзал на месте, круги пуская, а потом лег на бок и потихоньку поплыл от берега. Выждал я еще секундочку, дрожь в руках унимая, а потом подсек.
Мой лещ меньше, чем у Славы оказался, но такой же золотистый, с такими же темно-сизыми плавниками и хвостом. Не успел я его в рюкзак убрать да руки от слизи обтереть – на второй удочке поклевка! Едва успел удилище подхватить! Вытащил и второго, крикнул отцу и Борису, чтобы с глубины на выход из ямки перешли, поближе к отмели.
Сменили они места, а лещ будто дожидался их – тут же клевать начал. Примерно с час поклевки следовали одна за другой. Славка вытащил еще одного, даже больше первого – килограмма на три. Я еще трех поймал, но всех удачливей оказался отец. Он хоть и ловил на одну удочку, а будто из садка таскал одного леща за другим! Не таких крупных, как у Славки, но семь штук!
Борис тоже выудил трех вполне приличных рыбин. И вдруг клев прекратился. Как отрезало! А ведь, казалось бы, самое время – вечерняя зорька. Напрасно мы меняли места ловли, переходили с отмелей на глубину и обратно. Тщетно. То ли стая отошла, то ли фортуна рыбацкая сочла, что с нас хватит, но поклевок больше не было.
Больше всех огорчило это Бориса. Вроде бы три леща килограмма по полтора каждый – что еще нужно? Но он счел себя обиженным, в чем-то обойденным, и почти до темноты бродил по берегу, что-то недовольно ворча себе под нос.
– Брось, Иваныч. Темнеет уже, все одно ничего не поймаешь. Давай лучше дровишек на ночь натаскаем, а то, видишь, хмурится, дождя бы ночью не нанесло, – позвал его отец, но Борис лишь отмахнулся.
– Вот вы и таскайте, раз нарыбачились, а я еще половлю!
Ночью действительно пошел холодный дождь. Рассвет наступил серый, унылый, совсем не майский. Вода за ночь в реке поднялась еще сантиметров на тридцать и стаи леща-«черемушника» ушли куда-то в другое место. Впрочем, мы и не расстроились. Ловить в такую мерзкую погоду не захотел даже Борис. Кое-как из припасенных с вечера дров выбрали несколько сухих веток, разожгли костерок, погрелись чаем и тронулись в обратную дорогу.
– Как дела? На ушицу-то хоть поймали? – поинтересовался все тот же охранник со шлюза. Увидев лещей, он уважительно покивал головой.
– Нормально! Зашел, значит, лещишка-то. Ну и хорошо.
Мы попрощались и наш «УАЗик», разбрызгивая по сторонам воду из луж, покатил пойменным лугом к виднеющимся сквозь сетку частого дождя домикам Мордовского…
