Сверху раздался жалобный писк, такой тонкий и несчастный, как будто молящий о помощи. Не выдержав, мы побежали по лестнице вверх. На бетонном полу лежал крошечный, еще слепой котенок, дрожа от холода и тихо звал мать. Сердце разрывалось при виде беспомощного живого существа, всеми силами пытавшегося ухватиться за жизнь. Мама не выдержала, взяла пушистый комочек и положила на ладонь. Почувствовав тепло, котенок запищал еще громче, словно поняв, что у него появился шанс на спасение.
Мне так хочется есть. Может быть, мама зовёт?
— Совсем еще слабенький, – подтвердила мама.
Мальчик старался удерживать маленькую головушку, но та всё время падала, уткнувшись холодным носиком в тёплые пальчики матери. Папа подошёл к нам, посмотрел и спросил: «Тебе взять?»
Мама кивнула ему, глядя благодарно.
Главное, чтобы Чара не раздавила! – сказал он с опаской, глядя на пушистого пищащего комочка.
— Она у нас умница и все поймет…
Прижав котенка к груди и прикрыв воротником пальто, мама пошла домой, держа под руку отца. Я бежал вслед за ними, переполняемый бурлящим чувством любви к родителям, которые только что совершили на моих глазах маленькое чудо, подарив жизнь, возможно, обреченному существу.
Дверь распахнулась, щелкнул выключатель, осветив прихожую. Чара вертелась у ног, поскуливая и царапая когтями старый паркет. Чувствуя запах незнакомца от хозяйки, она пыталась понять его источник, высоко вдыхая воздух носом. Мама достала из-под одежды пригревшегося котенка, прикрыв его ладонями, и протянула руки Чаре. Собака застыла, уткнувшись влажным носом в щель между ладоней. Вдруг почуяв опасность, котенок жалобно замяукал. Чара отступила, но тут же вновь вытянулась, завиляв хвостом, и засунула нос в мамины ладони. Медленно раскрыв их, она показала хозяйке найденыша, а собака стала вылизывать пищавшего котенка, словно своего щенка.
Все наши опасения оказались беспочвенными. Чара приняла найденыша и быстро заменила ему мать. Ходила за ним, вылизывала и согревала теплом холодными зимними ночами. Котенок оказался девочкой, которую назвали Ириской. Поначалу ее кормили молоком из пипетки, но вскоре она уже лакала молоко из блюдца, смешно чихая и фыркая. Сытая и довольная, приходила к Чаре на подстилку и, свернувшись в клубок, прижималась к ней, закрыв глаза, удовлетворенно урчала.
В душе зрелой собаки, уже побывавшей матерью, просыпалась необъяснимая нежность. Она старалась вылизать спящее дитя, но та, перевернувшись на спину, начинала шалить, запуская когти в ее длинные рыжие уши, мгновенно забывая про сон. Чара, не обращая на ее шалости никакого внимания, продолжала заниматься материнскими обязанностями. Но наступал такой момент, когда котенку надоедала собачья нежность. Тогда Ириска, резко перевернувшись на спину, несильно кусала свою няньку за нос, а потом спасалась бегством, пушистым шаром катясь под кровать.
Прошло время: день сменялся ночью, недели — месяцами. Из маленького котенка выросла взрослая кошка. Серую, лоснящуюся шерсть украшал белоснежный галстук на груди. Все четыре лапы были одеты в белые гольфы, а мордочку украшала большая черная клякса во весь нос. С первого взгляда казалось, что кошка сунула нос в банку с чернилами. Так смешно и необычно выглядела она издалека. Кошка почти не расставалась со собакой. Гуляли вместе, ели из одной миски и спали на одной подстилке, прижавшись друг к другу.
На даче отец тихо позвал меня и улыбаясь указал на собаку. Чара сидела на дорожке между грядок и смотрела в сторону мышкующей Ириски. Поймав мышь, кошка приносила ее к лапам собаки. Чара благодарно принимала угощение. Убедившись, что лакомство съедено, Ириска крадучись исчезала в зелени грядок, а Чара терпеливо ждала новой порции, глядя в её сторону…
Гуляя во дворе, рядом с теннисным кортом, Чара нашла в высокой траве потерянный теннисный мяч. Желтый, дорогой мяч, не те серые дешевые мячи, которых она погрызла великое множество. Она так и не выпустила его до того момента, как не пришла домой. Зайдя в комнату, собака раскрыла пасть, и мяч, громко стукнув по паркету, поскакал к середине комнаты. Серая тень мелькнула под столом. Ириска схватила мяч передними лапами, вцепилась в него острыми зубами, проехав по инерции полметра. Потом оттолкнул его задними лапами, «полетела» за ним, смешно «пробуксовывая» на виражах.
Иногда она вышагивала боком, подняв хвост трубой, а иногда пряталась за Чарой, переминаясь словно тигрица, готовая к атаке. С этого момента этот мячик стал её любимой игрушкой. Так мы жили в одной комнате вшестером: любя и поддерживая друг друга, как одна большая семья. Люди и животные: собака и кошка, дети и взрослые…
Осень сменила зиму, а ее — весну, принеся тепло. На улицах раздавались серенады усатых трубадуров, которые дрались за внимание подруг. В душу Ириски ворвался ветер любви и страсти, пробуждающий неизвестную тягу к продолжению рода. Она ночами пропадала на улице, забыв обо всем. Все переживали за нее, ведь такого не было раньше. Бегали, искали повсюду, звали, но все было безуспешно. Чара больше всех переживала: рыжая «Ирландка» ходила из угла в угол, тихо поскуливая. Потом, видимо, устав, она шла к постилке и долго крутилась, пытаясь уснуть. Скомкав ее в кучу, с тяжёлым вздохом ложилась, уткнувшись носом. Но через мгновение поднимала голову, прислушиваясь. То вскакивала среди ночи и чокала по паркету когтями, не в силах уснуть.
Через несколько дней блуждающая кошка вернулась. Усталая и раскаянная походкой она тихо вошла в комнату и спала около суток. Придя с работы, родители увидели спящую кошку и наконец облегченно вздохнули.
— Ну, бабка, скоро будешь бабушкой. Не надо идти к гадалке! — сказал отец, гладя за ухом успокоившуюся Чару.
Собака закивала хвостом и, взглянув на хозяина своими преданными глазами, благодарно облизнула его руку, будто понимая о чём идёт речь.
У Ириски появилось пять котят. Котята были очень похожи на мать и на кота из соседнего подъезда. Пушистые, горластые, маленькие и беспомощные. Когда Ириска выбегала гулять, котята ползли к Чаре. Она, лежа на боку и прикрыв глаза, еле дышала, когда котята тыкались слепыми мордочками в ее соски. Все соседи приходили посмотреть на заботливую собаку, воспитывающую уже второе поколение котят. Мудрая Чара не обращала никакого внимания на удивляющихся ее поведению людей. Она лежала, прикрыв глаза, согревая своим теплом любимых детей. Для собаки было совсем неважно, кто они, какого цвета и породы. Важно лишь то, что ей нужны были они, и они для нее что-то большее, чем думали все вокруг.
Как часто бывает в жизни, рано или поздно кто-то покидает родной дом. Так случилось и в этот раз. Котят разобрали, и Чара с Ириской остались одни. Что-то изменилось и в кошке, и в самой Чаре, словно жизнь стала для них воспоминанием или ожиданием чего-то ушедшего. Часто лежали прижавшись друг к другу и отрешенно смотрели куда-то вдаль, думая каждый о своем. В этом взгляде читалась безудержная тоска: по детям, по счастливому времени, ушедшему безвозвратно. В углу стояла полная миска с едой, но ни Чара, ни Ириска подолгу к ней не притрагивались. Кошка ходила по коридору и жалобно мяукала, зовя своих котят. Но не найдя дома, садилась напротив входной двери, и словно умоляя, просилась на улицу. Ей казалось, что ее дети сейчас замерзают одни, что им обязательно нужна ее помощь. И она бежала в открытую дверь, выбегала во двор, металась, заглядывая во все углы, и звала, звала своих потерянных детей…
Вечером кошки не было. Все ждали, но её не приходила. Утром, едва закраснев рассвету, все вышли на улицу искать.
В тиши предрассвета звали мы Ириску.
Никто не ответил на наши призывы. Чара внезапно встала в стойке посреди густой травы, неподалеку от дороги. Сердце сжалось от страшного предчувствия чего-то плохого. Мы быстро побежали к Чаре, отгоняя плохие мысли, но — увы! В траве в неестественной позе лежала едва живая Ириска. Ее мягкая, блестящая шерсть была испачкана грязью и сгустками крови. Она тяжело хрипела при каждом вздохе, в зеленых глазах отражалась невыносимая боль и тоска умирающего животного. Аккуратно подняв кошку, мы отнесли ее домой, промыли раны и дали обезболивающее.
Поглощённая горем Чара ходила вокруг умирающей Ириски, тихо поскуливая, не зная, как ей помочь. Временами кошка, очнувшись из небытия, жутко хрипя, пыталась ползти на передних лапах, но каждое её движение отдавалось невыносимой болью в сломанном позвоночнике. Но она настырно ползла, потому что не привыкла «гадить» в родном доме. И поняв это, Чара пыталась подтолкнуть её носом, как-то помочь, скуля от переполняющей её жалости и сострадания. Этот кошмар длился два дня. Чара как могла заботилась о своей умирающей дочери. Тихонько подползя, прижималась к дрожащей Ириске и нежно зализывала саднящие раны, пыталась расправить слипшиеся клочки шерсти, но ничего не получалось.
Вдруг по телу ее пробежали ужасные судороги. Кошачье тело словно пробивал сильный разряд электрического тока, выпрямляя переломанные кости и позвоночник. Чара в ужасе отшатнулась и, скуля, смотрела на происходящее. Широко раскрыв зеленые, полные боли глаза, Ириска хрипела, царапая паркет. Из пасти пошли кровавые пузыри, и она навсегда затихла.
Старушка рыдала от отчаяния и печали. Такая скорбь овладела ею, такой муки она испытывала, что сердце сдавливало от боли.
Теперь ей осталась одна. В один момент я увидел ее на своей подстилке, прижимающей передними лапами старый желтый теннисный мячик. Она тихо лежала, положив на него рыжую с проседью морду и закрыв глаза, будто о чем-то думала. Вполне вероятно, память возвращала ее в счастливое прошлое, где слышались тихие шаги пушистых кошачьих лап и удары мячика об старый паркет.
