В течение многих лет мы периодически совершаем весенние охоты на самый север Вологодской области. Там сходятся границы Вологодской, Архангельской и Карельской областей. Места там сказочные: множество рек, красивые тайговые леса, рыбалка, охота – что еще нужно для счастья? Меня привлекает не столько добыча, сколько возможность погрузиться в дикую таежную природу, жить на берегу речки, дышать свежим воздухом. В прошлом году четверо из нас на двух внедорожниках снова отправились в эти замечательные места.
По прибытии остановились на берегу красивой реки. День прошел в обустройстве лагеря и отдыхе после дороги. На следующий день, оставив дежурного в лагере, отправились на глухариный ток. Дорога была длиной около десяти километров. Нам предстояло перейти две разлившиеся лесные речки, почти заливая болотники.
Несколько десятилетий назад здесь активно вырубали лес. На пути попадались заросшие вырубки. Останавливались в забытых лесорубами зимовьях на берегу красивой реки. Одно было совсем разрушено: провалилась крыша и пол, рухнули стены. Другое сохранилось. В нём была печка. Конечно, она сильно чадила, но жить можно было. Попили чайку и легли спать.
Подъем традиционно в два часа ночи. В три по навигатору добрались до тока и стали слушать. Глухарей было много, но пели плохо: постоянно замолкали, иногда на 15-20 минут лишь каркали, но не точили. Вел себя крайне осторожно. Я тщетно пытался подойти к трем петухам. К последнему подошел на выстрел, но он замолчал. Разглядел его в ветках, но в темноте боялся спутать с сучком. Решил дождаться, когда шевельнется – выстрелю. Но глухарь молчал. Так продолжалось минут двадцать.
Подумал я: наверно, действительно сучок. Вдруг глухарь издал звук и шевельнулся. Поднял я ружье. Птица бесшумно сошла с ветки и, спланировав вниз, мгновенно скрылась в темноте леса. Стоя раздосадованный, как вдруг услышал пение ещё одного лесного великана.
Начинаю приближаться и ощущаю тревогу. За годы одиночных путешествий у меня появилось шестое чувство. Я чувствую крупных животных. Иногда даже проснувшись ночью в палатке от какого-то напряжения, я знаю, что рядом крупный зверь. Так и сейчас я знаю, что рядом кто-то есть. Годом раньше здесь мы спугнули лося, он, убегая, долго трещал ветками. Сейчас абсолютно тихо. Так по тайге может ходить только медведь. Я подходил к поющему глухарю, а напряжение росло. В какой-то момент я понимаю, что дальше идти нельзя. Останавливаюсь и жду. Страха нет, даже картечь не перезаряжаю. Есть только сильное чувство тревоги.
Ждал пять минут, десять, глухарь все это время пел. Через пятнадцать минут в двадцати метрах от меня послышались шаги. В еловом подросте кто-то как человек шел, шлепая по лужам. Слышно было даже шуршание веток по шкуре. Зверь прошел передо мной. Чувство тревоги сразу прошло. Я продолжил путь к глухарю. Там, где слышались шаги, на остатках снега были свежие медвежьи следы. За время ожидания совсем рассвело, птица издалека меня увидела и улетела. Подошедшие товарищи также сказали, что видели свежие следы медведя и разрытые муравейники. По следам хозяин леса пошел в мою сторону.
В этот день победа осталась за противниками. Мне же было всё равно: прекрасная песня и птицы – чего ещё желать?
В течение дня один из стрелков вернулся в базовую точку, и вместо него прибыл другой. В тот день глухари практически не кричали, мы снова вернулись без добычи.
Следующим утром часть компании разъехалась по домам, а я с другом задержались. Хотел ещё раз заглянуть в зимовье и попробовать повезёт мне на току.
Вечером у костра в тайге вода в котелке закипала на чай, как вдруг я услышал гул. Звук напоминал гул роя комаров, забившихся под полог палатки. Что это? На земле еще лежал снег, и насекомых не было. Я отошел от зимовья метров на триста в каждую сторону. Звук везде был одинаковый. Вспоминалось рассказ одного охотника, который весной в тайге услышал странный шелест в лесу. Оказалось это был звук лопающихся почек. Может у меня шумит растущая хвоя?
Кукованье кукушки отвлекло. Птица куковала и куковала. Еще в детстве в передаче «В мире животных» я слышал, как ученый, изучавший этих птиц, говорил о максимально зафиксированном количестве кукований — около 60 раз. Сейчас я слышал значительно больше. Стал считать. Насчитал 75 и бросил. После этого птица куковала еще столько же. Всего около 200 раз. Этого не могло быть.
Кукушка едва успела пропеть, как из леса вылетел поползень и, ударившись об окно зимовья, упал рядом. Возможно, разбился? – подумал я. Но стоит мне подойти, как птица взметнулась и улетела в лес прямо из-под ног. Я присел у костра и посмотрел на зимовье. По стене сначала вверх, а потом вниз пробежала какая-то совсем черная мышь. Странно какое-то дело. Не полнолуние ли всему виной? – возникла мысль. Как раз стемнело, и полная луна мертвым светом озарила лес.
Вдруг меня накрыла волна ужаса. За свою жизнь месяцами ходил один по глухим уголкам, сталкивался с медведями, жил в стае волков, но такого даже не страха, а ужаса никогда не испытывал. Он не был связан ни с чем конкретным. Просто меня объяла волна иррационального ужаса. Сидел у костра, как вдруг услышал стук топора в соседнем заброшенном зимовье. Людей здесь быть не могло. Подойдя к разрушенному дому, никого не увидел. Вернулся к своему дому, а чувство ужаса росло. Мелькнула мысль вернуться в базовый лагерь. Но идти десять километров по тайге в полной темноте в таком положении было безумием.
Я укрылся в зимовье, лёг на нары. Рядом трещала печка, освещая сквозь щели комнату. Однако чувство ужаса усилилось. Было ощущение, что я попал в ловушку. Вдруг я почувствовал, что кто-то ходит вокруг зимовья. Но выглянув в одно окно, затем в другое, никого не увидел. Стоило лечь, как сразу появилось чувство, что за окном есть кто-то. Опять взглянул – никого. Вышел наружу. Никого не было. Промучившись пару часов, я решил: от судьбы не уйдешь, будь что будет. Вернулся в дом и лёг. Потолок дома был сделан из кусков оргалита. Я поднял глаза и увидел над собой развод от протекшей через крышу воды в виде черепа. В одном месте он был как бы пробит, будто попала пуля и разлетелись куски.
Вдруг раздался ясный стук копыт по тайге, как будто лошадь скакала по твердой дороге. Но лошадей здесь не могло быть: кругом были моховые боры, а лоси так не скачут. Звука копыт быть не могло. Тем не менее стало намного легче. Я повернулся спиной к окну и сразу заснул. В два часа ночи зазвонил будильник в часах. На улице чувствовалось приближение рассвета. Волну ужаса уже как будто таяло под восходящим солнцем.
Я отправился на товк. Глухарей не оказалось. Один выдал голос, но подобраться не представлялось возможным. Ещё один пролетел над головой по неизвестной причине. При рассвете я скорее вернулся в лагерь.
Я выглядел плохо, поэтому спутник сразу спросил, что случилось. Рассказал я ему обо всем. Затем он поделился своими историями.
Поужинав и попив чай, он лег спать. Через некоторое время услышал шаги и приглушенный разговор. Посуда звонко ударилась на столе, по палатке словно кто-то провел рукой. Он окликнул, но ответа не последовало. Зарядив ружье, вылез наружу. Рядом никого не было. Так продолжалось всю ночь. До рассвета он сидел в палатке с заряженным ружьем, периодически вылезая наружу. На следующий день поехали домой.
Через неделю после возвращения я увидел подругу. Мы виделись перед отъездом, и я рассказывал о том, что собираемся на охоту. В ходе разговора я поведал ей о случившемся.
— А какого числа это было? — спросила она.
— Шестого мая.
И я услышал продолжение своей истории.
В этот день она с сыном пошли в церковь. Расставили свечки, и осталась одна лишняя в руке. Еще подумала, не везти ли ее домой? Подняла глаза и увидела сидящего на коне покровителя охотников Святого Трифона. Вот как раз друзья только на охоту поехали, поставлю Трифону свечку за них.
Вспомнился мне тот звук – стук копыт, который слышал ночью где-то далеко в тайге.
