Античный историк вывел формулу почти всех войн, случившихся в мире: «…возвышение Афин и страх, который это возвышение внушило Спарте, сделали войну неизбежной». Конкуренцию Китая и США и «неизбежность их военного столкновения» даже назвали его именем — «ловушкой Фукидида»
История изобилует дошедшими до нас примерами таких «ловушек». А сколько случившихся «ловушек» не нашло своего Фукидида?
Развал СССР и единого социально-экономического пространства, хоть формально и «разложенного» по «республиканским» полкам, история относительно недавняя, но и она, как водится, расставила свои «ловушки». В них попало и охотничье постсоветское пространство. А вместе с ним и населяющие его миллионы охотников и пока еще сотни миллионов перелетных уток, гусей и куликов.
Почему на этом пространстве, куда ни посмотришь, обязательно увидишь неестественную политическую или экономическую «конструкцию» в виде границ, таможен и прочих «санитарных кордонов», разделяющих это пространство, бывшее столетиями единым, а людей, считающих его своим домом, превративших в «иностранцев»?
Почему попытки выстроить на этом пространстве, что-то «самостийное» без России и русских, превращается, как кто-то очень точно обозначил этот процесс, в «неслучившуюся Швейцарию»?
Почему перелетных гусей-лебедей, оказавшихся в течение нескольких дней или недель в одной из них, «маленькой, но гордой», считают «своими» или, наоборот, «чужими» и «лупят» бесконтрольно «без ограничений», или, под улюлюканье зеленых, «охраняют» «без ограничений»?
Наверное, прежде всего потому, что СССР не был приспособлен к расчленению. Он вышел из империи и остался империей. Границы внутри него, начертанные «отцами-основателями», были весьма условны. Пестрая мозаика островов «цивилизации» граничила с «нецивилизованным» пространством.
Пространством огромным, набитым добром — «ископаемым» и «самовоспроизводящимся». Все это пространство было окаймлено естественными природными границами — реками, морями и горами, до которых за столетия дошел русский человек всяких разных национальностей и на них остановился, вобрав в себя еще больше национальностей и став главным естественным компонентом евразийского человеческого ландшафта.
Почему главным? Наверное, потому, что не стремился «вынуть» душу даже у самой маленькой национальности на этом пространстве. А вовлекал в общее дело. И щедро делился навыками и умениями, и к этому делу тянулись. Он первым вековую сказку о справедливости сделал былью. Кто бы что бы ни говорил. И все на этом пространстве это видели. Он был первым и, понятно, наделал много ошибок. Но советский проект был грандиозен и заодно вытащил многие окраины из феодализма. А некоторые из еще того, «чингисхановского» замеса. Он разрушил отвратительную мировую колониальную империю, придушил фашизм и отправил человека в космос. Он создал огромные материальные богатства, став второй экономикой мира, которые служили народу. И не только своему. Поступки-свершения этого народа стали такими же «мифами», как и «мифы древней Греции».
Никто никуда из этого пространства «выходить» не хотел. Ну почти никто. Весенний референдум 1991 года это и подтвердил. Это «пространство» — сообщающиеся сосуды. Климатические и социально-экономические циклоны, антициклоны и ураганы всегда захватывали это пространство целиком. Построить на нем «отдельно взятую Швейцарию» не получалось и не получится.
Ни Даниилу Галицкому в золотоордынские времена, ни сейчас, в золотоанглосаксонские. Сколько бы ни лаяла «западная бешенная собака» о том, что «будет как в Швейцарии», «не надо бояться России» и сколько бы ни напяливала на себя овечьих и прочих «гринписовских» шкур. Этому конкуренту-хищнику нужны ресурсы, и он в погоне за этой «золотой антилопой» будет пытаться попасть в наше с вами «жизненное пространство» снова и снова. И где-то ему это уже удалось. Руины тракторного, как и 80 лет тому назад в Сталинграде, расчлененная единая энергетическая система или ликвидированная охотничья отрасль не пример ли того, что она уже здесь?
Во всем мире вокруг «охотпользования» крутится огромное количество высокотехнологичных «бизнесов». Начиная от «большой фармы», пищевой, гостиничной индустрии и кучей прочих, включая технологии дичеразведения, защиты авиации от птиц и заканчивая оружием, снаряжением, тепловизионой и прочей оптикой и т.д. и т.п. «Зеленые технологии» по оттеснению конкурентов от охотничьего ресурсного пирога, например, AEWA, тоже «бизнес». Общая «капитализация» мировой охотничьей отрасли именно оттуда. Но там все отталкивается от высокотехнологичной, самой передовой биологической науки, тесно связанной с охотоведением.
Промашки с прогнозом «урожая» там нет. У нас это все было. В ЦНИЛе, ВНИОЗе. На ученых советах Главохоты. Там была лучшая биологическая и охотоведческая наука. По мировым меркам. Сейчас ученых-охотоведов мирового уровня, да еще и принципиальных, в стране осталось немного. Недавно из охотничьего НТС МПР демонстративно вышел профессор А.А. Данилкин. Прямо во время заседания, ввиду очевидной антинаучности некоторых принимаемых решений по Правилам охоты. О каком прогнозе «урожая» может идти речь? С наукой в охотоведении на постсоветском пространстве беда. Она «отделена от государства». Тоже «бизнес»?
Охота в России и всего постсоветского пространства тоже оказалась в «ловушке». Андрей Корабельников, до недавнего времени главред военного охотничьего журнала, переслал мне интервью Forbes с Кажимом Джумалиевым из Казахстана под названием «Как охота помогает сохранять природные ресурсы и приносить прибыль». Сам же Корабельников недавно опубликовал в «РОГ» свое интервью с руководителем охоты в Беларуси Александром Козорезом. В первом интервью известные рассуждения о «трофейной охоте»: богатый человек заплатит дорого за уникальный трофей, а деньги пойдут на «охрану природы». Устоявшаяся схема взаимодействия богатых европейских охотников-коллекционеров со многими африканскими и азиатскими странами.
Неоколониальная? «А почему бы и нет?» — скажет охотник-коллекционер или нефтяной шейх, любитель соколиной охоты на стрепета в том же Казахстане. Мигрирующего на Аравийский п-ов стрепета становится все меньше и, как говорят, «Магомед идет к горе». С чемоданом денег. Во втором интервью показано, что может быть с «лесным урожаем» российских охотников, если мы вернемся к Главохоте. В первом: «ЮНЕСКО признала охоту с беркутом и казахской собакой тазы нематериальным наследием. Это доказывает, что охота в Казахстане была и будет всегда… Потому что охота для нас, номадов, генетически обусловлена».
С этим можно и нужно согласиться. Но только отчасти. Сколько граждан Казахстана охотятся с тазы? Полагаю, немного. А с беркутом? Еще меньше. Наверное, это несколько процентов от всех охот в республике. А остальные как минимум 85 % охот, номадов и не номадов? Догадались? Это охоты на уток, гусей, куликов. Тут без системной организации охоты и науки, без тесного сотрудничества с соседями по этому общему «миграционному пространству» и организации их совместного использования и охраны «… браконьеры скорее всего уничтожат всех животных».
Кажим Джумалиев, как он сам себя позиционирует, ученик московской биофаковской школы, считает более важным умение «построения алгоритмов для решения задач», а не умение различать «условно амебу от инфузории». И, хочется надеяться, в этом контексте, наверное, у него и в республике есть понимание того, что главное целеполагание, определяющие задачи и алгоритмы их решения — это благополучие большинства казахских охотников с их массовыми охотами.
И биоразнообразие популяций уток и гусей, а потом уже мархуров и бухарских оленей. Потому что и то и другое в прямом смысле этого слова в руках массового, правильно воспитанного, подготовленного и организованного охотника. И невозможно без тесного взаимодействия массового организованного охотника всего постсоветского пространства. Зато возможно попадание в «ловушку» той самой «неслучившейся Швейцарии».
Теперь о Белоруссии. Там действительно навели порядок с «лесным урожаем» и браконьерство жестко пресекается. Тех же лосей стало много. В свое время мои студенты из Белоруссии, взрослые, опытные и мудрые мужики, рассказывали об «отсутствии» рыбы в смоленском приграничье и ее «волшебном» появлении в союзном государстве. Потому, что у Батьки за электроудочку давали реальный срок.
А что с «не лесным» «урожаем»? Мигрирующей пернатой дичью из Белоруссии управлять сложно. Хотя из Брюсселя с помощью AEWA до сих пор пытаются. И наш союзник несколько лет назад таки напялил на себя эти «бусы». Однако если бы Александр Козорез возглавил охоту в нашем союзном государстве и получил полномочия, то через год-два в России появилась бы Главохота.
А Беларусь, выбросив «бусы», да и Казахстан вместе с Россией, заключили бы свое соглашение об использовании и охране этого мигрирующего ресурса. И к нему «подтянулись» бы многие государства. Это было бы настоящим кошмаром для «западной бешеной собаки». Но ее по этому поводу почему-то никто не беспокоит. И это «благодушие» как минимум удивляет.
Основная линия нормативно-правового разлома в России, да и на всем постсоветском пространстве, может быть, исключая Белоруссию, по-прежнему проходит (в России с принятием 209 ФЗ) между интересами массового охотника (большинства) и интересами небольшой группы владельцев «охотхозяйств-швейцарий», пытающихся организовать для них максимально «вольготный» нормативно-правовой режим: поменьше всяких «мониторингов» и прочей «ерунды» и побольше всяких охот, желательно круглогодично. Но они все равно нерентабельны, требуют больших затрат и остаются «чемоданами без ручки», «несостоявшимися швейцариями». Небогатое население (а это основной, главный охотпользователь) ориентировано в основном на природный «дешевый» ресурс, «мигрирующую пернатую дичь», а не на «хозяйский», с неадекватной «добавленной стоимостью».
Только федерально-отраслевое системное охотпользование с его обязательным оперативным миграционным мониторингом может «вписать» эти «латифундии» в региональные схемы использования относительно «дешевых» ресурсов. А пока охотпользование — «территория безответственности и непрофессионализма». Охота на мигрирующую пернатую дичь в России и всем постсоветском пространстве по-прежнему без адекватного нормативно-правового обеспечения, включая мониторинг и международные соглашения, что несет колоссальные риски, связанные с «биологической безопасностью», экономические потери и социальные напряжения.
Из нынешней «нормативной темноты» некогда могучего российского охотничьего хозяйства по-прежнему раздается вой «санитаров леса» и их «зеленых» друзей, а иногда, обозначая свое присутствие, красным высвечивают глаза «бешеной собаки», охраняющей «мигрирующую пернатую дичь» от российского охотника.
