Ненаучное примечание: палия – легендарный и неуловимый обитатель вод из мифологии угро-финских народов. Поэтому древнее выражение «поймать палию» в современном языке имеет такой же смысл, как «принести воды в решете» или, к примеру, «достать с неба звезду». То есть обещание чего-то заведомо невыполнимого.
Если коротко – мы повелись на посулы карельских ребят обеспечить хорошую рыбалку по палии. Ну что взять с доверчивых «москалей»? Начало апреля. Наш бодрый «жигуль», набитый четырьмя такими же бодрыми рыбаками и огромным количеством необходимых вещей, на полностью просевших амортизаторах проехал Медвежьегорск в направлении государственной границы. Через каких-нибудь пару часов тряски по грейдеру добрались до места. Почти.
Осталось лишь перегрузиться на местный транспорт. И с этого мгновения количество впечатлений стало нарастать подобно лавине. Первым, неприятно поразившим известием было сообщение о том, что из-за оттепелей снежный наст пропитался водой и ловля палии на Визиярви накрывается медным тазом. Мы попросту не доедем – любой снегоход буксует в таком снегу.
Но нам тут же сказали, что есть неподалеку озеро Кукас, в котором этой самой палии еще больше. Куда нас и повезут. Вторым острым впечатлением стала таратайка, на которой мы должны были проехать от поселка до зимника. На первый взгляд она была, прототипом «Руссо-Балта».
У этого автомобильного одра совсем не было амортизаторов: когда мы перегрузили на него весь багаж и кое-как разместились сами, он не просел ни на йоту. Зато по пути мы пересчитали абсолютно все булыжники. Благо грейдер был выстелен этим «оружием пролетариата».
Разогнавшись с длинной пологой сопки, железный конь по инерции преодолевал метров 70–75, после чего, напрягая свои полторы-две лошадиных силенки, проезжал еще метров 90 и останавливался совершенно выдохшийся, выпуская густые клубы пара из радиатора и скрежеща всеми своими шестеренками.
Водитель и пассажиры вываливались на обочину и начинали усиленно дымить. Затем все прекращали дымить – и машина, и люди – и мы совершали очередной бросок сквозь пространство. За каких-то три часа проехали 35 километров. Следующим этапом было преодоление местных сопок на таком же, страдающем отдышкой и высокой температурой, «Буране».
Скажу честно – после той поездки «американские горки» кажутся пресной забавой. На каждом крутом склоне «Буран» устремлялся вниз и следом в свободном полете летели мы, намертво уцепившись за низенькие борта тележки-прицепа и гадая, об какую сосну нас расплющит. По прибытии остаток вечера занимались снятием острого стресса. Сняли.
Нашим Сусаниным все эти дни был местный замечательный мужик Михаил. Для начала он нас, до зубов вооруженных мормышками, блеснами и прочая, повез ловить палию. Итог – ноль. То есть мы применили весь секретный арсенал приемов, подробно описанных в рыболовной периодике, но в итоге – ни потычки.
Миша предложил смотаться на ламбу за окунем. Мы с Борей радостно ухватились за знакомую тему: уж чего-чего, а окуней «драть» умеем. Миша оседлал «Бурана», мы уселись сзади и понеслись. Снегоход отчаянно кренился на виражах, перепрыгивал с бугра на бугор, взбрыкивал, как необъезженный мустанг, и норовил сбросить седоков. «Врешь, не возьмешь! – стучало в голове.
– Врешь, не возьмешь. Врешь, не…» Внезапно телом овладело ощущение свободного полета, за краткий миг синее небо и белые сугробы несколько раз поменялись местами и наступила звенящая тишина. Что со мной, куда я попал и где ребята? Грустные размышления прервал знакомый голос:
– Боря, интересно, чьи это подошвы из сугроба торчат? Может, кто с осени вмерз?
– Да вроде бахилы почти новые. На Володькины похожи. К тому же, мы его только что потеряли. По всему, это он и должен быть.
– Надо спросить на всякий случай: эй, в сугробе, долго там торчать собираешься?!
Ртом, забитым снегом, я что-то промычал в ответ и попытался самостоятельно выкарабкаться, но в рыхлом сугробе руки не находили опоры. Так и барахтался, пока не почувствовал, что меня, словно репку, тянут за ноги.
– И долго ты там собрался торчать? Клев кончится из-за тебя.
Клев, слава Богу, не кончился. Потому что он и не начинался. По окуням тоже вышел полный ноль.
Следующий день разнообразием не отличался. Для начала поехали за палией – ноль. Потребовалось объяснение такого невезения. Знатоки напряглись и выдали диагноз – очень высокое давление. Это успокоило, поехали на другую ламбу за окунями. Здесь, говорят, они необычайно крупные. Однако по «крупным» окуням вышел такой же ноль. Потребовалось очередное объяснение столь необычайного явления, когда бывалые рыбаки всей толпой хотят поймать и не могут.
Знатоки напряглись и вновь пролили свет истины в страждущие души: в яркий полдень окунь не клюет. От объяснения стало значительно легче и мы поехали в избушку. Благо «яркий» день кончился уже давно и наступил вечер. Напротив избы Боря просверлил лунку и через каких-нибудь полчаса увидел поклевку.
Еще пятнадцать минут и мы сообща вытащили на лед девятииглую колюшку. Мощным макрообъективом ее удалось заснять. После этого уверенно можно было сказать, что рыбалка состоялась и пора идти ужинать.
На третий день традицию решили не нарушать и поехали за палией. Вместо палии попались несколько мелких гольцов. Нам повезло – говорят, большие гольцы леску рвут на раз. А так наши снасти уцелели. Шурик по возможности интеллигентно высказался в том смысле, что поездка очень интересная, просто рыба не клюет. Вечером перед избой в той же лунке поймали девятииглую колюшку. Очевидно, ту же самую.
Потом был еще такой же бестолковый день. На обратном пути традиционная часть программы: поимка девятииглой колюшки. Потом еще такой же день, и еще… У Саши от огорчения началась акклиматизация. То есть лежит человек и ничего не хочет. Даже рыбачить. И куда-то исчезли больше трех литров спирта. Может, «акклиматизация» не причем?
В последние дни немного наладились по налиму и окуням, но это не утешало. Винили и высокое давление, и низкое, и ветер всевозможных направлений, но истина оказалась, как всегда, проста: Сашка, никому не сказав, привез с собой трехкилограммовую банку селедки, чтобы ею свой «стресс» закусывать. Да за такие штучки сразу на прикормку пускают! Какая после этого может быть рыбалка и клев. Надо ехать домой.
Обычно в конце повествования «сдают» секретные точки и снасти. Правда, секреты эти оказываются из категории ДСП, покрытые толстым слоем многолетней архивной пыли. Но, думается, в данном случае можно нарушить традицию – совсем не интересно знать, где и какими снастями мы НЕ ПОЙМАЛИ палию? У меня на нее после той рыбалки вообще появилась устойчивая аллергия.
Следующей весной мы поехали на полмесяца раньше, чтобы не попасть на раскисший снег, и уже не ставили перед собой никаких экзотических задач. Традиционные щука, окунь, плотва-живец. Все прочее – как Бог подаст. Конечно, Михаил помянул про палию, но на него так дружно замахали руками, что к ней больше никто и никогда в разговорах не возвращался.
Погода с первого же дня звенела: пронзительно голубое небо, какое можно увидеть лишь в горах, ослепительно белый снег, плотным настом прикрывший за зиму бесконечную озерную гладь, и желтые сосны, кое-как укрепившиеся между протаявшими каменными лбами. К вечеру «Буран» с прицепом довез нас до заветного Визиярви.
– Вот, ребята, в этой избушке вы и будете жить две недели. Через неделю заеду, проведаю вас. Где жерлицы лучше ставить, ловить живца – поехали кто-нибудь со мной, покажу. Там же неподалеку есть места, где и окушок постоянно крутится, и другая рыба нередко попадается.
– Это какая же?
– Ну там сижок, гольцы, палия к весне подходит.
– Вот только про палию не надо, пожалуйста.
Утром проснулись довольно рано. Чистый ли воздух тому виной, а может, абсолютная тишина, нарушаемая лишь дробью дятла по сухой лесине, но встали мы бодрые и выспавшиеся, как это бывает только в детстве.
Сегодня по сценарию первое знакомство и на особый успех не рассчитываем. Для начала пошли за живцом в указанную ламбушку, потому что его можно поймать далеко не везде. Первые лунки сверлим по московской привычке – у берега. Ведь живец весной всегда на небольшой глубине крутится. Но нет поклевок.
Лунку за лункой мы сверлим на все глубже, и лишь когда дошли до глубины пять метров, начал клевать живец. Причем на все подряд и без перерыва. Лишь бы на крючке хоть что-то съедобное было. В общем-то, нас так и предупреждали. Уже через десять минут можно было ставить жерлицы. Шурик с Борей ставят, а я решил поблеснить вертикалкой.
Вторая или третья лунка и – удар! Через пару минут щука красивейшей пятнистой раскраски запрыгала по гладкому льду, шлепая хвостом. YES!!! В это же время, пока Сашка аккуратно опускал насаженного живца в лунку, щука буквально вырвала у него леску из рук. Но это ей так даром не сошло.
Вскоре на льду лежали уже две щуки. Сашка пошел проверить жерлицы-самоловки: на трех жерлицах поклевки и обрывы в корягах. Тут уж ребята озадачились: зачем вообще ставить жерлицы, когда такое творится? Достали свои удочки и за десять минут поймали еще две щуки. И на блесну, и на балансир. К полудню клев кончился – и к лучшему.
Для первого дня более чем достаточно. Выставили дюжину самоловок, отвели за пару часов душу по окуню и пошли в сторону избы.
Впоследствии время клева повторялось независимо от погоды: около полудня затихал клев плотвичек на ламбе, следом пропадал куда-то окунь и «замолкали» жерлицы. Лишь изредка какой-нибудь туповатый налим принимался мусолить живца, да так и бросал его.
В это время можно было неспеша перекусить и браться за удочки лишь после трех часов дня.
