Охота на волка обернулась настоящей драмой с жуткими сценами. Как для охотника, так и для хищника
Возвратившись из больницы, Иван первым делом решил «похоронить» свои пальцы. Завёрнутые в клетчатый носовой платок, они по-прежнему лежали на притолоке входной двери, в сенях. И то верно — не собакам же их выкидывать! Правда, с ямкой пришлось повозиться: грунт в саду глубоко промёрз, да и неладно было управляться с лопатой и ломом одной рукой (левая всё ещё побаливала и иногда кровоточила). Так что «похороны» получились не такими быстрыми, как хотелось…
По традиции за ними полагались поминки. Захватив с собой «необходимое», Иван отправился разделить своё горе с соседом. Поминание затянулось за полночь: сосед умел слушать. И Ивану как раз было о чём рассказать…
Ту злополучную охоту Иван помнил отчётливо, ярко, в подробностях. Вначале всё шло как обычно. Последнее время он обходился без прихворавшего не ко времени напарника, с которым они подрядились охранять от посягательств «серых разбойников» фермерское стадо, поэтому стрелять поверх лобового стекла с одной правой, даже не сбрасывая скорости снегохода, вроде бы привык.
Первый выстрел, сухой и трескучий, на мгновение заглушил рокот двигателя, гулко разнёсся окрест в неподвижном морозном воздухе. Попал! По-собачьи визгливо, с бешеным оскалом волчица вертанулась пару раз на одном месте, в припадке ярости скубанула себя за ляжку, инстинктивно пытаясь достать клыками того невидимого, причинившего внезапно ей столь резкую, нестерпимо жгучую боль. Попал!
А вот явно передозированный заряд повторного выстрела дал неожиданно сильную отдачу. Поранив пальцы предохранительной скобой, пятизарядка с проворным подскоком вырвалась из непослушной на холоде пятерни и предательски соскользнула в рыхлый сугроб справа от вовсю мчавшегося «Бурана». Как бы подхлёстнутая грохотом, раненая волчица неуклюжими прыжками продолжала своё трагическое отступление. Вывалив влажный розовый язык, по грудь увязая в снегу, волоча перебитую картечью заднюю лапу, хищник медленно, но настойчиво продвигался к краю широкого оврага: там кусты, там тропа, там — спасение. Лишь бы успеть! Счёт шёл буквально на метры… Но расстояние между охотником и жертвой неумолимо сокращалось гораздо быстрее, чем между изнурённым погоней зверем и его вожделенным убежищем — оврагом.
На скорости сбив настигнутую волчицу, снегоход наехал на неё рулевой лыжей, затем вмял обессилевшее, обезумевшее от ужаса животное в снег, плотно придавив его всей своей массой. Иван спрыгнул с «Бурана». В исступлении клацая зубами по металлической обшивке мучителя, волчица свирепо зыркала по сторонам налитыми кровью глазами. Положение её казалось безнадёжным.
До упавшего в снег ружья было не больше пятидесяти шагов по прямому, проторённому гусеницами следу: туда и обратно — считанные минуты. Но Иван не торопился — главное уже позади. Для верности попрыгав на скользких, обледеневших ступеньках снегохода, всё глубже и плотнее осадив его, он смачно закурил и, довольный своей работой, не спеша отправился за ружьём.
Осмотрев ружьё, Иван огорчился: патронник оказался забит вздутой папковой гильзой с оторванной головкой. Попытка вынуть гильзу пальцем к успеху не привела. Нужен был шомпол. Как назло, ножа не оказалось ни на поясе, ни в кармане. Сетуя на свою беспечность (а всё она, спешка!), Иван кое-как выломал подходящий по длине лозовый прут и на ходу попробовал выбить им застрявшую гильзу. Вначале «шомпол» без особых помех продвигался по гладкому хромированному каналу ствола, но затем его заклинило где-то в самом конце, почти на выходе — ни вперёд, ни назад! Гильза ни с места. Ситуация начала раздражать…
Оставленная в покое волчица некоторое время лежала смирно, переводя дух. Снег под её крупным разгорячённым телом успел подтаять и осел, позволив чувствовать себя не так скованно. Импульсивным движением она выпростала из-под «Бурана» передние лапы. Это придало сил: появилась возможность дышать глубже, ровнее. Извиваясь и елозя всем корпусом, опираясь на высвобожденные конечности, волчица стала понемногу выкарабкиваться из-под придавившего её груза…
Лютый, с жёлто-зелёной искрой взгляд матёрого хищника встретился с растерянными, почти испуганными глазами приближающегося человека. Ивану было отчего растеряться: оставшись практически безоружным, он в любое мгновение мог оказаться один на один с разъярённым, доведённым до бешенства диким зверем. В агрессивности почти уже освободившейся волчицы у охотника не было сомнений. Злобно ощетинившись и рыча, поджав уши и роняя на снег тягучие капли мутной слюны, она всем своим видом выражала не только готовность к самоотверженной жёсткой обороне, но и стремление к нападению.
Медлить было опасно. Иван решился! Откинув ружьё, он изловчился и по-кавалерийски оседлал хищника, крепко обхватив коленями его мокрые от растаявшего снега бока. Не давая сопернику опомниться, как можно крепче сжимая хрящеватые корешки ушных раковин, он развернул оскаленную волчью морду к снегоходу и, распаляясь, с силой стал бить ею об острый металлический каркас. Вкус собственной крови ещё сильнее разъярил волчицу. С удвоенным остервенением она принялась огрызаться и изворачиваться. Усеянный зубами капкан мощных челюстей с устрашающим лязгом и скрежетом смыкался и размыкался, грозя сокрушить всё, что подвернётся. Что делать? Топор! И главное — не суетиться, успокоиться. Досадных, непростительных ошибок и без того наделано предостаточно.
Топор лежал под сиденьем, на самом дне. Чтобы добраться до него, необходимо снять, предварительно расшатав тугую заднюю спинку, откинуть крышку-сиденье и нащупать изгиб короткого топорища. Кисти рук задеревенели от длительного до судорог напряжения, застывшие от снега и на морозе пальцы стали совсем чужими. Улучив момент, когда сопротивление хищника несколько угасло, сдавливая коленями взъерошенную волчью холку, Иван рискнул выдернуть заднюю спинку. К его удивлению, она легко поддалась. Ударом откинув крышку, Иван по инерции чуть приподнялся.
Почуяв долгожданное послабление, пленница отчаянно, из последних сил рванулась, сделала выпад в сторону — и челюсти её моментально с хрустом сомкнулись на левой растопырившейся кисти охотника. Иван моментально отдёрнул руку. Вместо указательного и среднего пальцев торчали их куцые окровавленные огрызки. По спине волной прокатилась мелкая дрожь нервного озноба. А волчьи зубы уже впились в ногу, терзали спасительно-толстое войлочное голенище валенка…
До топора Иван так и не дотянулся. Подвернувшейся под руку длинной отвёрткой он пронзил волчицу меж рёбер где-то в области лопатки — очевидно, удар сразу достиг своей цели. После коротких конвульсивных движений тело хищника вытянулось и обмякло. Только теперь, с усилием поднявшись на затёкшие ноги, пошатываясь, Иван почувствовал, как, вызывая вялость и дремоту, по всему телу разливается пугающая, обволакивающая слабость. Откуда-то изнутри к пересохшему горлу подкатывал тошнотворный комок. Кровь продолжала хлестать.
Здоровой рукой выдернув из брюк ремень, Иван несколько раз туго обмотал им левое запястье, осторожно уложил повреждённую руку за пазуху, в тепло. С трудом погрузив и кое-как приторочив поверженную волчицу, включил стартер. К счастью, снегоход сразу завёлся. Брезгливо покопавшись в снежной каше, обильно сдобренной своей и волчьей кровью, Иван разыскал свои пальцы, непривычно белые и худые, и небрежно сунул в карман полушубка, с досадой сознавая, что заплатил за трофей слишком высокую цену. Слишком красную…
