Из последних сил осознав, что без чужой помощи мне не выбраться, я звоню спасателю. До его приезда остается время для того, чтобы проклясть всё вокруг, в том числе и себя, и выпить чая.
С БУХТЫ-БАРАХТЫ
В тот момент, как рука приблизилась к рюкзаку за припасами, внезапно раздался звонок телефона.
— Алло!? Сергей Вадимович, привет! — я не уделил внимания имени звонившего и ответил кратко:
— Слушаю!
— Давненько вы у нас в гостях не были. Не соскучились?
Чёрт возьми, чего вы хотите? Кто вы вообще? — хотел крикнуть в сердцах, но сдержался: человек же не виноват в том, что у меня день наперекосяк. Отнял трубку от уха и прочитал: Сергей Григорьевич Б…. И как я его по голосу не узнал? Знакомы мы уже тысячу лет!
— Здравствуй, Григорий, добрый человек! Я тебя совсем не узнать! Бędzieш богатым.
— Хорошо, буду. Приедешь к кабану, с твоих денег и начну богатеть! — расхохотался в ответ директор Алтайской краевой общественной организации «Сибирское общество охотников и рыболовов» Сергей Бровко.
Я едва не стал ныкаться о своей участи, говоря о неудачном дне, но затем внезапно произнёс:
Приеду, если предоставишь свинью для разделки.
— Предлагаю тебе не с вершины, а пешком, как ты любишь. Снег пока ещё мало. приезжай, жду.
Через несколько часов прибыла помощь, после чего я завершил проверку маршрута и направился домой. Помимо прочего, обходясь по дому и занявшись некоторыми делами, я решил отправиться в ночной путь, ведь дорога знакома, а на охотничьей базе меня ждут.
Дорога далека, примерно двести километров, но безопаснее преодолеть ее ночью, чем проснуться с первыми лучами солнца и в полусне ехать это расстояние. Ночью дорога свободна от машин, и я достаточно быстро достиг базы.
Встречи были краткие, без застолий. Попили чай, обсудили планы, послушали егерей о ситуации в угодьях и отправились отдыхать. У меня никогда не было проблем со сном, а после такого дня я уснул ещё на подходе к кровати. Так проснулся в одном неснятом носке.
МИРАЖ
Первый сигнал будильника пробудил глаза. Я сел на кровать и улыбнулся, глядя на носок, который чуть сполз с ноги.
— Проснись, сонник! Упустишь зверя! — услышал я голос Григорича.
Он жарил яичницу на кухне. Несмотря на то что знал о кромешной тьме за окном, всё же взглянул в ту сторону. Темно. Бодрость отступила, и поволока дремоты начала натягивать веки. Встрепенулся, резко встал и вышел в зал. Утренний моцион не занял много времени. От благоухающего завтрака отказался, ибо многие годы обхожусь без него. Мне так легче.
Когда Григорич закончил готовить яишницу, я спросил:
— Егеря-то где? Пора бы уж!
— Не волнуйся, привезу тебя сам. Скоро же доедем.
— Ха-ха! Твои «недалеко» хорошо знаю. Снова в поля исчезнешь, а потом меня по лесу искать придется.
— Не беспокойся, рацию тебе отдам, по необходимости будешь выходить в эфир. Каждый час все будут принимать сигнал. Не заблудишься! — утешил меня Григорич и топнул ногами, проверяя осадок чулок.
Как и предполагалось, это самое «недалеко» находилось в десяти километрах от базы. Григорич внезапно резко затормозил на снегоходе и скомандовал: «Выходи!», повернулся и устремился в темноту. Семь часов утра. Я огляделся. Ничего не видно, так как до рассвета еще минимум два часа. В такой момент принято сладко закурить, но так как я не курю, что мне оставалось делать? Только идти. А куда? Да туда, куда глаза глядят. Точнее, туда, куда светит мой фонарь. В общем, достал я телефон, посмотрел на карту местности, сориентировался и пошел туда же, куда светил мой налобный фонарик. Легкий ветерок, совсем слабый морозец и мягкий снег обещали прекрасные условия для ходовой охоты.
Я медленно шел, разогревая организм, дышал во всю грудь, и хотелось петь. Все, что произошло прошлым днем, позабыто, а ничего плохого впереди я не ожидал, и поэтому шел, шел и шел, разглядывая следы зверей. Много было следов, но все они не первой свежести. Я шел к кромке небольшого водоема, рассчитывая встретить там след кабана, но мне повезло гораздо раньше. Лишь забрезжил рассвет средь верхушек деревьев, как я наткнулся на одинокий след. Секач, без вариантов.
Не зная местности, я опять полез в телефон, чтобы найти подходящее место для охоты на кабана. Но удивился: вокруг на пару километров была чистая местность. Её нарушали лишь стволы деревьев, поваленные ветром год тому назад. Иногда приходилось обходить или перелезать через деревья. Я решил временно прекратить выслеживание, ведь кабан мог залегть под одним из них, не доходя до кустарников. Когда глаза привыкли к перспективе, я вновь двинулся вперед.
Неспешно шел, аккуратно переставляя ноги в пухлом и немного влажном снегу. Примерно в восемь сорок утра его увидел. Кабан лежал головой к нему под стволом огромного тополя, сломанного чудовищным ветром на высоте метра полтора-два. Кабан, видимо, отсыпался, ибо иногда его копыта подергивались, как у утомленного дорогой человека. Ветер был не с руки, и я принял решение обойти сонца стороной, чтобы иметь возможность бить в корпус наверняка. Но каково же было моё удивление, когда, подойдя на выстрел с другой стороны, зверя на лежке не обнаружил. Стоя в растерянности и крутя головой, решал извечные вопросы, что делать и как быть, когда кабан неожиданно вышел из-за обломка ствола слева.
На расстоянии чуть более шестидесяти метров зверь стоял прямо напротив меня, словно соперник-дуэлянт, глядя мне в глаза. Вдруг он резко повернулся и бросился в сторону. Воспользоваться моментом для выбора позиции или подготовки выстрела не удалось — я лишь вскинул карабин, поймал цель в перекрестие и выстрелил.
В тот момент, как секач упал, только начинаю свой бег, я отчетливо увидел кровавую массу и розовый туман с противоположной стороны туши. Похоже, в голове у меня даже промелькнула мысль: «Есть пробитие!». Вскоре после этого я совершил свою первую ошибку.
ПОГОНЯ
Смертельно раненный зверь не подавал признаков жизни. Я, не перезарядив карабин, встав вполоборота к кабану, закинул оружие через голову, а когда повернулся, не нашел битого зверя. Бросился к тому месту, где еще пару секунд назад лежал мой трофей, и обнаружил лишь широкую траншею в снегу с кровавой дорожкой: секач полз, не поднимаясь. Глазами я пошарил в том направлении, куда вел след, но кабана не увидел. Карабин был наготове, я быстрым шагом шел по кровавому следу, шаря глазами вокруг, но зверя не видел. Более того, через десяток метров траншея закончилась, и я понял, что секач встал на копыта и ушел самостоятельно. Лишь две кровяные полоски по краям следа говорили о том, что он ранен.
Я бросился в погоню — моя вторая и, как показалось позже, не последняя ошибка. Шёл по следу раненого зверя и бормотал себе: остановись, дай ему лечь, но всё же продолжал идти. Всё в этом петляющем следе говорило о смертельном ранении, что зверь вот-вот дойдёт. А иначе как? Кабан не шел по зверовым тропам, как это обычно делают легкораненые звери. Он шел вне дорог, петлял между двух сосен, оставляя на них багровые пятна на высоте моего колена. Я видел, что ему плохо и что он ведёт себя неестественно, готовый, видимо, упасть. Но он шел. А за ним и я…
Он водил меня, часто делая петлю, шел встречным курсом по другой балке. Мы не видели друг друга и видеть не могли, но, рассматривая впоследствии трек маршрута, я удивлялся тому, что временами находились в каком-то десятке метров друг от друга, а иногда и меньше. Бывало, что пересекали свои же следы. Секач часто маскировал след в зверовых набитых тропах. Но пока кровотечение из раны было обильным, это ему не удавалось. Но вот с правой стороны его следа вместо алой струйки стали появляться отдельные капли. А вот капли совсем пропали, и лишь с левой стороны следа редкие алые бусинки, словно рассыпанная брусника, говорили о том, что я иду верным курсом. Зверь игнорировал крепи, завалы и продолжал свой непонятный маршрут. Мне же эти крепи миновать нельзя. Я обязан их проверять, ведь именно в них часто укрываются подранки, сделав крюк и наблюдая за тем, кто идет по их следу. На проверку этих мест уходила уйма времени, и, проверив их, я вновь возвращался к следу.
Слева ещё одна крепь. И вновь я ошибся. Усталость шептала: иди дальше, здесь ничего нет. И я, словно завороженный, следовал за секачом. Через пятьсот метров он повернул против часовой стрелки по кругу, и я понял, что приведет меня к тому завалу, который не стал проверять. Так и случилось. Кабан расположился под обломком березы, очистил укромное место, настриг хвоща, покормился калиной и завалился так, чтобы видеть свою тропу, а пропустив меня, ушёл в пяту по моим следам. Я был зол на себя. Скрипя зубами и ругаясь, я собирался продолжить погоню. В последний момент осмотрел лежку — она была с сильным подтеком крови. Значит, раневой канал всё же хороший и жиром его не закупоривает. И всё же кровотечение на тропе практически прекратилось. Редкие капельки через двести-триста метров помогали мне держать курс.
Искал подранка и дважды повстречал лосей, увидел множество косуль, а также однажды наткнулся на пару молодых кабанов у могучей сосны. Хотя мог добыть одного из них, этого не сделал: моя цель — подранк.
С полднем время перешагнуло. Всё чаще приходилось останавливаться отдохнуть. Рюкзак с карабином ломил плечи. Сейчас не знаю, почему продолжал погоню: отчетливо помню, что потерял всякую надежду на добор зверя. Он брел, нигде не задерживаясь. Видимо, попал не по месту. Но вот решил возвращаться на базу. Возможно, ночью зверь заляжет в крепи, и утром удастся к нему подойти. Небо из вечерне-серого уже превратилось в грозно-темное. На часах шесть вечера. Приближался сеанс связи, и как только на мой вызов ответили, передал координаты: чуть больше шести километров от базы.
— Будем скоро, Вадимыч, — услышал я по рации, и направился к лесовозной дороге.
ФИНАЛ
Всю охоту я периодически снимал видео о происходящем. Теперь это неизменный элемент каждой моей охоты. И на этой тоже временами снимал короткие репортажи, где делился впечатлениями и планами. После вызова егеря для эвакуации решил записать сюжет о неудаче и намерениях продолжить поиски утром.
Комментируя обстановку, я реагировал на разнообразные шумы то справа, то слева. Усталость сильно влияла на мысли, потому что я не сразу разобрал характерные звуки копошащегося зверя. Даже когда я пошел в сторону доносящегося звука, не сразу понял происходящее. Медленно продвигаясь, увидел темный силуэт зверя. Кабан стоял спиной и готовил лежку. Он периодически останавливался и прислушивался. Адреналин захлестнул меня так сильно, что черные пятна поплыли перед глазами. Я опустился на колено, не в силах удержать тремор рук и ног.
Продышавшись, я навел прицел на кабана, чтобы удостовериться, что это мой подранок. Оптическая прицельная система позволила рассмотреть левую лопатку: она была в толстой ледовой корке со следами крови. Мой! Меня вновь охватила дрожь, дыхание стало сбиваться. Успокоиться удалось довольно быстро. Карабин уже плавно ходил вверх-вниз согласно дыханию, локоть плотно уперся в колено, я ждал подходящего момента. Сзади подул легкий ветерок, заставил волноваться: сейчас он тебя причует, сейчас. Не успел я об этом подумать, как зверь резко поднял рыло вверх и резким движением встал ко мне боком. Я нажал на спусковой крючок. Грохот выстрела, вспышка, шлепок пули — и я потерял цель из виду. Быстрая перезарядка, возврат ствола в точку прицеливания — кабан скатился с пригорка. Есть!
Ощущение не было ни радостью, ни эйфорией. Буря эмоций отсутствовала. Я устал, опустил ствол на землю и сел на колени. Поднял горсть снега, умылся, долгое время не мог подняться, чтобы подойти к добыче. Лишь приближающийся снегоход заставил меня действовать. Спотыкаясь, я медленно пошел к трофею, постепенно наполняясь чувством, которое ведет нас к зверовой тропе.
