Мастерство Секачева в сокрытии следов и огрехи при подборе пораненного

Измотанный и поняв, что самостоятельно выбраться невозможно, жду помощи спасателя. До его приезда остаётся время на злобные мысли о всех и вся, а также на глоток чая.

С БУХТЫ-БАРАХТЫ

Как только рука пошла к рюкзаку за едой, телефон внезапно зазвенел.

— Алло!? Сергей Вадимович, здравствуйте! — не обратив внимания на имя в вызове, ответил коротко:

— Слушаю!
— Давненько вы у нас в гостях не были. Не соскучились?

Что вы хотите? Вы вообще кто?— хотелось крикнуть в сердцах, но я сдержался: человек же не виноват, что у меня день наперекосяк. Отнял трубку от уха и прочел: Сергей Григорьевич Б…. Как же я его по голосу не узнал! Знакомы мы уже тысячу лет!

— Здравствуй, Григорич, здравствуй, милый! Я тебя будто не узнаю! Будешь богатым.


— Хорошо, буду. Когда приедешь к кабанам, с твоих денег я стану богатым! — ответил директору Алтайской краевой общественной организации «Сибирское общество охотников и рыболовов» Сергею Бровко.

Чуть не стал ворчать о судьбе и о плохом дне, но внезапно сказал:

Прибуду, если свинью застрелишь.


— Предлагаю тебе прогуляться пешком, а не с вершины. Пока снег недостаточно большой. Приезжай, буду ждать.

Через несколько часов прибыла помощь, после чего, завершив расчет пути, вернулся домой. Пройдясь по дому и занявшись мелкими делами, принял решение отправляться в ночное время, поскольку путь знаком, а на охотничьей базе его ожидают.

Дорога длинная, почти двести километров. Лучше преодолеть её ночью, чем утром, выспавшись недостаточно. Ночью дорога пустая, поэтому до базы я добрался быстро.

Встреча была краткой, без застолья. Выпили чай, обсудили планы, послушали егерей о ситуации в угодьях и разошлись по номерам отдыхать. У меня никогда проблем со сном не было, а после такого нервного дня я уснул еще на подходе к кровати. Так и проснулся в одном неснятом носке.

МИРАЖ

С первыми звуками будильника глаза распахнулись. Сел на край кровати и улыбнулся, глядя на упавший носок с ноги.

— Просыпайся, сонник! Чудовище упустишь! — услышал я голос Григорича.

Он готовил яичницу на кухне. Несмотря на то, что знал о полной темноте за окном, все же бросил взгляд туда. Темно. Почему-то бодрость сразу исчезла, и поволока дремоты начала тянуть веки. Я встрепенулся, резко встал и вышел в зал. Утренний моцион не занял много времени. От благоухающего завтрака отказался, потому что многие годы обхожусь без него. Мне так легче.

После того как Григорич закончил жарить яишницу, я спросил:
— Егеря-то где? Пора бы уж!

Не нужно никого ждать. Я провожу тебя. Долго идти не придется.


— Ага! Твои «недалеко» знаю. Опять куда-то исчезнешь, а мне потом искать тебя придётся.


— Не волнуйся, отдаю тебе радиостанцию, по необходимости выходи в эфир. Каждые полчаса будет прием. Не заблудишься! — утешил меня Григорич и топотом ног проверял осадок чулок.

Как и предполагал, место находилось в десяти километрах от базы. Григорич внезапно остановился на снегоходе и приказал слезть, после чего повернулся и уехал в темноту. Семь часов утра. Я огляделся. Ничего не видно, до рассвета еще минимум два часа. В подобной ситуации принято сладко закурить, но так как я не курю, мне оставалось только идти. Куда? Да туда, куда указывает взгляд. Точнее, туда, куда светит фонарь. В общем, достал телефон, посмотрел на карту местности, сориентировался и пошел в ту же сторону, куда светил мой налобный фонарик. Легкий ветерок, совсем слабый мороз и мягкий снег обещали прекрасные условия для ходовой охоты.

Я медленно шел, разогревая тело, дышал глубоко, и хотелось петь. Все, что случилось днем ранее, забыто, а ничего плохого впереди не предвиделось, поэтому я шел, шел и шел, разглядывая следы зверей. Их было много, но все они были не свежие. Я направлялся к краю небольшого водоема, рассчитывая встретить там след кабана, но мне повезло гораздо раньше. Только рассвет забрезжил между верхушками деревьев, как я наткнулся на одинокий след. Секач, без сомнения.

Не зная местности, я полез в телефон, чтобы найти подходящее место для лежки кабана. Но вокруг на пару километров была чистая местность. Вносили коррективы стволы деревьев, поваленные ветровалом ещё годом ранее, и мне приходилось их обходить или перелезать. Поэтому решил временно прекратить выслеживание, ведь кабан мог залечь под одним из таких деревьев, не доходя до кустарников. Глаза могли уже различать перспективу, и я вновь тронулся в путь.

Шел неспешно, аккуратно переставляя ноги в пухлом и чуть влажном снегу. И примерно в восемь сорок утра увидел его. Кабан лежал головой ко мне под стволом огромного тополя, сломанного чудовищным ветром на высоте метра полтора-два. Кабан, видимо, отсыпался, ибо иногда его копыта подергивались, как у утомленного дорогой человека. Ветер был не с руки, и я принял решение обойти сонную сторону, чтоб иметь возможность бить в корпус наверняка. Но каково же было мое удивление, когда, подойдя на выстрел с другой стороны, зверя на лежке не обнаружил. Я стоял в растерянности и крутил головой, решая извечные вопросы, что делать и как быть, когда кабан неожиданно вышел из-за обломка ствола слева.

На расстоянии немногим более шестидесяти метров зверь смотрел мне прямо в глаза, как соперник на дуэли. Вдруг он резко развернулся и бросился в сторону. Выбрать позицию, подготовиться к выстрелу не успел — пришлось вскинуть карабин и, едва поймав цель в прицеле, выстрелить.

Я отчетливо видел кровотечение и розовый туман с противоположной стороны туши в тот самый миг, когда секач упал, едва начав свой бег. В голове даже мелькнула мысль: пробитие! И тут я совершил свою первую ошибку.

ПОГОНЯ

Павший зверь не подавал признаков жизни. Не перезарядив карабин, я, встав вполоборота к кабану, закинул оружие через голову. Повернувшись, обнаружил, что битого зверя нет. Бросился к месту, где еще пару секунд назад лежал мой трофей, и увидел лишь широкую траншею в снегу с кровавой дорожкой: секач полз, не поднимаясь. Глазами я пошарил в том направлении, куда вел след, но кабана не увидел. Карабин был наготове, я быстрым шагом шел по кровавому следу, шаря глазами вокруг, но зверя не видел. Через десяток метров траншея закончилась. Я понял, что секач встал на копыта и ушел самостоятельно. Лишь две кровяные полоски по краям следа говорили о том, что он ранен.

Я бросился в погоню — моя вторая и, как оказалось, не последняя ошибка. Хлопал по следу раненого зверя и говорил себе: остановись, дай ему лечь, но всё же продолжал идти. Всё в этом петляющем следе говорило мне о смертельном ранении, о том, что зверь вот-вот дойдет. Как иначе? Кабан не шел по зверовым тропам, как это обычно делают легкораненые звери. Он шел вне дорог, петлял между двух сосен, оставляя на них багровые пятна на высоте моего колена. Я видел, что ему плохо и что он ведет себя неестественно, готовый, видимо, упасть. Но он шел. А за ним и я…

Он вел меня запутанным путем, часто делая петлю, двигаясь встречным курсом по другой балке. Мы не могли видеть друг друга и рассматривая впоследствии след своего маршрута, поражался тому, что иногда находились в десяти метрах друг от друга, а иногда и ближе. Бывало, что пересекали свои же следы. Секач маскировал след в зверовых тропах, но пока кровотечение из раны было обильным, ему это не удавалось. Но вот с правой стороны его следа вместо алой струйки стали появляться отдельные капли. А вот капли совсем пропали, и лишь с левой стороны следа редкие алые бусинки словно рассыпанная брусника, говорили о том, что я иду верным курсом. Зверь игнорировал крепи, завалы и продолжал свой непонятный маршрут. Мне же эти крепи миновать нельзя. Я обязан их проверять, ведь именно в них часто укрываются подранки, сделав крюк и наблюдая за тем, кто идет по их следу. На проверку этих мест уходила уйма времени, и, проверив их, я вновь возвращался к следу.

Слева очередная крепь. Я вновь ошибся. Усталость шептала: иди дальше, здесь ничего нет. И я словно завороженный, шел следом секача. Через пятьсот метров он пошел против часовой стрелки по кругу, и я почувствовал, что приведет меня именно к тому завалу, который не стал проверять. Так и случилось. Кабан расположился под обломком березы, расчистил укромное место, настриг хвоща, покормился калиной и завалился так, чтоб видеть свою тропу, а пропустив меня, ушел в пяту по моим следам. Я был зол на себя. Скрипя зубами и ругаясь, собирался с силами продолжить погоню. В последний момент осмотрел лежку — она была с сильным подтеком крови. Значит, раневой канал все же хороший и жиром его не закупоривает. И всё же кровотечение на тропе практически прекратилось. Редкие капельки через двести-триста метров помогали мне держать курс.

Искал добычу и дважды встретил лосей, увидел множество косуль, однажды наткнулся на пару молодых кабанчиков, расположившихся у крепкой сосны. Несмотря на возможность добыть одного из них, этого не сделал: моя цель — подранк.

Время перешагнуло за полдень. Все чаще приходилось останавливаться отдохнуть. Плечи ломило от рюкзака и карабина. И сейчас не знаю, почему я продолжал погоню, ведь отчетливо помню, что потерял всякую надежду на добор зверя, потому что он брел, нигде не задерживаясь ни на минуту. Видимо, попал не по месту. Но вот настал момент, когда решил возвращаться на базу. Возможно, зверь ночью заляжет в крепи, и утром удастся к нему подойти. Небо из вечерне-серого превратилось в грозно-темное. На часах шесть вечера. Приближался сеанс связи, и как только на мой вызов ответили, передал координаты своего местоположения: чуть больше шести километров от базы. Не так и много, но идти в наступающей темноте через завалы, да еще на фоне усталости — сомнительный вариант.

— Скоро будем, Вадимыч, — сказали мне по рации, и я направился к лесовозной дороге.

ФИНАЛ

Всю охоту я периодически снимал видео о происходящем. Теперь это часть любой моей охоты. И на этой охоте я порой снимал короткие репортажи с впечатлениями и планами. После вызова егеря для эвакуации я решил снять сюжет о своей неудаче и планах продолжить поиски утром.

Комментируя ситуацию, я реагировал на разного рода шумы то с одной стороны, то с другой. Усталость сильно сказывалась на мыслительной способности, ибо долго не уловил характерные звуки копошащегося зверя. Даже когда пошел в сторону доносящегося шума, не сразу понял, что происходит. Медленно продвигаясь, вдруг увидел темный силуэт зверя. Кабан стоял задом и готовил лежку, то и дело приостанавливая работу и прислушиваясь. Адреналиновой эйфорией меня накрыло так, что черные пятна поплыли перед глазами. Опустился на колено, не в силах совладать с тремором рук и ног.

Прочистив лёгкие, я прицелился в кабана, чтобы удостовериться, что это мой подранок. Оптикой рассмотрел левую лопатку, она была в толстой ледовой корке со следами крови. Мой! Меня вновь охватила дрожь, дыхание сбилось. Успокоиться удалось довольно быстро. Карабин уже плавно ходил вверх-вниз согласно дыханию, локоть плотно уперся в колено, я ждал подходящего момента. Сзади подул лёгкий ветерок, заставил волноваться: сейчас он тебя причует. Не успел я об этом подумать, как зверь резко поднял рыло вверх и резким движением встал ко мне боком. Я нажал на спусковой крючок. Грохот выстрела, вспышка, шлепок пули, и я потерял цель из виду. Быстрая перезарядка, возврат ствола в точку прицеливания — кабан скатился с пригорка. Есть!

Радость? Эйфория? Нет, ничего этого не было. Я утомлённо опустил ствол и встал на коленки. Зачерпнул горсть снега, умылся. Не сразу смог подняться и подойти к добыче. Только звуки приближающегося снегохода заставили меня начать действовать. Спотыкаясь, я устало двигался к трофею, постепенно наполняясь тем чувством, которое ведёт нас на зверовую тропу.