У тайги есть закон:
Ни к кому не ходить на поклон,
Только ей поклоняемся мы
От зимы до зимы.
А. Киреев
Говорят, что можно продать душу дьяволу. Я с ним лично не знаком, поэтому уж точно ничего продавать не собираюсь. Чего не могу сказать о нашем Русском Севере. Опоил он меня можжевеловым дыханием тайги, ледяным бризом заполярных морей и у в стельку пьяного вынул сердце да зарыл где-то на сопках.
Тридцать лет приезжаю, ищу, возвращаюсь и думаю: «Ну, на этот раз всё. Нашел». Ан нет… Обманывает Север. Раздует своими холодными ветрами еле тлеющие угольки потерянного сердца, и кажется, что оно уже где-то рядом, что почти вернули его. А окунешься в московское бизнес-болото с его четко выверенным ароматом денег и поймешь, что ничего тебе не вернули, просто дали попользоваться ненадолго.
Так и возвращаюсь каждый отпуск на Север за сердцем, как Кощей за своей иглой. Но в отличие от него, пытки зверью не устраиваю (это ж надо додуматься — утку в зайца запихнуть!). С другой стороны, нельзя отказать Кощеюшке в остроумной геолокации: всегда точно знал, что у него в чем лежит. А я вот все ищу, ищу, ищу…
ЗНАКОМСТВО
Начались северные путешествия в теперь уже далеком 1994 году. Меня с группой таких же, как я, оболтусов-студентов, отправили от института на Кольский полуостров в Кандалакшский государственный заповедник для оказания посильной помощи в учете птиц и наборе хотя бы минимальных знаний о северной орнитологии. И если с первым мы худо-бедно справлялись, то со вторым получалось не очень. Какой гранит науки, когда впереди маячат новые неизведанные земли и сопутствующие им приключения!
Вывалившись с рюкзаками в Кандалакшу — ворота Кольского полуострова, мы уперлись в пропахший какой-то редкой кулинарной гадостью зеленый деревянный вокзал, единственное яркое пятно абсолютно уныло-серого города. Оправданием тягостного бесцветья служило вполне угрюмое время лихих 90-х.
Но насколько обыденно серым представлялся город, настолько же безумно красиво разлеглась тайга за его пределами. Мхи, лишайники, кусты перемерзшей брусники, ели и сосны давали палитру красок, вызывающую зависть любого импрессиониста. Только не придумана живопись, передающая еще и запахи. А за городом пахло хорошим, настоянным годами и разогретым солнцем таежным духом, соткавшимся из двух тысяч разновидностей местной флоры.
Этот томный, густой аромат периодически остужал морской бриз с йодным запахом водорослей, обильно обнажающихся во время отливов. Между морем и сушей шла извечная война за пространство. И каждые восемь часов поочередно побеждала одна из сторон. Фронт боевых действий назывался литоралью; это переходящая из рук в руки (или что там у земли и моря?) полоска морского дна.
В некоторых местах вода могла отступать до двухсот метров, бросая на милость победителя мелкую рыбешку, моллюсков и водоросли с камнями. На этих трофеях сразу же мародерничала пернатая гопота, коей летом прилетало со всех концов света более сотни видов.
Задача считать всю эту орнитологическую орду выглядела абсолютно безнадежным делом. Наверное, нас пристрелили бы как загнанных лошадей в беспросветной гонке за статистикой, но — хвала бюджету! — заповедник быстро исчерпал лимит бензина для моторных лодок и солярки для корабля. Интенсивность учетов после этого резко пошла на убыль, чем дала возможность осваивать окружающее пространство размером с три Бельгии. Чем я занимаюсь и по сей день.
СОПКИ
Нужно быть абсолютно безразличным и ленивым человеком, чтобы, глядя на сопку, не захотеть узнать, что на ее вершине. Понятное дело, что на сейф с бриллиантами рассчитывать не стоит, но горсточку-то можно наковырять всегда. Конечно, не материальных, а эмоциональных, что гораздо важнее. Ведь материальные продашь, и останется в руках бумага. Будешь разглядывать ее абсолютно одинаковые водные знаки, пока не кончатся и они. А зарницы прошедших эмоций не истратишь. Они останутся навсегда, если с Альцгеймером, конечно, не баловаться.
Умом понимаешь, что сопка — это просто груда камней. Больших камней. Очень. Да что там!
Обалденно большая куча (до двух-трех сотен метров высотой) гигантских камней, поросших лесом, мхом и лишайником. И все это великолепие уложено, словно слоеный пирог, заботливой рукой Творца. От основания и до середины эта каменная груда порастет сухим хвойным лесом, по которому вся влага просачивается через растительность к подножью, в болота, и там рождает ландшафты, покоряющиеся только одноименным сапогам.
Выше леса устроился мелкий кустарник, переходящий в брусничники и черничники, но ягода здесь растет везде, так что уместнее считать, что кустарник просто устал от подъема наверх. Еще выше лидерство перехватывает лишайник, сводящий с ума разнообразием трех сотен видов. В этом конкурировать с ним способен только мох своими четырьмя с половиной сотнями вариантов.
Сама вершина лысеет голыми камнями два-три месяца в году, в остальное время шустро натягивает снежную шапку и носит до ее до очередного летнего полярного дня. Дойти нужно именно сюда. Пока ты ползешь, пыхтя и проклиная не то что затею подъема, а мысль о ней, внутренний бухгалтер в своих калькуляциях приходит к выводу, что местную флору можно было бы посмотреть на сопке пониже. И затыкается счетовод только на вершине, поскольку все сравнительные расчеты становятся неуместны.
Ты стоишь над миром. От ног уходит вдаль бескрайность Кандалакшского залива, соревнующегося только с его же древностью: 10 тысяч лет не шутка. На вершину соседней сопки забирается заблудившееся облако, как будто намекая о твоем законном месте на нем, а сам ты залит ярким солнцем круглосуточного полярного дня, который длится так мало — всего полтора месяца. Но именно его свет ты забираешь с собой навечно. Никому не отдашь, никто не украдет.
После трансцедентальных переживаний о такой мелочи, как грибы, ягоды и медведи, даже вспоминать не хочется. А придется… Первые со вторыми не прячутся, но и на встречу с тобой особо не торопятся. Впрочем, на сковородную жареху грибы собираются в течение двадцати минут. Ягоды предпочитают специальный ручной комбайн, чем-то напоминающий медвежью лапу, и десятилитровое ведро за два часа наполняется как-то само собой.
Медведи ищут общения, если активно разбрасывать остатки еды и не вывозить из лагеря пищевые отходы. В остальном летом человек им неинтересен, т.к. кормовая база подобна рогу изобилья: рыба, ягоды, грибы и много еще чего, что может попасться под медвежью лапу. Так что на сопках и в лесу впечатлительно, обильно и безопасно.
МОРЕ
Белое море даже летом холодное, не более +17° на поверхности. Но мы купались. Изредка приплывали любопытные тюлени и издалека глазели на это человеческое безобразие: куда ж вы в воду без ласт-то?! Мы не обижались, а продолжали упорствовать в своих заблуждениях.
В Белом море живут два вида тюленей: лахтак и нерпа. Если бы эволюция человека пошла по водной среде обитания, то в таком альтернативном мире эти тюлени заменили бы нам кошек и собак. Морда лахтака напоминает собачью с вытянутой пастью и носом, мордочка нерпы круглая, как у кошки, и такая же приплюснутая.
Похожи тюлени на свои земные аналоги не только внешне, но и поведением. Нерпа появляется из воды, бесшумно всплывая строго по вертикальной линии, и так же отвесно уходит под воду. Лахтак же делает нырок, как дельфин, но в отличие от него, часто довольно шумный. А если еще стоит хорошая солнечная погода, то можно наблюдать целое шоу. Лахтак разгоняется под водой и взлетает над поверхностью моря на полметра, чтобы потом всей свой массой шлепнуться о воду. Над этим местом повисает маленькая, можно сказать, домашняя радуга счастья с блестками брызг.
Кто-то сказал, что дурной пример заразителен, я бы добавил, что и хороший тоже. Мы бросаемся в море вслед за тюленями. Коли звезд с неба не хватаем, можно поднять их со дна морского, если нырнуть метра на три в глубину.
Повторять не советую, от холода часто сводит ноги. На глубине нет лета и зимы, там царит стабильное постоянство. Один градус тепла — это все, на что может рассчитывать ваш организм в борьбе за донный трофей. Известное место по привычке ищет приключений и традиционно их находит в виде синей кожи сразу и легкого насморка потом.
Другое дело — морская рыбалка. Берешь небольшой кораблик или большую лодку и идешь по банкам (резкое поднятие дна среди моря). Как правило, там стоит треска или селедка. Ловля осуществляется вертикальной донкой, т.е. снасть опускается в отвес прямо с борта лодки и в процессе рыбалки легонько подергивается, не столько чтобы не пропустить поклевку и подсечь добычу, сколько, чтобы просто понять, сидит или нет рыба на крючке.
Никаких специфических знаний для такого занятия не надо. Все максимально просто, рыба садится на снасть сама. Когда попадаешь на стоящий под тобой косяк, два ведра улова набираются за десять минут. Селедка идет на голый блестящий крючок. Никакой дополнительной наживки ей не требуется.
На джиг, блесну, воблер и любую белковую приманку идет местный морской бычок — кирчак. Зверь этот ужасен и прекрасен одновременно. Огромная страшная голова с маленьким телом не вызывает желания потискать неведому зверушку. И правильно. При любой опасности из головы кирчака, как телескопы, выдвигаются четыре острых шипа, да и плавники выглядят весьма угрожающе.
Но самое ужасное — это обилие гельминтов в кишечнике этой рыбы. Все эксперименты по ее разделке заканчивались эвакуацией содержимого желудка разделывающего. Так что поймаете — сразу же выкидывайте за борт.
Для трески идеальная наживка — пескожил, 25-сантиметровый червь, живущий в толще песка на литорали. Но добывать его тяжело и не везде законно, потому что он служит кормовой базой для птиц, прилетающих сюда на гнездовья.
Не забываем: все побережье и острова являются территорией заповедника. Зато законно наведаться в рандомный кандалакшский магазин в целях покупки любого белка — креветки или рыбы в качестве наживки. Пробовали говяжьи котлеты, но результат остался неизвестен из-за затянувшейся дегустации местной брусничной настойки. Так что море количеством впечатлений не отстает от сопок.
РЕКА
И где бы ты ни был, и что бы ты ни делал, а между землей и морем — река. Река, а точнее ее устье, у жителей Русского Севера занимает особое место. Несмотря на наличие на Кольском полуострове свыше 400 археологических достопримечательностей разного характера и значимости, все они с VI–VII вв. до нашей эры и по XXI век современности так или иначе указывают на главный ресурс — Рыбу.
Здесь сосредоточен основной коммерческий и гастрономический интерес местного населения и по сей день. Рыба может быть любой, но рыба должна быть семгой. Местные жители породы рыб называют соответствующими именами: щука, форель, сиг, окунь, хариус и т.д.
И только семга не имеет в разговорной речи собственного названия. Семгу называют Рыбой. Т.е. если рыбак говорит, что поймал Рыбу, это значит, он поймал семгу, а ничто иное. Для остальной рыбы существуют собственные имена, а Рыба — это эталон, вершина эволюции всех рыб, названия ей не нужно, по мнению местных жителей.
Семга занесена в Красную книгу, и поэтому ее вылов запрещен и карается уголовным преследованием. Закон здесь блюдут жестко. Надзорные органы могут вести видеосъемку ловли с квадрокоптера или фиксировать правонарушения с противоположного берега на видеокамеру. ОМОН, не церемонясь, досмотрит лодку, машину и жилище при любом подозрении.
Тем не менее есть один плюс: приезжим выдается лицензия «поймал — отпустил», местным — «поймал — изъял». Стоит и та и другая 2500 рублей в день. Дальше местные и приезжие кооперируются, исходя из финансовых возможностей последних.
Ловля семги — это раздолье для нахлыстовиков, и тут нет предела для экспериментов со снастями. Мы же коротко коснемся снасти на основе экономически демократичного спиннинга. Его длина должна быть не менее 3,5 метра, тест 7–15 г. Монолеска 0,3–0,4 мм.
Относительно наживки можно пойти двумя путями. Первый — воблеры типа Rapala Shad Rap Goldfish 7–9 г. Отлично работают, но есть шанс разгибания крючка монстром весом 12–14 кг. Пару раз были сходы именно с таким результатом. Второй путь — заброска «мух» с плавающей бомбардой. Ловля на блесну дала следующий результат: ни одной поклевки и потеря в зацепах на камнях около 20 блесен за все время рыбалки.
Семга — боец знатный, а когда попадаются экземпляры по 10–14 кило, то вываживание может занять до получаса. Даже подсечка трехкилограммовой семги может первые минуты выглядеть, как зацеп за камень. И только потом она покажет всю свою силу.
Бывает очень трудно устоять на скользких камнях, удерживая ее на спиннинге. Редко в каких местах удается получить такую длительную порцию адреналина. И, казалось бы, что может быть круче ловли Рыбы? Ан есть…
Продолжение следует.
