Когда повар в нашем лагере узнал, куда я еду, он шепнул мне: «Не доверяйте этим людям, казахам, которые живут на западе. Они — змеи. Они не пьют и не курят. Они холодные»
Глядя на холмистую степь, окружающую горы Хэнтий на северо-востоке Монголии, легко понять, как ее народ когда-то завоевал мир. Это идеальная страна для верховой езды. Нетронутая земля, покрытая травой, плавно переходит от одного горизонта к другому. Ничто не заставляет всадника сдерживать стремительный натиск своего скакуна.
В невысоких горах над степью обитает один из трех подвидов аргали. Хангайский аргали — средний вид: меньше алтайского архара из самой западной Монголии, но крупнее гобийского архара, обитающего в пустыне Гоби, которая определяет большую часть южной границы страны с Китаем. Всех их легко узнать по характерным двойным загибающимся рогам.
Лагерь кочевника
Наш лагерь состоял из ряда круглых строений, называемых юртами. Юрты предназначены для укрытия семей от суровых монгольских зим. За исключением брезента, покрывающего конструкцию, маленькие строения построены полностью из натуральных материалов: обтесанных вручную деревянных планок, толстых войлочных пластин, плетеного конского волоса, завязанных узлами сухожилий животных.
Нам повезло, что в лагере был хороший повар. Дагва Дордж Лхагва шесть лет обучался в Англии у Джейми Оливера, и каждый вечер здесь был свой мясной фестиваль. Нашим основным источником пищи были овцы, которых Дагва привез и разделал. Поскольку внутренности портятся первыми, именно с них началась Дагва. В первый же вечер он приготовил кровяную колбасу и подал ее на большом металлическом блюде с вмятинами. Хотя на серо-голубоватые потроха особо смотреть было не на что, мы буквально накинулись на них ножами, посолили и съели абсолютно все.
После ужина, как и в каждом охотничьем лагере с незапамятных времен, мы сидели у костра и рассказывали истории. Самый старший из монголов в нашей команде, мужчина по имени Ньямаа, со злобной улыбкой и обветренным лицом, открыл бутылку сойорхола, что переводится как «родниковая вода», чтобы испытать нас в монгольском гостеприимстве.
Прежде чем отпить из налитых им чашек, мы окунули пальцы в ликер и разбрызгали капли по сторонам света, прося благословения на охоту на баранов, и произнося тосты за нашу дружбу. Родниковая вода оказалась жидким огнем, и после того, как мы несколько раз произнесли тосты, Ньямаа с удовлетворением сказал: «Вы не туристы. Вы охотники, как и мы».
От степи к пустыне
Мы ждали моего американского партнера по охоте – Джейсона Вандербринка. Как только он прибыл, мы приступили к делу. Джейсон уверенно преследовал своего барана и сделал первый точный выстрел. У нас не было весов, чтобы взвесить голову хангайского архара, но рога должны были весить около 50 фунтов (более 22 кг). Было трудно понять, как на относительно тощей шее барана можно удержать такой вес.
Перед поездкой в пустыню Гоби, нам пришлось расстаться с нашим поваром. Дагва подарил мне твердую вафлю, похожую на плитку белого шоколада.
— Это аруул, — сказал он. — Сушеный творог, который остается, когда мы делаем молочную водку из йогурта. Это легкое блюдо, его легко носить с собой, оно не портится и содержит много калорий. С вяленым мясом и водкой — отличная солдатская еда.
Я откусил кусочек квадрата. Он был твердым, с кисло-соленым привкусом, хотя и не неприятным. Я поблагодарил его, и мы загрузились в наши грузовики.
Будучи продуктом американской системы государственных школ, я не имел особого представления о Монголии до того, как попал туда. Монголия не имеет выхода к морю, зажата между Россией и Китаем, и влияние этих внушительных соседей очевидно повсюду. Но Монголия отнюдь не крошечная. По площади суши это 20-я по величине страна на земле, размером примерно с Аляску.
Чингисхан словно возвышается над всем этим пейзажем, как в переносном, так и в буквальном смысле. Считается, что он родом из региона Хангай, и во время шестичасовой поездки из Улан-Батора в наш лагерь мы проезжали мимо массивной статуи, изображающей его в боевых регалиях верхом на лошади. Он возвышался на сотни футов над сельской местностью, и вы могли видеть, как образ этого воина-завоевателя мира, ведущего своих последователей-кочевников к победе, по-прежнему занимает центральное место в национальной психологии.
Многие монголы до сих пор ведут кочевой образ жизни. Каждый год, как только зима отпускает степь, они покидают свои города и деревни и отправляются в сельскую местность, чтобы жить в своих юртах и ухаживать за животными. Летом они проводят фестивали, на которых устраивают скачки на лошадях и соревнуются в стрельбе из лука и борцовских турнирах.
Поездка из региона Хангай на северо-востоке Монголии в Гоби заняла 19 часов. Постепенно мы пробирались через полицейские контрольно-пропускные пункты и объезжали медленно движущиеся полуприцепы, изрыгавшие густые черные клубы дизельных выхлопов. Наши водители делали все возможное, чтобы объезжать самые большие выбоины и провалы в асфальте, чтобы сберечь подвеску и свести к минимуму нагрузку на наши почки. Но это была безнадежная задача.
С каждым часом пейзаж менялся. Пышные луга уступили место твердой песчаной почве, на которой росли лишь отдельные заросли желтой травы. Ближе к вечеру мы съехали с асфальтированной дороги рядом с заброшенным городом на краю пустыни. Массивные здания вырисовывались пустыми за заборами, увенчанными ржавыми спиралями колючей проволоки. У въезда в город стояла старая гусеничная ракетная установка.
На окраине заброшенного города были трущобы. Мы ехали по лабиринту из гофрированного металла, фанеры и ветхого нейлонового брезента. В бочках рядом с самодельными сооружениями горел костер. За исключением нескольких лиц, выглядывающих из хижин, единственными признаками жизни были собаки, гуляющие по улице. Они были не из тех, кого можно погладить.
Мы направились прямо через пустыню, водитель ориентировался по компасу на приборной панели. Глубокой ночью на горизонте появился свет, и наш конвой изменил курс в его сторону. Со временем я понял, что это была радиовышка, окутанная мощными белыми огнями — маяк для путешественников в пустоте.
На его базе располагался небольшой склад горючего, который выглядел так, словно был снят со съемочной площадки «Безумного Макса». Один из наших водителей постучал в дверь — разбудить кого-нибудь, чтобы мы могли заправиться.
Сразу после полуночи мы остановились в лагере, комплексе с низкими кирпичными стенами, отчетливо видимыми в ярком свете звезд. Нам предложили поесть, но мы отказались. Мы ехали без остановок почти сутки и хотели только спать.
Мы встали сразу после 4 часов утра, все еще уставшие, но жаждущие поохотиться. Мы припарковались у подножия каких-то красноватых гор, и пошли пешком по тропе из острых камней. Нигде не было видно ни кактуса, ни клочка травы. Вскоре мы заметили вдалеке пару групп барашков. Хотя архары гоби — самые маленькие из трех подвидов, они все равно впечатляют.
Я провел день с Джейсоном, пытаясь найти барана, в то время как Крис Метц, наш приятель , быстро справился со своей охотой. Команда Криса заметила его барана за милю и наблюдала, как он улегся спать в ущелье. Зверь стоял спиной к скале и насесту, который давал ему обзор на 270 градусов. Они подкрались к барану сзади, пытаясь угадать его местоположение, пока переползали через хребет на четвереньках. Но когда они взобрались на скалу, баран от них и убежал.
Гид Криса заблеял, остановив барана на некоторое время, чтобы охотник смог поразить его со 117 ярдов (107 метров) из своего пистолета 6.5-284 Norma. Его гобийский баран оказался старым воином, ободранным с обеих сторон, и, по оценке гида, ему было 11 лет.
Джейсон подстрелил еще одного барана рано утром следующего дня, после чего мы упаковали наше снаряжение и загрузились в машины. Плохая новость заключалась в том, что нам предстояло 24 часа ехать обратно в Улан-Батор, после чего мы должны были улететь в западную часть Монголии. Хорошей новостью было то, что теперь мы могли сосредоточиться на моем алтайском архаре — баране, на которого у меня было разрешение.
Монгольское ружье на барана
В конце концов, мы приземлились в Баян-Ольги, самой западной провинции Монголии, населенной казахами. Этот регион сильно отличается от остальной части страны. Во-первых, доминирующей религией здесь является ислам; большая часть остальной страны исповедует ту или иную форму анимизма (вера в существование души и духов, в одушевлённость всей природы). Во-вторых, мало кто из казахов говорит по-монгольски; казахский — их родной язык. Монголы еще реже говорят по-казахски, и это отсутствие общения приводит к определенной степени взаимной подозрительности и недоверия.
Когда Дагва, шеф-повар в нашем первом лагере, узнал, что я еду в Баян-Ольги, он отвел меня в сторонку:
— Не доверяйте этим людям, казахам, которые живут на западе. Они — змеи. Они не пьют и не курят. Они холодные.
Пока наша группа пересекала Монголию, нашему экипировщику удалось раздобыть для меня винтовку. Ее каким-то образом позаимствовали (я не задавал слишком много вопросов) у монгольского полицейского. Это был гладкоствольный Tikka T3X под патрон Creedmoor калибра 6,5. Хотя я оценил вкус полицейского в отношении винтовок и патронов, его выбор оптических прицелов оставлял желать лучшего. Это был 3-9X китайского производства с простой двойной прицельной сеткой. Смотреть через него было все равно что любоваться Пекином в пасмурный день.
Вместе с винтовкой я получил коробку патронов. Теоретически, я должен был стрелять пулей Federal’s Terminal Ascent, которая на тот момент была совершенно новым изделием. Пуля идеально подошла бы для этих архаров, что уже продемонстрировал Крис Метц на двух своих баранах. Она спроектирована так, чтобы быть чрезвычайно точной и при этом обеспечивать хорошие результаты на больших дистанциях. Я использовал их с тех пор, как были представлены первые прототипы. Это был один из моих стандартных боеприпасов для тестирования новых винтовок, и я добыл с их помощью несколько животных ранее.
Я также видел, как они работают на дичи других охотников. И действительно с нетерпением ждал возможности испробовать их и на этой охоте. Вместо этого у меня было 20 патронов чешского производства для моей оптической системы Tikka.
Наша охотничья группа покинула Баян-Ольги на трех машинах: Джейсон на одной, Крис на другой, а мы с Ареном на третьей. Мы разделились, так как каждый из нас направлялся в свой охотничий район. По пути в лагерь мы с Ареном остановились в степи и установили картонную коробку на расстоянии 100 ярдов (91,5 метров), чтобы заранее проверить одолженный прицел Tikka.
Мой первый выстрел был плохим. Низко и на пару дюймов правее. Второй выстрел почти коснулся первого. Я ввел корректировки и настроил дальность. Новый выстрел попал в нарисованное нами яблочко. Винтовка была хороша в обращении, как никогда.
Первая вылазка
Казахи совсем не походили на змей, но они явно были напряжены. Их лица ничего не выражали, когда они разговаривали, по крайней мере, поначалу. Главный гид показался мне самым дружелюбным из всех. Его главный помощник, который всегда носил традиционную одежду и имел резкие черты лица, словно высеченные из гранита, сохранял внушительное выражение.
Во время представления мы стояли кругом и кивали друг другу, когда каждый мужчина называл свое имя. Это был предел нашего устного общения, учитывая, что языковой барьер между нами был более серьезным, чем окружающие нас горы.
Как американец, я говорю только по-английски и немного по-испански, что было совершенно бесполезно в Монголии. Мой партнер Арен, замечательный парень, который очень средне говорил по-английски, но свободно говорил на своем родном турецком. У нас в лагере был этнический монгол, который официально был нашим переводчиком — он немного говорил по-турецки и немного по-казахски. Все это было бы не так уж и плохо, если бы все казахские гиды в лагере могли говорить по-монгольски. Но это удалось только двоим, и то еле-еле.
Типичный обмен репликами проходил примерно так. Я поворачивался к Арену и спрашивал: «Сколько времени до обеда?» Он спрашивал переводчика. Переводчик и казахи переговаривались. Затем переводчик отвечал Арену на его версии турецкого. В этот момент Арен смотрел на меня извиняющимся взглядом и говорил: «Они сказали, что ты можешь мочиться, где захочешь».
Что мне удалось выяснить перед отъездом из Баян-Ольги, так это то, что моя команда последние 15 дней провела в горах в поисках баранов. Они особенно надеялись, что мы сможем найти одного из них — старый, впечатляющий экземпляр, на которого они безуспешно охотились предыдущие два года.
К тому времени, как я прибыл в лагерь, у нас оставалось всего четыре дня на охоту. Поэтому мы, не теряя времени, доехали на старом внедорожнике главного гида до максимально высокой точки, а затем поднялись пешком по хребту. Мы повторили это упражнение несколько раз в разных точках, и, в конце концов, заметили группу примерно из пятидесяти баранов.
Мы подобрались ближе к ним, делая все возможное, чтобы валуны или возвышенность оставались между нами и этой сотней глаз. Пришлось преодолеть пару миль и использовать каменистый выступ, чтобы спрятаться за ним. Мы находились на расстоянии в 390 ярдах от стада (чуть более 350 метров) и в 200 футах над ним (более 60 метров).
Наблюдая за баранами несколько часов, гиды объясняли, каких животных они считают возможными добыть. Из пятидесяти баранов только два оказались нужными. Все дружелюбие, с которым я столкнулся при нашей первой встрече с казахами, испарилось, пока мы лежали в засаде. Они хотели знать, что именно я хочу сделать. Я спросил, был ли в группе тот большой старый баран, о котором они говорили ранее. Ответ был отрицательным.
Много лет назад я охотился на архаров на Аляскинском хребте. Это была одна из самых сложных охот в моей жизни, и по истечении двух недель я вернулся домой с пустыми руками. Здесь у меня была пара действительно хороших баранов на выбор, но это было только началом моей охоты, и я не хотел так скоро нажимать на курок. Я спорил сам с собой, не зная, что делать. Наконец, я сказал, что хочу продолжать охоту. Гиды оставались бесстрастными, когда мы забирались обратно в грузовик, и я задавался вопросом, не совершил ли я только что огромную ошибку.
Российский внедорожник
Вернувшись в лагерь, главный гид сказал мне, что они найдут большого барана, и он поехал в горы на своей лошади, в то время как другие гиды разъезжали на мотоциклах. Его главный помощник с суровым лицом уставился на меня и смотрел, прежде чем вскочить на свою лошадь и ускакать.
Позже в тот же день мы узнали, что они заметили того самого неуловимого барана. В лагере с нами был егерь — правительственный чиновник по охране дикой природы — и мы с Ареном втиснулись в его джип российского производства, втиснувшись в пространство размером примерно в два раза больше магазинной тележки. Когда мы вчетвером покидали лагерь, набежала волна темных туч, и пошел дождь.
Без сомнения, вы слышали о легендарной надежности российской военной техники. Когда мы взбирались в гору на встречу с главным гидом, джип отказал. Когда это случилось в первый раз, егерь схватил пару двухлитровых бутылок, наполненных водой, и потряс ими над радиатором и блоком двигателя, создавая клубы пара. Он завел двигатель, и мы снова тронулись.
Однако вскоре джип протестующе заурчал, затем мотор кашлянул и заглох. Потребовались еще две бутылки воды. В салон машины потекло уже куда больше пара. Каким-то образом во всем этом волнении егерь умудрился потерять ручку, управляющую дроссельной заслонкой двигателя. Он ругался сквозь стиснутые зубы, работая плоскогубцами. Пока он заводил двигатель, я посмотрел на седловину горы, до которой мы пытались добраться.
Дождь теперь лил сплошным потоком, подгоняемый косым ветром. Через гребень перевала ехали главный проводник и его главный помощник на своих лошадях. Они были в длинных одеждах и широкополых шляпах.
Импровизируй и преодолевай
На следующее утро мы снова были в горах, и нам удалось найти группу баранов, в которой находился старый заветный персонаж. Правда, мы также умудрились спугнуть стадо за горизонт. Это привело к еще нескольким часам пеших прогулок и разглядывания в бинокль, но, в конце концов, мы снова заметили их, пересекающих далекий хребет.
Преодолев все расстояние пешком, и оказавшись в паре миль от животных, мы с главным гидом отправились на вылазку вдвоем. Ряд скалистых выступов прикрывал наш подход, когда мы переходили от одного дренажа к другому. Наконец, мы взобрались на полосу скал, которая позволила хорошо видеть всех баранов — стадо, по крайней мере, 50 штук, бродило на расстоянии 450 ярдов (чуть более 410 метров). Учитывая размеры этой страны, я считал, что нам повезло, что мы подобрались так близко.
Но теперь мы столкнулись с парой серьезных проблем. Сначала ни я, ни мой гид не могли понять ни единого слова из того, что говорили друг другу. Я жестом показал на старого барана, спрашивая, тот ли это самый. Он кивнул. Но на самом деле, где в этой массе был тот заветный баран, я понятия не имел.
Проблема заключалась в том, что все бараны казались мне одинаковыми. Виновата была моя неопытность в обращении с этими животными. Честно говоря, я не знал, на что смотрю. Представьте, что вы взяли бы кого-нибудь, кто никогда не видел старого оленя, и поместили бы его в стадо из пятидесяти особей.
В итоге, мы поступали так, как поступали пещерные люди — рисовали друг другу картинки. У меня были блокнот и ручка, и я отдал их моему гиду, чтобы он показал мне, где в группе находится старый баран. Он нарисовал круги, и закорючки, и черточки, и пару цифр с символами рядом с ними для наглядности. Всякий раз, когда он ставил пометку на бумаге, я пытался расшифровать ее значение и возвращался к своему биноклю в надежде найти нужного барана. Это продолжалось почти час. Мы оба были расстроены. Неровное ложе из камней, на котором мы лежали, тоже не улучшало нашего настроения.
Затем что-то щелкнуло внутри меня. Я еще раз просканировал стадо глазами и заметил, что один баран лежит, вытянув голову, как лабрадор, спящий перед камином. Я увидел его рога и разглядел дополнительную длину его завитка. Это было откровением. Я посмотрел на своего гида, кивнул и сказал: «Я вижу его». Хотя он не мог понять моих слов, выражение облегчения на его лице было как нельзя более выразительным.
Теперь мне предстояло решить еще одну проблему: как стрелять из этой чертовой штуковины. Моя винтовка была достаточно точной на 100 ярдах (чуть более 90 метров), но на 420 (385 метров) — расстояние до барана — мне пришлось только гадать, что из всего этого выйдет.
Проблема усугублялась плохим оптическим прицелом. Хотя в моем бинокле Leica баран был достаточно четким, в оптическом прицеле он бы размытым. Положение тела при стрельбе тоже не помогло. Я не мог рисковать, взбираясь на гребень, за которым мы притаились, чтобы стать устойчивее, из-за страха быть замеченным.
К счастью, за эти годы я отстрелял тысячи патронов из 6.5 Creed, так что у меня все получилось. Кроме того, ветер был не сильный, и за это я был благодарен природе. Тем не менее, я никогда не получал столько удовольствия от одного выстрела. Я устроился с винтовкой как мог, проклиная мутную оптику, и подождал, пока баран встанет на ноги. Примерно через 10 минут он поднялся. Как только он оторвался от своих соотечественников, я собрал себя в кучу и выстрелил.
Из-за крайней паршивой позиции для стрельбы я потерял его из вида после отдачи. Первое, что я сделал, это крикнул: «Я попал в него?», забыв в тот момент, что мой проводник не мог меня понять. Я смотрел в оптический прицел, когда стадо начало удаляться, надеясь увидеть своего барана. И заметил его, идущего в противоположном направлении — к нам. Он слегка пошатывался, и мое сердце усиленно забилось. У меня был еще один патрон в ружье, и, поскольку он приближался, я выстрелил второй раз. Он упал. Мы с моим гидом посмотрели друг на друга с равной долей облегчения и недоверия, затем начали смеяться и хлопать друг друга по спине.
По всей вероятности, я никогда не подстрелю другого такого отличного животного, как мой архар. Его тяжелые спиральные рога имели длину чуть менее 60 дюймов (чуть более 1,5 метров) с каждой стороны.
Когда мы вернулись в лагерь, все были в радостном настроении — даже помощник главного гида с каменным лицом. Мы разделали барана и приготовили немного мяса, которое съели с рисом. Мы также выпили много водки, чтобы отпраздновать это невероятную охоту. Тот факт, что нам удалось убить барана, который ускользал от этой команды более двух лет — особенно с учетом того, что они так усердно следили за ним в течение двух недель, прежде чем я добрался туда, — был источником большого удовлетворения.
Чем больше мы поднимали тосты друг за друга, тем легче становилось общаться. Они хвалили мою стрельбу. Я похвалил их умение выслеживать дичь. Мы похвалили мастерство друг друга как охотников. Это был настоящий праздник любви — ни намека на прохладу или сдержанность, которые можно было почувствовать или увидеть ранее.
В какой-то момент каменный человек поднял руки, призывая всех к тишине, и устремил взгляд на меня. Он хотел сказать что-то важное. Он хотел, чтобы я кое-что узнал, и сказал мне об этом в процессе нашего прерывистого перевода: «Если бы ты застрелил этого барана в первый день, мне было бы грустно». Я подумал, что мне тоже. Никогда в жизни я не испытывал такого облегчения от того, что не разочаровал кого-то, кого я ранее никогда не знал.
